И Сазонка, чувствуя, что это именно то, чего не хватало ему для полного спокойствия, почтительно охватил тонкие пальчики своей здоровенной лапищей, подержал их и со вздохом отпустил. Было что-то печальное и загадочное в прикосновении тонких горячих пальчиков: как будто Сениста был не только равным всем людям на свете, но и выше
всех и всех свободнее, и происходило это от того, что принадлежал он теперь неведомому, но грозному и могучему хозяину. Теперь его можно было назвать Семеном Ерофеевичем.
Неточные совпадения
Так, его
все время тянуло называть Сенисту по имени
и отчеству — Семеном Ерофеевичем, что было отчаянно нелепо: Сениста был мальчишка-подмастерье, а Сазонка был солидным мастером
и пьяницей
и Сазонкой звался только по привычке.
Но вместе с сознанием, что он может теперь уйти каждую минуту, в сердце Сазонки вошла острая жалость к большеголовому Сенисте. К жалости призывала
вся необычная обстановка: тесный ряд кроватей с бледными, хмурыми людьми; воздух, до последней частицы испорченный запахом лекарств
и испарениями больного человеческого тела; чувство собственной силы
и здоровья.
И, уже не избегая просительного взгляда, Сазонка наклонился к Сенисте
и твердо повторил...
Сениста опть улыбнулся,
и Сазонка поднялся со стула. Ростом он был очень высок, волосы его,
все в мелких кудряшках, расчесанные частой гребенкой, подымались пышно
и веселой шапкой,
и серые припухшие глаза искрились
и безотчетно улыбались.
А через полчаса уже
весь подоконник с набросанными на него обрезками материй
и ножницами горел ослепительным светом,
и становилось так жарко, что нужно было, как летом, распахнуть окно.
Езды по улице, находящейся на окраине Орла, было совсем мало,
и только изредка шажком проезжал пригородный мужик; телега подпрыгивала в глубоких колеях, еще полных жидкой грязи,
и все части ее стучали деревянным стуком, напоминающим лето
и простор полей.
Только тщательно расчесанные волосы подымались
все той же веселой шапкой,
и, когда хозяин, Гавриил Иванович, смотрел на них, ему непремено представлялся уютный красный кабачок
и водка,
и он ожесточенно сплевывал
и ругался.
Но чаще
всего он думал о Сенисте
и о гостинце, который он ему отнесет.
Машинка монотонно
и усыпляюще стучала, покрикивал хозяин —
и все одна
и та же картина представлялась усталому мозгу Сазонки: как он приходит к Сенисте
и подает ему гостинец, завернутый в ситцевый каемчатый платок.
И всем, хозяину, хозяйке, хаказчикам
и ребятам, Сазонка говорил, что пойдет к мальчику непременно на первый день пасхи.
Было совестно за пьянство
и неисполненное слово, было жаль, что представится он Сенисте не во
всей красе, — в красной шерстяной рубахе
и жилетке, а пропившийся, паскудный, воняющий перегоревшей водкой.
Тогда же ощутился
и страшный холод, стоявший в мертвецкой,
и все кругом стало видно: покрытые сырыми пятнами стены, окно, занесенное паутиной; как бы ни светило солнце, небо через это окно всегда казалось серым
и холодным, как осенью.
И только для того давят насмерть
всех и все, чтобы сохранить серебро, золото, ничтожные бумажки, всю эту жалкую дрянь, которая дает им власть над людьми.
— Где Людмила танцует? — спросила она, не надеясь на собственные усилия, усевшуюся рядом с ней даму,
вся и все, должно быть, хорошо видевшую.
Но зато, как при свете Селиванова фонаря я разом увидал лица всех бывших на той ужасной сцене людей, так теперь я в одно мгновенье вспомнил все — кто я, где я, зачем я здесь, кто есть у меня милые и дорогие в отцовском доме, — стало
всего и всех жалко, и больно, и страшно, и мне хотелось закричать, но это-то и было невозможно.
И начал ему доказывать, — и все петербургским штилем, каким у нас не могут говорить, — что я именно видел, что за деньги, а что и без денег: мосты, домы, крепости, корабли и
все и все.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу
и пироги! Ничего,
всё будем есть. Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна. Ему
всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице
и чтоб у меня в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было войти
и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза
и нюхает.)Ах, как хорошо!
Марья Антоновна (отдвигаясъ).Для чего ж близко?
все равно
и далеко.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да
все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Пойдешь ли пашней, нивою — //
Вся нива спелым колосом // К ногам господским стелется, // Ласкает слух
и взор!