Неточные совпадения
Посредине стада, как
большой бугор, выделялась спина огромного кабана. Он превосходил
всех своими размерами и, вероятно, имел около 250 кг веса. Стадо приближалось с каждой минутой. Теперь ясно были слышны шум сухой листвы, взбиваемой сотнями ног, треск сучьев, резкие звуки, издаваемые самцами, хрюканье свиней и визг поросят.
Ночь выпала ветреная и холодная. За недостатком дров огня
большого развести было нельзя, и потому
все зябли и почти не спали. Как я ни старался завернуться в бурку, но холодный ветер находил где-нибудь лазейку и знобил то плечо, то бок, то спину. Дрова были плохие, они трещали и бросали во
все стороны искры. У Дерсу прогорело одеяло. Сквозь дремоту я слышал, как он ругал полено, называя его по-своему — «худой люди».
Чем
больше засыпало нас снегом, тем теплее становилось в нашем импровизированном шалаше. Капанье сверху прекратилось. Снаружи доносилось завывание ветра. Точно где-то гудели гудки, звонили в колокола и отпевали покойников. Потом мне стали грезиться какие-то пляски, куда-то я медленно падал,
все ниже и ниже, и наконец погрузился в долгий и глубокий сон… Так, вероятно, мы проспали 12 часов.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали —
все куда-то исчезли. По буро-желтому фону
большими пятнами белели болота, покрытые снегом. Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли на реку и через час были на биваке.
Погода была пасмурная. Дождь шел не переставая. По обе стороны полотна железной дороги тянулись
большие кочковатые болота, залитые водой и окаймленные чахлой растительностью. В окнах мелькали отдельные деревья, телеграфные столбы, выемки.
Все это было однообразно. День тянулся долго, тоскливо. Наконец стало смеркаться. В вагоне зажгли свечи.
Когда идешь в далекое путешествие, то никогда не надо в первые дни совершать
больших переходов. Наоборот, надо идти понемногу и чаще давать отдых. Когда
все приспособятся, то люди и лошади сами пойдут скорее и без понукания.
В Уссурийском крае дожди выпадают сразу на очень
большой площади и идут с удивительным постоянством. Они захватывают сразу несколько бассейнов, иногда даже
всю область. Этим и объясняются
большие наводнения.
Около полудня мы сделали
большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он
все время почесывался. Клещи набились ему в бороду и в шею. Обобрав клещей с себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали, в чем дело, и терпеливо переносили операцию. Совсем не то лошади: они мотали головами и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их от паразитов, впившихся в губы и в веки глаз.
Если поваленные деревья невелики, их перерубают топорами, если же дорогу преграждает
большое дерево, его стесывают с боков и сверху, чтобы дать возможность перешагнуть лошадям.
Все это задерживает вьюки, и потому движение с конями по тайге всегда очень медленно.
Паначев работал молча: он по-прежнему шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было
все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно: идти по течению воды до тех пор, пока она не приведет нас к реке Улахе. На
большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить
все наши желания и просили только, чтобы не пускать лошадей на волю, дабы они не потравили полей. Они дали коням овса и наносили травы столько, что ее хватило бы до утра на отряд вдвое
больший, чем наш.
Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Моя тропа заворачивала
все больше к югу. Я перешел еще через один ручей и опять стал подыматься в гору. В одном месте я нашел чей-то бивак. Осмотрев его внимательно, я убедился, что люди здесь ночевали давно и что это, по
всей вероятности, были охотники.
Всегда надо принимать во внимание эти извилины и считать
все расстояния в полтора раза
больше, чем они показаны на картах.
Зверек этот имеет весьма
большое распространение по
всему востоку и северо-востоку Сибири.
От гнуса может быть только 2 спасения:
большие дымокуры и быстрое движение. Сидеть на месте не рекомендуется. Отдав приказ вьючить коней, я подошел к дереву, чтобы взять ружье, и не узнал его. Оно было покрыто густым серо-пепельным налетом —
все это были мошки, прилипшие к маслу. Наскоро собрав свои инструменты и не дожидаясь, когда завьючат коней, я пошел по тропинке.
В этих местах растет густой смешанный лес с преобладанием кедра. Сильно размытые берега, бурелом, нанесенный водой, рытвины, ямы, поваленные деревья и клочья сухой травы, застрявшие в кустах, —
все это свидетельствовало о недавних
больших наводнениях.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился
все гуще, тем
больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по
всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но ветви его расположены, как у лиственного дерева.
Чем выше мы поднимались, тем
больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились в капли, и затем
все стихло.
Местные китайцы называют его Сихота-Лин, а чаще
всего Лао-Лин, то есть старый перевал (в смысле «
большой, древний»).
Как и во
всех таких пещерах, в ней было много летучих мышей с
большими ушами и белых комаров-долгоножек.
Мало-помалу движения осьминога становились медленнее; по телу его начали пробегать судороги, окраска стала блекнуть, и наружу
все больше и
больше стал выступать один общий буро-красный цвет.
Когда мы подходили к фанзе, в дверях ее показался хозяин дома. Это был высокий старик, немного сутуловатый, с длинной седой бородой и с благообразными чертами лица. Достаточно было взглянуть на его одежду, дом и людские, чтобы сказать, что живет он здесь давно и с
большим достатком. Китаец приветствовал нас по-своему. В каждом движении его, в каждом жесте сквозило гостеприимство. Мы вошли в фанзу. Внутри ее было так же
все в порядке, как и снаружи. Я не раскаивался, что принял приглашение старика.
Действительно, совершенно свежие отпечатки
большой кошачьей лапы отчетливо виднелись на грязной тропинке. Когда мы шли сюда, следов на дороге не было. Я это отлично помнил, да и Дерсу не мог бы пройти их мимо. Теперь же, когда мы повернули назад и пошли навстречу отряду, появились следы: они направлялись в нашу сторону. Очевидно, зверь
все время шел за нами «по пятам».
По мере того как он вынимал свои вещи из котомки, я
все больше и
больше изумлялся.
Через 10 км нам пришлось еще раз переправляться через реку, которая разбилась на множество проток, образуя низкие острова, заросшие лесом. Слои ила, бурелом, рытвины и пригнутый к земле кустарник —
все это указывало на недавнее
большое наводнение.
Енотовидная собака обитает почти по
всему Уссурийскому краю, преимущественно же в западной и южной его частях, и держится главным образом по долинам около рек. Животное это трусливое, ведущее
большей частью ночной образ жизни, и весьма прожорливое. Его можно назвать всеядным; оно не отказывается от растительной пищи, но любимое лакомство его составляют рыбы и мыши. Если летом корма было достаточно, то зимой енотовидная собака погружается в спячку.
По мере приближения к Сихотэ-Алиню строевой лес исчезает
все больше и
больше и на смену ему выступают леса поделочного характера, и наконец в самых истоках растет исключительно замшистая и жидкая ель, лиственница и пихта.
Весь следующий день мы простояли на месте. Погода была переменная, но
больше дождливая и пасмурная. Люди стирали белье, починяли одежду и занимались чисткой оружия. Дерсу оправился окончательно, чему я несказанно радовался.
Сегодня мы устроили походную баню. Для этого была поставлена глухая двускатная палатка. Потом в стороне на кострах накалили камни, а у китайцев в
большом котле и 2 керосиновых банках согрели воды. Когда
все было готово, палатку снаружи смочили водой, внесли в нее раскаленные камни и стали поддавать пар. Получилась довольно хорошая паровая баня. Правда, в палатке было тесно и приходилось мыться по очереди. Пока одни мылись, другие калили камни.
Следующие 3 дня провели за починкой обуви. Прежде
всего я позаботился доставить продовольствие Н.А. Пальчевскому, который собирал растения в окрестностях бухты Терней. На наше счастье, в устье Тютихе мы застали
большую парусную лодку, которая шла на север. Дерсу уговорил хозяина ее, маньчжура Хэй Бат-су [Хэй-ба-тоу — черный лодочник.], зайти в бухту Терней и передать Н.А. Пальчевскому письма и 2 ящика с грузом.
Сивуч относится к отряду ластоногих и к семейству ушастых тюленей. Это довольно крупное животное и достигает 4 м длины и 3 м в обхвате около плеч при весе 680–800 кг. Он имеет маленькие ушные раковины, красивые черные глаза,
большие челюсти с сильными клыками, длинную сравнительно шею, на которой шерсть несколько длиннее, чем на
всем остальном теле, и
большие ноги (ласты) с голыми подошвами. Обыкновенно самцы в два раза
больше самок.
Медленно, нерешительно выплывала она из воды,
все выше и выше,
большая, тусклая и багровая…
Нечего делать, пришлось остановиться здесь, благо в дровах не было недостатка. Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода имела солоноватый вкус и неприятный запах. По пути я заметил на берегу моря каких-то куликов. Вместе с ними
все время летал
большой улит. Он имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и темный клюв.
Тропа, по которой мы шли, привела нас к лудеве длиной в 24 км, с 74 действующими ямами.
Большего хищничества, чем здесь, я никогда не видел. Рядом с фанзой стоял на сваях сарай, целиком набитый оленьими жилами, связанными в пачки. Судя по весу одной такой пачки, тут было собрано жил, вероятно, около 700 кг. Китайцы рассказывали, что оленьи сухожилья раза два в год отправляют во Владивосток, а оттуда в Чифу. На стенках фанзочки сушилось около сотни шкурок сивучей.
Все они принадлежали молодняку.
Во время пути я наступил на колючее дерево. Острый шип проколол обувь и вонзился в ногу. Я быстро разулся и вытащил занозу, но, должно быть, не
всю. Вероятно, кончик ее остался в ране, потому что на другой день ногу стало ломить. Я попросил Дерсу еще раз осмотреть рану, но она уже успела запухнуть по краям. Этот день я шел, зато ночью нога сильно болела. До самого рассвета я не мог сомкнуть глаз. Наутро стало ясно, что на ноге у меня образовался
большой нарыв.
По небу тянулась какая-то мгла: она сгущалась
все больше и
больше.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли, было море огня. Тут
все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым
большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
За рекой
все еще бушевало пламя. По небу вместе с дымом летели тучи искр. Огонь шел
все дальше и дальше. Одни деревья горели скорее, другие — медленнее. Я видел, как через реку перебрел кабан, затем переплыл
большой полоз Шренка; как сумасшедшая, от одного дерева к другому носилась желна, и, не умолкая, кричала кедровка. Я вторил ей своими стонами. Наконец стало смеркаться.
Дерсу советовал крепче ставить палатки и, главное, приготовить как можно
больше дров не только на ночь, но и на
весь завтрашний день. Я не стал с ним
больше спорить и пошел в лес за дровами. Через 2 часа начало смеркаться. Стрелки натаскали много дров, казалось,
больше чем нужно, но гольд не унимался, и я слышал, как он говорил китайцам...
Река Кулумбе течет по широкой заболоченной долине в направлении с востока на запад. Тропа
все время придерживается правой стороны долины. Лес, растущий в горах, исключительно хвойный, с
большим процентом кедра, в болотистых низинах много замшистого сухостоя.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись
большой опасности. Спокойнее
всех был Дерсу. Я поделился с ним своими впечатлениями.
Между тем погода начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег с земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело
большие сугробы. За день
все сильно прозябли. Наша одежда износилась и уже не защищала от холода.