В Иркутске проделали то же со мной, // Чем там Трубецкую терзали… // Байкал. Переправа — и холод такой, // Что слезы в глазах замерзали. // Потом я рассталась с кибиткой моей // (Пропала
санная дорога). // Мне жаль ее было: я плакала в ней // И думала, думала много!
Дело было в ноябре, в распутицу. Мы ехали к Якутску; путь предстоял длинный, и мы мечтали о
санной дороге. На станциях обнадеживали, что от Качуга по Лене уже ездят на санях, но пока нас немилосердно трясло по замерзшим колеям.
Я опасался распутицы: мне казалось, что реки будут в таком состоянии, что я не смогу двигаться ни на лодках, ни с нартами. Но старики-гольды говорили, что Анюй всегда раньше вскрывается в нижнем течении и что в верховьях будет хорошая
санная дорога, а по ту сторону водораздела мне придется воду добывать из прорубей.
На следующую же ночь, выехав из Качуга, мы могли улечься довольно удобно втроем, а так как по Лене действительно установилась уже
санная дорога, то мы не тряслись по ухабам и не особенно страдали от беспечного эгоизма Пушных.
— А как же… Очень ездиют. Мы и сам до Качуг в своем возке ехал. Мы думал — всюду
санной дорога. А здесь нет санной дорога. Знал бы, не ехал бы. Плохо. А ты слушай, друг! — обратился он к писарю. — Ты пиши резво. Лошади готовы, у тебэ не готово…
Неточные совпадения
Будут деньги, будут. В конце октября
санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело посматривает на
дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать рублей, за четверть овса — восемь рублей ассигнациями. На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы дыры заткнуть. Продал четвертей по пятидесяти ржи и овса, да маслица, да яиц — вот он и с деньгами.
Великое событие отъезда Ефима Андреича совершилось по последнему
санному пути. Он прощался с женой, точно ехал на медвежью охоту или на дуэль. Мало ли что
дорогой может приключиться!
Несмотря на то, что не было ни тележного, ни
санного пути, потому что снегу мало лежало на
дороге, превратившейся в мерзлые кочки грязи, родные накануне съехались в Багрово.
Крестьяне, которые «нашли ряду» и успели уехать ранее, пока лошади их езде не обессилели от изнурительной бескормицы, кое-как справлялись и на
дороге, в самом пути, отъедались сами и откармливали лошадей: эти возвращались благополучно; но которые не нашли рано работы, а тронулись тогда, когда давно уже стал
санный путь и лошади давно заморены на бескормице, — у этих все «рушилось»: лошади у них запрокидывались кверху ногами в первом раскате и «падали».
Скоро скрылась Варшава и Прага в мглистой дали. Потянулась белая однообразная
дорога.
Санный путь еще не совсем установился. Кочки и выбоины попадались на каждом шагу и награждали Суворова беспрерывными толчками. Не привыкший к продолжительной езде в крытом экипаже, он то и дело вскрикивал, но все же решил продолжать путь безостановочно, отдыхая только по ночам.