«Добро! — думал он про себя, — дайте срок, государи, дайте срок!» И побледневшие губы его
кривились в улыбку, и в сердце, ужо раздраженное сыновним побегом, медленно созревало надежное мщение неосторожным оскорбителям.
Но вот в гостиной часы бьют два. Семейный совет кончен. Полковник, чтобы не видеть человека, испортившего ему столько кропи, идет из кабинета не в залу, а через переднюю… Иван Маркович входит в залу… Он взволнован и радостно потирает руки. Его заплаканные глаза глядят весело и рот
кривится в улыбку.
Теперь никогда, прощаясь, он не сговаривался с нею о новой встрече. И каждый раз у нее было впечатление, что он уходит навсегда. Никогда уже больше он не звал ее к себе, и она не смела к нему прийти. А через неделю, через две он неожиданно приходил к ней, надменные губы
кривились в улыбку. И с пронзающей душу болью Лелька догадывалась, что он просто не выдержал, — пришел, а в душе презирает себя за это.
Неточные совпадения
— Здравствуйте! — отвечал он, и его левая щека опять
скривилась в ту же странную
улыбку.
Француженка еще раз покликала Долинского, он тупо взглянул на нее, и его левая щека
скривилась в какую-то особенную кислую
улыбку. Старуха испугалась и выбежала.
— Спасибо, — говорит Саша и еще раз повторяет: — Спасибо! Ну, а скажи, как ты думаешь, ты хорошо знала генерала… — Губы Саши
кривятся в веселую, не к случаю,
улыбку. — Ведь наш генерал-то был бы теперь, пожалуй, губернатором и тоже бы вешал… Как ты думаешь, мама?
Усмехнулся ли он спьяна своею скверною длинною
улыбкой, или у него
скривилось что-то
в лице, — Вельчанинов не мог разобрать, но мгновение спустя Павел Павлович поднял с усилием свою дрожавшую правую руку, чтоб перекреститься; крест, однако ж, не сложился, и дрожавшая рука опустилась.
Являлся механик Павел Солнцев, чахоточный человек лет тридцати. Левый бок у него был перебит
в драке, лицо, желтое и острое, как у лисицы,
кривилось в ехидную
улыбку. Тонкие губы открывали два ряда черных, разрушенных болезнью зубов, лохмотья на его узких и костлявых плечах болтались, как на вешалке. Его прозвали Объедок. Он промышлял торговлей мочальными щетками собственной фабрикации и вениками из какой-то особенной травы, очень удобными для чистки платья.