Неточные совпадения
По прибытии
в Императорскую гавань ему надлежало повидать орочских старшин и
узнать,
в бассейн какой реки выйдет экспедиция после перевала через Сихотэ-Алинь, и тогда по этой реке с запасами продовольствия итти ей навстречу.
Г. И. Невельской,
узнав, что владычество сынов Поднебесной империи не распространяется так далеко на восток, превысил данную ему инструкцию, вошел
в реку Амур, основал Николаевский пост, обращенный впоследствии
в город Николаевск, и проплыл по реке около ста километров до озера Кизи. 1 августа 1850 года он поднял русский флаг и салютовал ему из орудия. [«Подвиги русских моряков на Крайнем Востоке России
в 1849–1852 гг.» и «Морской сборник», 1878 г., №№ 3 и 4.]
В толпе на берегу я
узнал Косякова, приехавшего из селения Найхин на двух гольдских лодках, для того чтобы встретить нас и
в последний раз сделать кое-какие закупки.
Поэтому все предметы, находящиеся
в фанзе выше роста человека, так закопчены, что не всегда удается
узнать, что именно находится под слоем копоти.
Тотчас
в фанзу стали собираться и другие гольды. Они расселись на канах и молча стали ждать конца нашей трапезы, чтобы принять участие
в разговорах. Я обратил внимание на старика, седого как лунь и сгорбленного годами. От него я
узнал, что реки Дондона нет вовсе, Дондон — это название острова, селения на нем и смежной с ним протоки, а та река, по которой нам следовало итти, называется Онюй. Орочи называют ее Найхин — по имени гольдского селения при устье.
Когда гольды
узнали, что мы хотим итти по Анюю, они начали рассказывать про реку всякие страхи. Говорили о том, что плавание по ней весьма опасно вследствие быстроты течения и множества завалов. Итти к истокам они отказались наотрез, и даже такие подарки, как ружье с патронами, не могли соблазнить их на это рискованное предприятие. Далее из расспросов выяснилось, что
в нижнем течении Анюя живут гольды, а выше — удэхейцы.
Хозяин фанзы сообщил, что от старых людей он слышал, будто бы русские
в первый раз пришли со стороны моря, и никто не
знал, какие это люди и зачем они пришли на Амур, а на другой год лоца приплыли сверху и остановились около озера Кизи.
В школе мои спутники давно уже спали. Я пробрался на свое место, но не мог уснуть. Меня беспокоили сведения, сообщенные гольдами. Они
знали только стойбища своих сородичей и ничего не могли сообщить об удэхейцах, а также не
знали,
в бассейн какой реки мы попадем после перевала через Сихотэ-Алинь и скоро ли найдем туземцев по ту сторону водораздела. Наконец усталость начала брать свое, мысли стали путаться, и я незаметно погрузился
в сон.
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка.
В ней стояла женщина с острогой
в руках. Мои спутники окликнули ее. Женщина быстро оглянулась и,
узнав своих, положила острогу
в лодку. Затем она села на дно лодки и, взяв
в руки двухлопастное весло, подошла к берегу и стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
Читатель, пожалуй, и не
знает, что такое оморочка. Это маленькая лодочка, выдолбленная из тополя или тальника. Русское название «оморочка» она получила от двух слов — омо (один) и ороч (человек). Буквальный перевод, значит, будет «одночеловечка». Кроме того, русские иногда
в шутку называют ее «душегубкой». Она очень неустойчива. От одного неосторожного движения она перевертывается, и неопытный человек попадает
в воду.
В это время на реке послышались тихие всплески, и вслед за тем из темноты вынырнула женщина на оморочке. Она пристала к берегу и втащила оморочку на берег. Подойдя к огню, она подала мне две большие рыбины и пару уток, которых тоже заколола острогою. Я поблагодарил ее и обещал дать ее сыновьям ружейных патронов,
в которых, как я
узнал, они очень нуждались.
Гольды хорошо
знали реку и, где можно, сокращали путь, пользуясь протоками, иногда же, наоборот, предпочитали итти старицей, хотя она и была длиннее нового русла, но зато течение
в ней было спокойнее. Туземцы не пропускали ни одной галечниковой отмели, которые они называли «песками», и вели им счет до фанзы Дуляля, конечного пункта их плавания по Анюю.
Узнав, что
в лодках сидят лоца, мальчишки вдруг сделали испуганные лица и убежали назад.
Между прочим, здесь я
узнал, что Анюй
в верховьях течет некоторое время вдоль западного склона Сихотэ-Алиня, охватывая истоки Хора, а после принятия
в себя притока Гобилли, текущего ему навстречу, поворачивает на запад, уклоняясь то немного к северу, то к югу, и впадает
в протоку Дырен.
От гольдов я также
узнал, что сородичи их живут только по нижнему течению реки, а удэхейцы — выше, до местности Улема, а
в верхней половине Анюй совершенно необитаем.
Впоследствии я
узнал, что не только наводнение являлось причиной нашей задержки, но были и другие обстоятельства. Дело
в том, что гольды боятся Анюя и выше фанзы Тахсале никогда не заходят. Им было известно, что удэхейцы собирались спускаться на ботах вниз по реке, и они решили здесь ждать их
в Тахсале, чтобы передать нас, а самим ехать домой. Они не ошиблись
в расчетах. Действительно, 9 июля сверху пришли удэхейцы на двух лодках.
Прежде всего мне
в глаза бросился маньчжурский ясень, ствол которого легко
узнать по правильно расположенной вдоль коры трещиноватости и по ланцетовидным остроконечным листьям.
Потом я заметил большого ворона. Наподобие хищной птицы, он парил
в воздухе. Я
узнал его по мелодичному карканью. Ворон описывал спиральные круги и поднимался все выше и выше. Скоро ветви деревьев заслонили небо, и я совсем потерял его из виду.
Впоследствии я
узнал, что
в это время он мысленно перебирал всех известных ему севонов,
в образе которых злой дух мог вселиться
в человека.
Вдруг
в кустах, как раз против нашей лодки, раздался сильный шум. Таинственное животное, все время следившее за нами, бросилось
в чащу. Испугалось ли оно, увидев людей, или почуяло оленя, не
знаю. Изюбр шарахнулся из воды, и
в это время Чжан-Бао спустил курок ружья. Грохот выстрела покрыл все другие звуки, и сквозь отголосок эха мы все трое ясно услышали тоскливый крик оленя, чей-то яростный храп и удаляющийся треск сучьев. С песчаной отмели сорвались кулички и с жалобным писком стали летать над протокой.
Напрасно я всматривался
в лес, стараясь
узнать, с кем имею дело, но чаща была так непроницаема и туман так густ, что даже стволов больших деревьев не было видно.
Они живут
в горах, вдали от людей, не едят ни хлеба, ни мяса, а питаются только растением «Ли-чжен-цау», которое можно
узнать только
в лунные ночи по тому, как на нем располагаются капли росы.
На другой день
узнали, что к утру его видели
в расстоянии 200 ли от поселка
в другой фанзе, где он неожиданно появился и так же таинственно исчез.
Нам все время хотелось есть, и мы жадно набрасывались на пищу, но каждый раз после еды появлялось головокружение и тошнота. Всю ночь напролет мы лежали у огня, страдая приступами болезни. Когда рассвело, я не
узнал своих спутников. У всех нас оказались распухшие лица и ноги. Пересилив себя, я еле добрался до лодки. Солнечный восход застал нас уже
в дороге.
От новых знакомых я
узнал, что
в конторе концессии имеются для нас письма и деньги, а
в складах хранятся ящики с одеждой, продовольствием и научным снаряжением, высланным из Владивостока.
На другой день я встал чуть свет. Майданов лежал на кровати одетый и мирно спал. Потом я
узнал, что ночью он дважды подымался к фонарю, ходил к сирене, был на берегу и долго смотрел
в море. Под утро он заснул.
В это время
в «каюту» вошел матрос. Я хотел было сказать ему, чтобы он не будил смотрителя, но тот предупредил меня и громко доложил...
Вечером я пригласил к себе
в палатку Чочо и
узнал от него, много интересного.
Пушки, которые они называли «сагды чикта мяоцани» (большое медное ружье), и все ценное русские закопали
в землю, но где — никто не
знает.
Из его слов я
узнал, что он живет на реке Копи и
в Императорскую гавань пришел нарочно, когда услышал о нашем прибытии и
узнал, что на реке Хади Чочо Бизанка собирает всех людей, но опоздал.
Он
знает, какая завтра будет погода, какое будет волнение, какой подует ветер и можно ли выходить
в море.
Один из обломков привлек наше общее внимание.
В нем было больше отверстий, чем древесины. Я
узнал ажурную работу древоточца. Это была красивая и оригинальная вещица, достойная быть помещенной
в музей.
На Аку мы застали одну семью орочей. Они тоже недавно прибыли с Копи и жили
в палатке. Когда выяснилось, что дальше нам плыть не удастся, я позвал Савушку и вместе с ним отправился к орочскому жилищу. Привязанные на цепь собаки встретили нас злобным лаем. Из палатки поспешно выбежал человек. Это был пожилой мужчина с окладистой бородой.
Узнав Савушку, он прикрикнул на собак и, приподняв полу палатки, предложил нам войти
в нее. Я нагнулся и прошел вперед.
По прибытии
в Иркутск Гроссевич
узнал, что весной он должен отправитьея на Амур, затем подняться вверх по Уссури до озера Ханка, а оттуда
в пост Владивосток и явиться на шхуну «Восток», которой тогда командовал штурман Бабкин.
Как только солнце пригрело землю и деревья стали одеваться листвой, молодой Гроссевич, запасшись всем необходимым, отбыл
в командировку. Путешествие до поста Владивостока он совершил благополучно. Во Владивостоке местное начальство назначило
в его распоряжение двух солдат от местной команды. Тут Гроссевич
узнал, что вдоль берега ему придется итти пешком, а все имущество его и продовольствие будут перевозить на лодке, которую он должен был раздобыть сам.
Безотчетно, сам не
зная почему, он пошел дальше к северо-востоку
в том направлении,
в каком вел работы.
Гроссевич полагал, что он
в плену, и не
знал, ухудшает или улучшает это его положение.
Некоторым это удается: так, есть люди,
в которых можно
узнать обезьяну,
в других лису, черепаху, какую-нибудь птицу или паука.
Оказалось, что удэхейцы разошлись. Услышав звуки топоров и увидев зарево огня на берегу моря, местные удэхейцы пошли на разведку. Подойдя почти вплотную к нам, они стали наблюдать. Убедившись, что они имеют дело с людьми, которые их не обидят, удэхейцы вышли из засады. Вскоре явились и наши провожатые. Они нашли юрту и
в ней женщину.
Узнав, что мужчины отправились на разведку, они позвали ее с собой и пошли прямо на бивак.
Здесь я
узнал, что вверх по реке
в 5 километрах от моря есть деревянный домик, который называется фанзой Кивета.
Мы
знаем случай, когда семья солонов пришла через Сихотэ-Алинь на реку Тахобе, где я и застал их
в 1907 году.
Минут через двадцать мы снова взбирались на мыс Суфрен. По пути я стал расспрашивать Чжан-Бао о чудесном дереве. Он шел некоторое время молча, но затем стал говорить о том, что китайцы много
знают таких вещей, которые не известны русским.
В тоне его речи слышалась убежденность
в своем превосходстве над спутником, которому волею судеб не дано этих знаний.
В этот день дальше мы не пошли. Вечером я записывал
в свой дневник много интересного. От удэхейцев я
узнал, что выше есть еще два стойбища, Курнау и Элацзаво, а затем начинается пустынная область. Один из удэхейцев, Ваника Камедичи, ножом на куске бересты начертил мне реку Самаргу со всеми притоками. Когда я впоследствии сличил ее со своими съемками, то был поражен, до какой степени она была верно составлена и как правильно выдержан всюду один и тот же масштаб.
— Гы байта (худо, грех), — отвечал он мне и при этом добавил, что они никогда такое сонное животное не бьют. Каждый охотник
знает, что всякого зверя сперва надо разбудить криком или бросить
в него камень и стрелять только тогда, когда он подымется со своей лежки. Это закон, который нельзя нарушать. Человек, не соблюдающий его, рано или поздно поплатится жизнью.
Я возвратился
в юрту и сказал Миону, что не заметил ничего подозрительного. На это он мне ответил, что хотя я и не видел и ничего не слышал, но все-таки тигр был поблизости. Все люди
знают, что если человек вдруг испугался без всякой видимой причины, значит страшный зверь подошел к его жилищу.
Мужчины все ушли на охоту, дома остались старики, женщины и дети. Выбрав одну из фанз побольше, я постучался
в дверь. Из нее вышли две женщины.
Узнав, что мы пришли издалека, они пригласили нас к себе и стали помогать распрягать собак.
Удэхейцы прикрыли его снегом и по сторонам выставили два кола со стружками, чтобы дать
знать проходящим людям, что место это запретное, а сами отошли немного ниже по течению, где я и застал их всех
в сборе.
Взволнованный, я сел на бурелом и не
знал, что делать. Винтовка удэхейца была у меня еще
в руках.
В сердцах я швырнул ее, как палку,
в кусты. Когда удэхеец
узнал, что все три ружья дали осечки, он пришел
в неописуемое волнение. Я стал ругать его берданку, но у него на этот счет были свои соображения.
Тигр
в его глазах стал еще более священным животным. Он все может: под его взглядом и ружья перестают стрелять. Он
знает это и потому спокойно смотрит на приближающихся двуногих врагов. Разве можно на такого зверя охотиться? Эти рассуждения казались удэхейцу столь резонными, что, не говоря больше ни слова, он поднял свою винтовку, сдунул с затвора снег и молча отправился по лыжнице назад
в свою юрту, а мы сели на колодину и стали обсуждать, что делать дальше.
Снаружи бог
знает что творилось. Была абсолютная тьма. Ветер чуть было не опрокинул меня с ног, словно кто нарочно бросал горстями снег
в лицо. Лес гудел, и
в ропоте его слышались недовольство, жалобы и угроза. Через минуту я освоился с мраком и кое-как огляделся.
Все большие притоки Анюя находятся
в верхнем его течении. Если итти вверх по течению, то первой рекой, впадающей
в него с левой стороны, как мы уже
знаем, будет река Тормасунь, потом
в двух днях пути от нее — река Гобилли. Затем
в половине дня расстояния с левой же стороны две реки — Малая и Большая Поди, а за ними
в четырех километрах — река Дынми. По ней я и наметил путь на реку Допи, впадающую
в бухту Андреева.