Неточные совпадения
Из Владивостока Н. М. Пржевальский
пошел по побережью
моря на реку Сучан, реку Судзухе и далее к посту Ольги и к заливу Владимира.
Самое устье Тумнина узкое. Огромное количество воды, выносимое рекою, не может вместиться в него. С берега видно, как сильная струя пресной воды далеко врезается в
море, и кажется, будто там еще течет Тумнин. Навстречу ему
идут волны, темные, с острыми гребнями. Они вздымаются все выше и выше, но, столкнувшись со стремительным течением реки, сразу превращаются в пенистые буруны.
Когда мы вышли из реки Улике, течение подхватило нашу лодку и понесло ее в
море. Навстречу
шли большие волны, увенчанные белыми гребнями: одна другой выше, одна другой страшнее.
Перед сумерками мы с Майдановым сели за стол, в это время в помещение вошел матрос и доложил, что с
моря идет густой туман.
C 10 сентября мы стали собираться: собранные коллекции этикетировались и укладывались в ящики для хранения их на зиму, отбиралось необходимое для осеннего пути
морем, люди шили палатки, снаряжали обувь, переводчик
пошел нанимать у орочей лодки.
Накрапывающий дождь заставил меня вернуться в палатку. К вечеру опять разыгралась буря. Опять
пошел сильный дождь. Успел ли Карпушка обогнуть Маячный мыс?
Море бушевало всю ночь…
Отдыхать нам пришлось недолго. Северо-восточная часть
моря начала темнеть,
шел ветер «Нунэла», который в это время года всегда бывает очень резким.
В первый день я
пошел по берегу
моря вместе с Карпушкой и Чжан-Бао.
На обратном пути мы разговорились о страшных бурях на
море, которые северные китайцы называют «Дафын», а южные — «Тайфун». Обыкновенно они зарождаются в Южно-Китайском
море,
идут по кривой через южные Японские острова, иногда захватывают Корею и Владивосток и редко заходят к острову Сахалину и в Охотское
море. Ураганы эти ужасны: они разрушают города, топят суда и всегда сопровождаются человеческими жертвами.
Снаружи завывала буря, дождь, по-видимому,
шел полосами и хлестал по стенам примитивного жилища. Я хотел было еще расспросить Карпушку о дороге вдоль берега
моря, но он рано завалился спать, его примеру последовали и мои спутники.
Я думал, что на другой день мы рано поедем дальше. Однако Игнатий советовал обождать восхода солнца. Приметы были какие-то неопределенные: одни облака
шли на восток, другие — им навстречу, иные казались неподвижными; по
морю кое-где кружились вихри.
Мы передохнули немного, затем надели свои котомки и
пошли по самому берегу, имея с правой стороны скалистые обрывы высотою до 300 и 400 метров и слева
море.
Ночью небо заволокло тучами и
пошел сильный дождь, а к утру ударил мороз. Вода, выпавшая на землю, тотчас замерзла. Плавник и камни на берегу
моря, трава на лугах и сухая листва в лесу — все покрылось ледяною корою. Люди сбились в юрту и грелись у огня. Ветер был неровный, порывистый. Он срывал корье с крыши и завевал дым обратно в помещение. У меня и моих спутников разболелись глаза.
Оказалось, что удэхейцы разошлись. Услышав звуки топоров и увидев зарево огня на берегу
моря, местные удэхейцы
пошли на разведку. Подойдя почти вплотную к нам, они стали наблюдать. Убедившись, что они имеют дело с людьми, которые их не обидят, удэхейцы вышли из засады. Вскоре явились и наши провожатые. Они нашли юрту и в ней женщину. Узнав, что мужчины отправились на разведку, они позвали ее с собой и
пошли прямо на бивак.
Дней через десять я решил предпринять еще одну экскурсию по речке Токто, впадающей в Самаргу с левой стороны, в 24 километрах от устья. Я намеревался выйти на реку Укумига и от нее через второй перевал выйти на реку Адими, впадающую в
море около мыса Суфрен. На этот раз со мной
пошли Ноздрин, удэхеец Дилюнга и Чжан-Бао. Наше походное и бивачное снаряжение состояло из ружей, топора, двух полотнищ палаток и продовольствия по расчету на пять суток.
Дальнейший наш путь
шел к верховью Анюя и по реке Копи к
морю.
Неточные совпадения
И
море разливанное //
Пойдет, щедрее барского // Ребяток угостят.
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов в
море гнал, // Как
шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны
море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки.
Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
«Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок, — только вашему благородию не понравится; там нечисто!» Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему
идти вперед, и после долгого странствовия по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу
моря.
Бывало, пушка зоревая // Лишь только грянет с корабля, // С крутого берега сбегая, // Уж к
морю отправляюсь я. // Потом за трубкой раскаленной, // Волной соленой оживленный, // Как мусульман в своем раю, // С восточной гущей кофе пью. //
Иду гулять. Уж благосклонный // Открыт Casino; чашек звон // Там раздается; на балкон // Маркёр выходит полусонный // С метлой в руках, и у крыльца // Уже сошлися два купца.