И тогда все люди в вагоне показались Юрасову злыми и чуждыми, и странно стало, что он сидит во II классе на мягком пружинном диване, и с
глухой тоской и злобой вспоминалось, как постоянно и всюду среди порядочных людей он встречал эту иногда затаенную, а часто открытую, прямую вражду.
Кругом безмолвие; в глубоком смирении с неба смотрели звезды, и шаги Старцева раздавались так резко и некстати. И только когда в церкви стали бить часы и он вообразил самого себя мертвым, зарытым здесь навеки, то ему показалось, что кто-то смотрит на него, и он на минуту подумал, что это не покой и не тишина, а
глухая тоска небытия, подавленное отчаяние…
Свирепо косил глазами и хмурился Колесников: пропало хорошее настроение, и вновь начала томить
глухая тоска, под тяжестью которой в последние недели медленно и страшно мертвела его душа…
О чем же в эту ночь думал сам бродяга? Быть может, он ни о чем теперь не думал, а только ощущал в сердце тяжесть от обломков разбитых надежд и боялся пошевелиться, чтобы вместе с ним не зашевелилась
глухая тоска. И потому он сидел, опустив голову и с закрытыми глазами.
Неточные совпадения
Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к
глухой столичной жизни;
тоска отставного существованья ее загрызла.
— Да, — начал Базаров, — странное существо человек. Как посмотришь этак сбоку да издали на
глухую жизнь, какую ведут здесь «отцы», кажется: чего лучше? Ешь, пей и знай, что поступаешь самым правильным, самым разумным манером. Ан нет;
тоска одолеет. Хочется с людьми возиться, хоть ругать их, да возиться с ними.
Антонида Ивановна умела вытянуть ту заунывную, щемящую нотку, которая неизменно слышится во всех проголосных русских песнях:
глухие слезы и смертная
тоска по какой-то воле и неизведанном счастье, казалось, стояли в этой песне.
После ужина он сбрасывал посуду со стола на пол, если жена не успевала вовремя убрать ее, ставил перед собой бутылку водки и, опираясь спиной о стену,
глухим голосом, наводившим
тоску, выл песню, широко открывая рот и закрыв глаза.
Старуха встала, глухо кашляя и злобно посматривая на меня. Она одною рукой уперлась об косяк двери, а другою держала себя за грудь, из которой вылетали
глухие и отрывистые вопли. И долгое еще время, покуда я сидел у Мавры Кузьмовны, раздавалось по всему дому ее голошение, нагоняя на меня нестерпимую
тоску.