Она уже просила при последнем свидании своего защитника, чтобы он достал ей яду, но вдруг спохватилась: а если он и
другие подумают, что это она из рисовки или из трусости, и вместо того, чтобы умереть скромно и незаметно, наделает шуму еще больше? И торопливо добавила...
Неточные совпадения
Быстро взглядывали, ловили на лету какое-нибудь слово, более интересное, чем
другие, — и снова продолжали
думать, с того же места, на каком остановилась мысли.
Как во всю жизнь свою Таня Ковальчук
думала только о
других и никогда о себе, так и теперь только за
других мучилась она и тосковала сильно. Смерть она представляла себе постольку, поскольку предстоит она, как нечто мучительное, для Сережи Головина, для Муси, для
других, — ее же самой она как бы не касалась совсем.
Так утром радостно
думает человек о доме своих
друзей, куда войдет он вечером с приветом на смеющихся устах.
После ареста он было загрустил: сделано нехорошо, провалились, но
подумал: «Есть теперь
другое, что нужно сделать хорошо, — умереть», — и развеселился.
Но скоро тело привыкло и к этому режиму, и страх смерти появился снова, — правда, не такой острый, не такой огневый, но еще более нудный, похожий на тошноту. «Это оттого, что тянут долго, —
подумал Сергей, — хорошо бы все это время, до казни, проспать», — и старался как можно дольше спать. Вначале удавалось, но потом, оттого ли, что переспал он, или по
другой причине, появилась бессонница. И с нею пришли острые, зоркие мысли, а с ними и тоска о жизни.
Какими тайными путями пришел он от чувства гордой и безграничной свободы к этой нежной и страстной жалости? Он не знал и не
думал об этом. И жалел ли он их, своих милых товарищей, или что-то
другое, еще более высокое и страстное таили в себе его слезы, — не знало и этого его вдруг воскресшее, зазеленевшее сердце. Плакал и шептал...
Все рассмеялись. В общении
друг с
другом черпая крепость и силу, постепенно становились они такими, как прежде, но не замечали и этого,
думали, что все одни и те же. Вдруг Вернер оборвал смех и с чрезвычайною серьезностью сказал Сергею...
Я не привыкла к богатству — мне самой оно не нужно, — зачем же я стану искать его только потому, что
другие думают, что оно всякому приятно и, стало быть, должно быть приятно мне?
— Слышите: стомаха — то, это желудок называется, а не то, что мы думали. А мы совсем ведь что
другое думали, — пояснила она, обратясь к Розанову.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я
думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и
другим тоже. Вот новости!
Хлестаков. Нет, вы этого не
думайте: я не беру совсем никаких взяток. Вот если бы вы, например, предложили мне взаймы рублей триста — ну, тогда совсем дело
другое: взаймы я могу взять.
Городничий. О, уж там наговорят! Я
думаю, поди только да послушай — и уши потом заткнешь. (Обращаясь к Осипу.)Ну,
друг…
Глядишь да
думаешь: // «Куда ты,
друг единственный?