Неточные совпадения
(Прим. автора.)] наплясались, стоя и приседая на одном месте
в самых карикатурных положениях, то старший из родичей, пощелкавши языком, покачав головой и не смотря
в лицо спрашивающему, с важностию скажет
в ответ: «
Пора не пришел — еще баран тащи».
В первый день огромные кучи хвороста из нарубленного мелкого леса и кустов, копны соломы, навозу и свежего дерна были нагромождены по обеим сторонам Бугуруслана, до сих
пор вольно, неприкосновенно стремившего свои воды.
С другой стороны, верстах
в двадцати по реке Насягай или Мочагай, как и до сих
пор называют ее туземцы, также завелось помещичье селение Полибино, впоследствии принадлежавшее С. А. Плещееву, а теперь принадлежащее Карамзиным.
И этот добрый, благодетельный и даже снисходительный человек омрачался иногда такими вспышками гнева, которые искажали
в нем образ человеческий и делали его способным на ту
пору к жестоким, отвратительным поступкам.
Я видел его таким
в моем детстве, что случилось много лет позднее того времени, про которое я рассказываю, — и впечатление страха до сих
пор живо
в моей памяти!
Она строго запретила сказывать о своем приезде и, узнав, что
в новом доме, построенном уже несколько лет и по какой-то странной причуде барина до сих
пор не отделанном, есть одна жилая, особая комната, не занятая мастеровыми,
в которой Михайла Максимович занимался хозяйственными счетами, — отправилась туда, чтоб провесть остаток ночи и поговорить на другой день поутру с своим уже не пьяным супругом.
После этих слов он схватил стоявшую
в углу палку, несколькими ударами сбил с ног свою Парашеньку и бил до тех
пор, пока она не лишилась чувств.
Страдания лишили ее чувств на несколько минут, и она как будто забылась; очнувшись, она встала и видит, что перед образом теплится свеча, которая была потушена ею накануне; страдалица вскрикнула от изумления и невольного страха, но скоро, признав
в этом явлении чудо всемогущества божьего, она ободрилась, почувствовала неизвестные ей до тех
пор спокойствие и силу и твердо решилась страдать, терпеть и жить.
Каково нам видеть, что уж и эта старая ведьма Алакаева помыкает тобой, как холопом: поезжай туда, то-то привези, об этом-то справься… да приказывает еще всё делать проворнее, да еще изволит выговоры давать; а нас и
в грош не ставит, ни о чем с нами и посоветоваться не хочет…» Алексей Степаныч не находил слов для возражения и говорил только, что он сестриц своих любит и всегда будет любить и что ему
пора ехать к Софье Николавне, после чего брал шляпу и поспешно уходил.
И как хорошо было там
в эту
пору, когда свежесть весны соединяется с летнею теплотою!
Он чувствовал, что давно прошла
пора для вечернего чая, который неизменно подавался
в шесть часов, а теперь было давно семь.
Это предвидели
в Багрове и нарочно отправили Елизавету Степановну, чтоб она по превосходству своего ума и положения
в обществе (она была генеральша) могла воздерживать
порывы дружелюбия простодушной Аксиньи Степановны; но простая душа не поддалась умной и хитрой генеральше и на все ее настойчивые советы отвечала коротко и ясно: «Вы себе там, как хотите, не любите и браните Софью Николавну, а я ею очень довольна; я кроме ласки и уважения ничего от нее не видала, а потому и хочу, чтоб она и брат были у меня
в доме мною так же довольны…» И всё это она исполняла на деле с искренней любовью и удовольствием: заботилась, ухаживала за невесткой и потчевала молодых напропалую.
Он только упрашивал Софью Николавну, чтоб она ни с кем не объяснялась и не просила прощенья
в своей невольной вине, что она хотела сделать, и советовал не ходить к батюшке завтра поутру до тех
пор, покуда он сам не позовет.
Ее живая, восприимчивая, легко волнуемая природа могла мгновенно увлекаться
порывами ума или сердца и мгновенно превращаться из одного существа
в другое, совершенно непохожее на первое.
В этот же день вечером без церемонии сказал Степан Михайлыч, что
пора и остальным гостям ко дворам и что он хочет последние дни провести с сыном и невесткой и потолковать с ними без помехи.
Он говорил, что она до сих
пор исполняла долг свой как дочь, горячо любящая отца, и что теперь надобно также исполнить свой долг, не противореча и поступая согласно с волею больного; что, вероятно, Николай Федорыч давно желал и давно решился, чтоб они жили
в особом доме; что, конечно, трудно, невозможно ему, больному и умирающему, расстаться с Калмыком, к которому привык и который ходит за ним усердно; что батюшке Степану Михайлычу надо открыть всю правду, а знакомым можно сказать, что Николай Федорыч всегда имел намерение, чтобы при его жизни дочь и зять зажили своим, домом и своим хозяйством; что Софья Николавна будет всякий день раза по два навещать старика и ходить за ним почти так же, как и прежде; что
в городе, конечно, все узнают со временем настоящую причину, потому что и теперь, вероятно, кое-что знают, будут бранить Калмыка и сожалеть о Софье Николавне.
Итак, было решено, что Софья Николавна попытается убедить Николая Федорыча, чтобы он отменил свое решение, чтоб позволил им оставаться
в доме при совершенно отдельном хозяйстве, без всякого соприкосновения с Калмыком, оставаться по крайней мере, до тех
пор, когда Софья Николавна, после разрешения от беременности, бог даст, совершенно оправится.
У некоторых женщин
в эту
пору изменяется и даже искажается лицо: с Софьей Николавной было точно то же.
Доказательства находила она
в том, что Алексей Степаныч равнодушен к ее опасениям: не обращает полного внимания на ее положение, не старается ее утешить и развлечь, а главное, чтоон веселее, охотнее говоритсдругимиженщинами, — и вспыхнуло, как порох, таившееся
в глубине души, несознаваемое до сих
пор, мучительное, зоркое и слепое
в то же время чувство ревности!
Вероятно, доктор Авенариус
в назначении диеты руководствовался пищеупотреблением башкир и кочующих летом татар, которые во время питья кумыса почти ничего не едят, кроме жирной баранины, даже хлеба не употребляют, а ездят верхом с утра до вечера по своим раздольным степям, ездят до тех
пор, покуда зеленый ковыль, состарившись, не поседеет и не покроется шелковистым серебряным пухом.
Проходит
пора потрясающих событий, всё успокаивается, опускаются нервы, мельчает дух; кровь и тело, вещественная жизнь с ее пошлостью вступают
в права свой, привычки возвращают утраченную власть, и наступает
пора тех самых требований, о которых мы сейчас говорили,
пора вниманий, угождений, предупреждений и всяких мелочных безделок, из которых соткана действительная, обыкновенная жизнь.
Наступила
пора, когда Софье Николавне не позволяли уже выезжать
в гости, не позволили даже прогуливаться
в экипаже за городом.