Неточные совпадения
Но у генерала, на которого она так походила, при всех его достоинствах, не
было никаких талантов, — Линочка же вся
была прожжена, как
огнем, яркой и смелой талантливостью.
И как
было все это время: острая, как нож, ненависть столкнулась с чем-то невыносимо похожим на любовь, вспыхнул свет сокровеннейшего понимания, загорелись и побежали вдаль кроваво-праздничные
огни.
Небо между голыми сучьями
было золотисто-желтое и скорей походило на осеннее; и хотя все лица, обращенные к закату, отсвечивали теплым золотом и
были красивы какой-то новой красотой, — улыбающееся лицо Колесникова резко выделялось неожиданной прозрачностью и как бы внутренним светом. Черная борода лежала как приклеенная, и даже несчастная велосипедная шапочка не так смущала глаз: и на нее пала крупица красоты от небесных
огней.
— Зверь я, Саша. Пока с людьми, так, того-этого, соблюдаю манеры, а попаду в лес, ну и ассимилируюсь, вернусь в первобытное состояние. На меня и темнота действует того — этого, очень подозрительно. Да как же и не действовать? У нас только в городах по ночам
огонь, а по всей России темнота, либо спят люди, либо если уж выходят, то не за добром. Когда
будет моя воля, все деревни, того-этого, велю осветить электричеством!
— Смотри, Саша! Ну не сразу ли видно, что рабий
огонь. Воззрился в темноту, а сам, того-этого, дрожит и мигает, как подлец. Нет,
будь ему пусто, пойду напугаю его. Много, думаешь, ему нужно? Попрошу воды, а он уж и готов…
Носился по путям с тревожными свистками паровоз; и так странно
было, что машина так же может
быть испугана, может метаться, кричать и звать на помощь, как и человек. Дохнув тяжестью железа и
огня, паровоз пробежал мимо и вмешался в пестроту стрелочных фонариков и семафоров, жалобно взывая.
За короткое время, не больше как за месяц, шайка Жегулева совершила ряд удачных грабежей и нападений:
была ограблена почта, убит ямщик и два стражника; потом троицкое волостное правление, причем сами уже мужики, не участвовавшие в шайке, насмерть забили старшину и подожгли правление, хотя поджог грозил явной опасностью самому селу; да так и вышло: полсела под пеньки да под трубы подчистил
огонь.
И странно
было то, что среди всей этой сумятицы, от которой кругом шла голова, крови и
огня, спокойно шла обычная жизнь, брались недоимки, торговал лавочник, и мужики, вчера только гревшиеся у лесного костра, сегодня ехали в город на базар и привозили домой бублики.
Ответа не
было, и, закрыв на мгновение красный глаз
огня, Жучок ушел.
— Так-с, теперь и Страшный суд не надо! Для Сашеньки с Петенькой, может
быть, и Бога не надо? Нет-с, ваш Сашенька зверь, и больше ничего! Вы читали, нет, вы читали, что этот самый Сашка Жегулев на днях помещика пытал, на
огне, подлец, жег подошвы, допытывался денег. Это как вы назовете?
Так же отдает деньги бедным, — такая идет о нем молва, — так же наказывает угнетателей и мстит
огнем, а
есть он в то же время истинный разбойник, грабитель, дурной и скверный человек.
Осень
была, в общем, погожая, а им казалось, что царит непрестанный холод и ненастье: при дожде, без
огня, прели в сырости, утомлялись мокротою, дышали паром; не
было дождя — от страха не разводили
огня и осеннюю долгую ночь дрожали в ознобе.
В те долгие ночи, когда все дрожали в мучительном ознобе, он подробно и строго обдумывал план: конечно, ни в дом он не войдет, ни на глаза он не покажется, но, подкравшись к самым окнам, в темноте осеннего вечера, увидит мать и Линочку и
будет смотреть на них до тех пор, пока не лягут спать и не потушат
огонь.
Весь день и всю ночь до рассвета вспыхивала землянка
огнями выстрелов, трещала, как сырой хворост на
огне. Стреляли из землянки и залпами и в одиночку, на страшный выбор: уже много
было убитых и раненых, и сам пристав, командовавший отрядом, получил легкую рану в плечо. Залпами и в одиночку стреляли и в землянку, и все казалось, что промахиваются, и нельзя
было понять, сколько там людей. Потом, на рассвете, сразу все смолкло в землянке и долго молчало, не отвечая ни на выстрелы, ни на предложение сдаться.
Спали обе женщины в одной комнате, и мать никогда не узнала, каким это
было ужасом для измученной, в своем
огне горевшей Линочки.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам
огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Да тут беда подсунулась: // Абрам Гордеич Ситников, // Господский управляющий, // Стал крепко докучать: // «Ты писаная кралечка, // Ты наливная ягодка…» // — Отстань, бесстыдник! ягодка, // Да бору не того! — // Укланяла золовушку, // Сама нейду на барщину, // Так в избу прикатит! // В сарае, в риге спрячуся — // Свекровь оттуда вытащит: // «Эй, не шути с
огнем!» // — Гони его, родимая, // По шее! — «А не хочешь ты // Солдаткой
быть?» Я к дедушке: // «Что делать? Научи!»
Вдруг песня хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком,
поют, //
Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
То
было холодно, // Теперь
огнем горю!
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте,
ешьте и
пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с
огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!