На другой день поутру Софья Николавна проснулась без всякого волнения; она подумала несколько минут, бросила взгляд на вчерашние свои колебания и смущения и спокойно
осталась при своем намерении: поговорить сначала с женихом и потом уже решить дело окончательно, смотря по тому впечатлению, какое произведет на нее разговор с Алексеем Степанычем.
Неточные совпадения
Старших дочерей
своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла, оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша,
оставалась при родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
По ее живому и нетерпеливому нраву это ей было очень тяжело; а как она не хотела заводить объяснений
при Параше и решилась отложить их до послеобеденного отдыха, когда она
останется одна с мужем, то и завела она разговоры с
своей горничной, вспоминая про уфимское житье.
Итак, было решено, что Софья Николавна попытается убедить Николая Федорыча, чтобы он отменил
свое решение, чтоб позволил им
оставаться в доме
при совершенно отдельном хозяйстве, без всякого соприкосновения с Калмыком,
оставаться по крайней мере, до тех пор, когда Софья Николавна, после разрешения от беременности, бог даст, совершенно оправится.
И, перекрестив друг друга и поцеловавшись, но чувствуя, что каждый
остался при своем мнении, супруги разошлись.
Рассуждения благоразумного поручика не поколебали меня. Я
остался при своем намерении. «Как вам угодно, — сказал Иван Игнатьич, — делайте, как разумеете. Да зачем же мне тут быть свидетелем? К какой стати? Люди дерутся, что за невидальщина, смею спросить? Слава богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».
Старшина думал, что он не понимает, и объяснил ему, что по всему несомненно, что Картинкин и Бочкова виновны, но артельщик отвечал, что он понимает, но что всё лучше пожалеть. «Мы сами не святые», — сказал он и так и
остался при своем мнении.
Может быть, им и удалось бы оставить след более прочный при Александре, но Александр умер, и они
остались при своем желании делать что-нибудь путное.
Неточные совпадения
Если б так должность исполняли, как об ней твердят, всякое состояние людей
оставалось бы
при своем любочестии и было б совершенно счастливо.
При взгляде на тендер и на рельсы, под влиянием разговора с знакомым, с которым он не встречался после
своего несчастия, ему вдруг вспомнилась она, то есть то, что
оставалось еще от нее, когда он, как сумасшедший, вбежал в казарму железнодорожной станции: на столе казармы бесстыдно растянутое посреди чужих окровавленное тело, еще полное недавней жизни; закинутая назад уцелевшая голова с
своими тяжелыми косами и вьющимися волосами на висках, и на прелестном лице, с полуоткрытым румяным ртом, застывшее странное, жалкое в губках и ужасное в остановившихся незакрытых глазах, выражение, как бы словами выговаривавшее то страшное слово — о том, что он раскается, — которое она во время ссоры сказала ему.
Оставшись в отведенной комнате, лежа на пружинном тюфяке, подкидывавшем неожиданно
при каждом движении его руки и ноги, Левин долго не спал. Ни один разговор со Свияжским, хотя и много умного было сказано им, не интересовал Левина; но доводы помещика требовали обсуждения. Левин невольно вспомнил все его слова и поправлял в
своем воображении то, что он отвечал ему.
После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора, и рассказала все городские новости. В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду. Алексей Александрович был в министерстве.
Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать
при обеде сына (он обедал отдельно) и чтобы привести в порядок
свои вещи, прочесть и ответить на записки и письма, которые у нее скопились на столе.
Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Левин еще раз спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления о
своей свободе, о котором они говорили? Он улыбнулся
при этом вопросе. «Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, — вот это счастье!»