Он презрительно махнул рукой и заходил по ковру, как рассерженный капитан по палубе своего корабля. Я с почтением глядел на его тяжелую взрывчатую голову и сверкающие глаза: только впервые мне ясно представилось, сколько сатанинского честолюбия таил в себе этот странный господин. «А мы!» Мой
взгляд был замечен Магнусом и вызвал гневный окрик...
Неточные совпадения
Вначале это
было слабо мерцающим огоньком, который «зовет усталого путника». Вблизи это
было маленьким уединенным домиком, еле сквозившим белыми стенами сквозь чащу высоких черных кипарисов и еще чего-то. Только в одном окне
был свет, остальные закрыты ставнями. Каменная ограда, железная решетка, крепкие двери. И — молчание. На первый
взгляд это
было подозрительное что-то. Стучал Топпи — молчание. Долго стучал Я — молчание. И наконец суровый голос из-за железной двери спросил...
Он впервые поднял свои темные, почти без блеска, большие и мрачные глаза и внимательно, как диковинку в музее, с ног до головы осмотрел Меня и Топпи. Это
был наглый и неприличный
взгляд, и Я поднялся с места.
Я снова почувствовал в своем зрачке всепроникающий
взгляд Ее очей — и буфетчик в баре не открывает так быстро коробку с консервами, как снова Я
был вскрыт, разложен на тарелке и предложен вниманию всей публики, наполнявшей улицу.
Оно
было в вашем голосе, оно нечеловеческим
взглядом смотрело из ваших глаз, и не раз меня охватывал страх… страх, сударь! — когда я проникал глубже в эту непонятную пустоту ваших зрачков.
И Я глядел на них глазами орла, и даже кивком не хотела почтить их стонущего крика моя мудрая златовенчанная голова: они появлялись и исчезали, они шли бесконечно — и бесконечно
было равнодушие моего цезарского
взгляда.
Магнус остановил на мне долгий
взгляд: что-то вроде страдания выразилось в его глазах. Но это не
было страдание совести или жалости — это
была боль взрослого и умного человека, мысли которого перебиты глупым вопросом ребенка.
Итак: я наклонился над рукой Марии. Но возглас Магнуса
был так неожиданен и странен, в хриплом голосе его звучала такая повелительность и даже страх, что нельзя
было не подчиниться! Но я не понял и с недоумением поднял голову, все еще держа руку Марии в своей, и вопросительно взглянул на Магнуса. Он дышал тяжело — как будто уже видел падение в пропасть — и на мой вопросительный
взгляд тихо, слегка задыхаясь, ответил...
— При всех твоих странностях, ты порядочный человек, Вандергуд. Я тебя ограбил (он так сказал!), но я не могу дальше позволять, чтобы ты целовал руку у… этой женщины. Слушай! Слушай! Я уже сказал тебе, что ты должен сразу и немедленно переменить твой
взгляд на людей. Это очень трудно, я сочувствую тебе, но это необходимо, дружище. Слушай, слушай! Ты
был введен мною в заблуждение: Мария — не дочь мне… вообще у меня нет детей. И… не Мадонна. Она — моя любовница и
была ею до вчерашней ночи…
— Боже мой, Боже мой! — простонал Топпи и закрыл лицо руками. Я быстро взглянул в глаза Магнусу — и надолго застыл в страшном очаровании этого
взгляда. Его лицо еще смеялось, эту бледную маску еще корчило подобие веселого смеха, но глаза
были неподвижны и тусклы. Обращенные на меня, они смотрели куда-то дальше и
были ужасны своим выражением темного и пустого бешенства: так гневаться и так грозить мог бы только череп своими пустыми орбитами.
Что Любаша не такова, какой она себя показывала, Самгин убедился в этом, присутствуя при встрече ее с Диомидовым. Как всегда, Диомидов пришел внезапно и тихо, точно из стены вылез. Волосы его были обриты и обнаружили острый череп со стесанным затылком, большие серые уши без мочек. У него опухло лицо, выкатились глаза, белки их пожелтели, а
взгляд был тоскливый и невидящий.
Чем важнее, сложнее был вопрос, чем внимательнее он поверял его ей, тем долее и пристальнее останавливался на нем ее признательный взгляд, тем этот
взгляд был теплее, глубже, сердечнее.
Неточные совпадения
Есть указания, которые заставляют думать, что аскетизм Грустилова
был совсем не так суров, как это можно предполагать с первого
взгляда.
Квартальные не поняли; но во
взгляде градоначальника
было нечто до такой степени устраняющее всякую возможность уклониться от объяснения, что они решились отвечать, даже не понимая вопроса.
Конечно, с первого
взгляда может показаться странным, что Бородавкин девять дней сряду кружит по выгону; но не должно забывать, во-первых, что ему незачем
было торопиться, так как можно
было заранее предсказать, что предприятие его во всяком случае окончится успехом, и, во-вторых, что всякий администратор охотно прибегает к эволюциям, дабы поразить воображение обывателей.
Обыватели, а в особенности подлый народ, великие до сего охотники; но при этом необходимо, чтобы градоначальник
был в мундире и имел открытую физиономию и благосклонный
взгляд.
Как ни запуганы
были умы, но потребность освободить душу от обязанности вникать в таинственный смысл выражения"курицын сын"
была настолько сильна, что изменила и самый
взгляд на значение Угрюм-Бурчеева.