Екатерина Ивановна. Почему с Алешей? — у вас опять какие-то гадкие мысли. Ну, разочек, ну, дружески… не хотите? Ну, скорее, а то сейчас муж придет (делая страшные глаза) — му-у-ж! (Коромыслов молчит.) Ага, — мужа испугались! А вдруг я
скажу Горе, и он вызовет вас на дуэль, что вы тогда — ага, страшно? Я шучу, — он стрелять не умеет. Ну, нате, руку целуйте, если губки не хотите… Что, и руку не хотите? — Господи, как рассердился! Завтра я к вам приеду.
Неточные совпадения
Ментиков. Я и молчал, но, Катя… Екатерина Ивановна! Когда я услыхал, вы мне
сказали, что хотите произвести ту ужасную операцию… в клиниках… и наш ребенок, наше невинное дитя… я всю ночь тогда не спал, я буквально волосы рвал от
горя… Я буквально… был в отчаянии, а вы хотите, чтобы я не плакал, когда даже самое жестокое сердце…
Екатерина Ивановна. Вот тебе пепельница… а спички? (Хочет подать пепельницу, но раздумывает и подает другую.)
Горя,
скажи мне, отчего я стала такая? Ты сейчас спрашиваешь: сегодня? — а я думаю, что нужно
сказать: нет, — и вдруг мне так захотелось
сказать: да!
Екатерина Ивановна. Другому?
Горя,
скажи мне… ты совсем простил меня? Нет, не то,
Горя,
скажи мне, отчего я так… волнуюсь? Нет, совсем особенно. Смотри,
Горя! (Становится перед ним, закидывая руки назад, вытянувшись, как для полета или падения в пропасть.) Смотри,
Горя, отчего? Вот я стою, и мне хочется… броситься на тебя — и обнять, душить и…
Горя!
Екатерина Ивановна. Послушайте, а если я все это шучу? (Делая вид, что плачет.) Какой злой, ничему не верит, даже до двери проводить не хочет. Злой! Прощайте, злюка! (Уже открыв дверь.) Послушайте, на минутку… Правда, что я похожа на вакханку? — нет, нет, я не то хотела. Уговорите
Горю… как вы это
сказали? — пристрелить меня. Или, может быть, вы сами?
— Ведь если я пойду в пустыню и крикну зверям: звери, вы слышали, во сколько оценили люди своего Иисуса, что сделают звери? Они вылезут из логовищ, они завоют от гнева, они забудут свой страх перед человеком и все придут сюда, чтобы сожрать вас! Если я скажу морю: море, ты знаешь, во сколько люди оценили своего Иисуса? Если я
скажу горам: горы, вы знаете, во сколько люди оценили Иисуса? И море и горы оставят свои места, определенные извека, и придут сюда, и упадут на головы ваши!
Доказательства бытия Божия вообще уже самым появлением своим свидетельствуют о наступлении кризиса в религиозном сознании, когда по тем либо иным причинам иссякают или затягиваются песком источники религиозного вдохновения, непосредственно сознающего себя и откровением, но та вера, которая призывается
сказать горе: «двинься в море» [«Иисус же сказал им в ответ:…если будете иметь веру и не усомнитесь… то… если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф. 21:21).], не имеет, кажется, ровно никакого отношения к доказательствам.
Мы их уловим на его же словах: он говорил, что кто будет верить, как он учил, то такой человек если
скажет горе: «сдвинься», то будто гора тронется с места и бросится в воду.
Ибо истинно говорю вам: если кто
скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море и не усумнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, будет ему, что ни скажет.
Неточные совпадения
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад тому пять лет была ассигнована сумма, то не позабыть
сказать, что начала строиться, но
сгорела.
Не
скажешь, что тут
горит, что плачет, что страдает; тут все
горит, все плачет, все страдает…
— Трусы! — процедил сквозь зубы Бородавкин, но явно
сказать это затруднился и вынужден был отступить от
горы с уроном.
Скажем только, что два дня
горел город, и в это время без остатка
сгорели две слободы: Болотная и Негодница, названная так потому, что там жили солдатки, промышлявшие зазорным ремеслом.
«Да, вот он!»
сказала она, взглянув на карточку Вронского, и вдруг вспомнила, кто был причиной ее теперешнего
горя.