Неточные совпадения
Теперь Я человек, как и ты. Ограниченное чувство Моего бытия Я почитаю Моим знанием и уже с уважением касаюсь собственного носа, когда к тому понуждает надобность: это не просто нос — это аксиома! Теперь Я сам бьющаяся кукла на театре марионеток, Моя фарфоровая головка поворачивается вправо и влево, мои руки треплются вверх и вниз, Я весел, Я
играю, Я все знаю… кроме того: чья рука дергает Меня за нитку? А вдали чернеет мусорный
ящик, и оттуда торчат две маленькие ножки
в бальных туфельках…
Неточные совпадения
— Нет, ты фон Зон. Ваше преподобие, знаете вы, что такое фон Зон? Процесс такой уголовный был: его убили
в блудилище — так, кажется, у вас сии места именуются, — убили и ограбили и, несмотря на его почтенные лета, вколотили
в ящик, закупорили и из Петербурга
в Москву отослали
в багажном вагоне, за нумером. А когда заколачивали, то блудные плясавицы пели песни и
играли на гуслях, то есть на фортоплясах. Так вот это тот самый фон Зон и есть. Он из мертвых воскрес, так ли, фон Зон?
Вчера, по инструкции, я вынул фортепиано из
ящика —
в субботу оно будет поставлено на место, а
в среду будет открытие — знай, что 18 февраля Аннушка на нем
играет.
В тот же вечер, часов около одиннадцати, она искусно навела
в разговоре нотариуса на то, чтобы он показал ей его несгораемый
ящик,
играя на его своеобразном денежном честолюбии. Быстро скользнув глазами по полкам и по выдвижным
ящикам, Тамара отвернулась с ловко сделанным зевком и сказала:
В большой комнате казармы было пропасть народа: морские, артиллерийские и пехотные офицеры. Одни спали, другие разговаривали, сидя на каком-то
ящике и лафете крепостной пушки; третьи, составляя самую большую и шумную группу за сводом, сидели на полу, на двух разостланных бурках, пили портер и
играли в карты.
Подавали на стол, к чаю, красное крымское вино, тартинки с маслом и сыром, сладкие сухари.
Играл на пианино все тот же маленький, рыжеватый, веселый Панков из консерватории, давно сохнувший по младшей дочке Любе, а когда его не было, то заводили механический музыкальный
ящик «Монопан» и плясали под него.
В то время не было ни одного дома
в Москве, где бы не танцевали при всяком удобном случае, до полной усталости.