Неточные совпадения
Итак, попробовав несколько лож разной кривизны, охотник должен выбрать
ту, которая придется ему ловчее
других, снять с нее лекало (выкройку)
и по нем заказывать себе ложи.
Пыжом называется
то вещество или материал, которым сначала прибивается всыпанный в дуло ружья порох
и которым отделяется этот порох от всыпаемой потом сверх него дроби;
другим пыжом прибивается самая дробь.
Вместо них стали употреблять так называемые рубленые пыжи, но вернее сказать — вырубаемые кружки из старых шляп
и тонких войлоков посредством особенной железной формы, края которой так остры, что если наставить ее на войлок
и стукнуть сверху молотком,
то она вырубит войлочный кружок, который, входя в дуло несколько натуге, весьма удобно
и выгодно заменяет все
другого рода пыжи.
Первое
и важнейшее правило, чтоб у собаки был один хозяин
и никто
другой не заставлял ее повторять
те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый
и даже второй год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема на цепочке или веревочке немедленно по возвращении с поля да
и во все свободное время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
Если же мне случалось по нездоровью долго не ходить на охоту,
то они, истощив все
другие знаки нетерпенья, садились или ложились передо мною
и принимались лаять
и выть; потом бросались ко мне ласкаться, потом подбегали к ружьям
и другим охотничьим снарядам
и потом снова принимались визжать
и лаять.
Охотники любят стрелять дичь всех разрядов, дорожа иногда
тою или
другою, смотря по редкости, надобности
и времени, но предпочитают всем остальным породам дичь болотную,
и с нее начинаю я мои записки.
Перепелки точно бывают так жирны осенью, что с трудом могут подняться,
и многих брал я руками из-под ястреба; свежий жир таких перепелок, употребленных немедленно в пищу, точно производит ломоту в теле человеческом; я испытал это на себе
и видал на
других, но дело в
том, что это были перепелки обыкновенные, только необыкновенно жирные.
Этот лет по одним
и тем же местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по своей величине
и отличному от
других птиц красноватому цвету
и получил верное название.
Иногда большие куски этой плены отрываются от берега
и пловучими островами, со всею зеленью, деревьями
и живущею на них птицей, гуляют по озеру
и пристают
то к
тому,
то к
другому берегу, повинуясь направлению ветра; иногда опять прирастают к берегам.
— Бекас не жирен с весны, как бывает осенью, а только сыт, вскакивает далеко
и с криком бросается
то в
ту,
то в
другую сторону.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, — что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские, так равно
и мордва, чуваши
и даже татары, очень много ловят дупелей (как
и тетеревов) поножами,
то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина
друг от
друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на
тех местах тока, где нужно их расставить.
— Гаршнеп обыкновенно очень смирен, вылетает из-под ног у охотника или из-под носа у собаки после долгой стойки без малейшего шума
и летит, если хотите, довольно прямо,
то есть не бросается
то в
ту,
то в
другую сторону, как бекас; но полет его как-то неверен, неровен, похож на порханье бабочки, что, вместе с малым объемом его тела, придает стрельбе гаршнепов гораздо более трудности, чем стрельбе дупелей, особенно в ветреное время.
Если болотные кулики не будут истреблены в первый раз или по неуменью стрелять, или по излишней горячности охотника,
то в
другой раз сделаются гораздо осторожнее: налетают близко только сначала, а потом возьмут такой вepx, что их не достанешь
и утиною дробью, да
и летают над охотником лишь несколько куликов, а остальные все посядут кругом в безопасном расстоянии.
По
той же причине
и мясо его вкуснее, чем у
других куликов.
Мясо их сочнее
и вкуснее
других куликов,
и в этом отношении они не уступают красноножке, но как они попадаются охотнику гораздо чаще,
то уважаются несколько менее редкого
и красивого щеголя; впрочем, всякий охотник предпочитает речного кулика всем остальным породам куличков, с которыми он совершенно сходен в пище
и во всей куличьей характеристике.
Чернозобики в Оренбургской губернии бывают только пролетом весною, с половины до конца апреля; в продолжение же лета
и даже осенью я никогда чернозобиков не встречал, но слыхал, что в Пензенской губернии появляются они на короткое время в августе; разумеется, это обратный пролет; может быть,
то же бывает в
других уездах
и Оренбургской губернии.
Если двое охотников идут по обоим берегам
и своим приближением спугивают зуйка,
то он будет повторять этот маневр,
то есть перелет с одного берега на
другой, противоположный, всегда с обычным криком, пожалуй сто раз сряду, точно переправляется или перевозится с одной стороны на
другую.
Нельзя также сказать, чтобы
и водилась она в чрезвычайном изобилии, но охотники смотрят на нее с презрением
и, вероятно, за
то, что она попадается везде
и смирнее всякой
другой дичи.
В местах привольных,
то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами,
и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на
другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать,
и всегда может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на
другое в известные часы дня.
— Приступая к описанию уток, считаю необходимым поговорить о
той исключительности, которою утки отличаются от
других птиц
и которая равно прилагается ко всем их породам.
Все утки разделяются на пары ранее
другой дичи; селезень показывает постоянно ревнивую
и страстную, доходящую до полного самоотвержения, любовь к утке
и в
то же время — непримиримую враждебность
и злобу к ее гнезду, яйцам
и детям!
Укрывательство же утки от селезня, его преследованье, отыскиванье, гнев, наказанье за побег
и за
то, если утка не хочет лететь с ним в
другие места или отказывает ему в совокуплении, — разоренные
и растасканные гнезда, разбитые яйца, мертвых утят около них, — все это я видел собственными моими глазами не один раз.
Селезень присядет возле нее
и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко
и, облетев стороною, опустится на землю
и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками
и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет
тою же травою
и перьями, отползет на некоторое расстояние в
другом направлении, поднимется
и, сделав круг, залетит с противоположной стороны к
тому месту, где скрылась; опять садится на землю
и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Если селезень, находясь при утке, увидит
другого селезня, летящего к ним,
то сейчас бросается навстречу
и непременно его прогонит, как имеющий более прав
и причин храбро сражаться.
Когда утки разобьются на пары,
то шилохвости встречаются гораздо реже, чем
другие утиные породы; гнезда их
и выводки молодых также попадаются редко, отчего охотник
и дорожит ими более, чем кряковными утками.
Еще реже нахаживал я их врассыпную по речкам. Приблизительно сказать, что шилохвостей убьешь вдесятеро менее, чем кряковных. Это довольно странно, потому что во время весеннего прилета они летят огромными стаями. Во всем прочем, кроме
того, что яйца их несколько уже
и длиннее яиц кряковной утки, шилохвости в точности имеют все свойства
других утиных пород, следственно
и стрельба их одна
и та же.
Серые утки не имеют в себе никакой особенности в отличие от
других утиных пород, кроме сейчас мною сказанной,
то есть что селезень почти ничем не разнится с уткой,
и что все утиные породы пестрее, красивее серых уток.
Странное дело: у кряковных
и других больших уток я никогда не нахаживал более девяти или десяти яиц (хотя гнезд их нахаживал в десять раз более, чем чирячьих), а у чирков находил по двенадцати, так что стенки гнезда очень высоко бывали выкладены яичками,
и невольно представляется
тот же вопрос, который я задавал себе, находя гнезда погоныша: как может такая небольшая птица согреть
и высидеть такое большое количество яиц?
[Крестьяне называют иногда гагарой лысуху] Когда хотят выразить чью-нибудь заботливость
и любовь к
другому лицу,
то говорят: «Он (или она) дрожит над ней, как крохаль».
Единственно волшебной быстроте своего нырянья обязан гоголь
тем вниманием, которое оказывали ему молодые охотники в мое время, а может быть,
и теперь оказывают, ибо мясо гоголиное хуже всех
других уток-рыбалок, а за отличным его пухом охотник гоняться не станет.
Невольно представляется вопрос: отчего бы
и другим уткам не делать
того же?
Там бродят
и мычат стада коров; там пасутся
и ржут конские табуны; а вот появляются на концах горизонта,
то с одной,
то с
другой стороны, какие-то черные движущиеся точки: это остроконечные шапки башкир.
В деревнях остаются только лошади отличные, почему-нибудь редкие
и дорогие, лошади езжалые, необходимые для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной
того же года,
и жеребые матки, которых берут, однако, на дворы не ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют,
то есть бродят по степи
и, разгребая снег копытами, кормятся ветошью ковыля
и других трав.
Если вдруг выпадет довольно глубокий снег четверти в две, пухлый
и рыхлый до
того, что нога зверя вязнет до земли,
то башкирцы
и другие азиатские
и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но
и всякими дворными собаками, а лис
и волков заганивают верхами на лошадях
и убивают одним ударом толстой ременной плети, от которой, впрочем,
и человек не устоит на ногах.
Тудаки водятся,
то есть выводят детей, непременно в степи настоящей, еще не тронутой сохою, [Есть охотники, которые утверждают противное, но я, убежденный примером
других птиц, не верю, чтобы дрофа вила гнездо
и выводила детей в молодых хлебах, но, вероятно, она немедленно перемещается туда с своими цыплятами] но летают кормиться везде: на залежи озими к хлебные поля.
Журавль очень высок на ногах, шея его также очень длинна,
и если б нос соответствовал
другим членам, как это бывает у куликов,
то ему следовало бы быть в пол-аршина длиною, но его нос, крепкий
и острый к концу, темно-зеленоватого костяного цвета, не длиннее трех вершков, голова небольшая.
Каждое перо, по бланжевому полю, испещрено в разные стороны идущими прямыми
и извилистыми полосками, но правильно
и однообразно расположенными; все же перья вместе на спине представляют общую пестроту
того же цвета с черноватыми пятнами, которая происходит от
того, что одно перо складывается с
другим своими темными полосками или извилинками: из этого составляются как будто пятна.
Обыкновенно, подъехав в меру, я соскакивал с дрожек
и шел прямо к стрепету до
тех пор, пока он не поднимался, тогда я стрелял, не торопясь, на каком мне угодно расстоянии
и редко прибегал к
другому стволу.
Убить несколько стрепетов одним зарядом — великая редкость: надобно, чтоб большая стая подпустила в меру
и сидела кучно или чтоб вся стая нечаянно налетела на охотника; убивать пару,
то есть из обоих стволов по стрепету, мне случалось часто, но один только раз убил я из одного ствола трех стрепетов сидячих, а из
другого двух влет; это случилось нечаянно: я наскакал на порядочную стаю, которая притаилась в густой озими, так что ни одного стрепета не было видно; в нескольких саженях двое из них подняли свои черные головки, кучер мой увидел их
и указал мне; из одного ствола выстрелил я по сидячим, а из
другого по взлетевшей стае: трое остались на земле, два упали сверху; стрепетов было штук тридцать.
То же должно сказать о стрельбе вообще всякой сидячей птицы, кроме тетеревов
и вяхирей, которые, сидя на деревьях
и посматривая с любопытством на рысканье собаки, оттого даже менее обращают внимания на охотника
и ближе его подпускают, всякая
другая птица, сидящая на земле, гораздо больше боится собаки, чем приближающегося человека.
Я убеждаюсь в справедливости этого предположения
тем, что почти всегда, объезжая весною разливы рек по долинам
и болотам, встречал там кроншнепов, которые кричали еще пролетным криком или голосом, не столь протяжным
и одноколенным, а поднявшись на гору
и подавшись в степь, на версту или менее, сейчас находил степных куликов, которые, очевидно, уже начали там хозяйничать: бились около одних
и тех же мест
и кричали по-летнему: звонко заливались, когда летели кверху,
и брали
другое трелевое колено, звуки которого гуще
и тише, когда опускались
и садились на землю.
Точно
то же замечали
и другие охотники.
Кроншнепы с прилета, как
и всякая птица, довольно сторожки; но оглядясь, скоро делаются несколько смирнее,
и тогда подъезжать к ним на охотничьих дрожках или крестьянских роспусках; как же только примутся они за витье гнезд,
то становятся довольно смирны, хотя не до такой степени, как болотные кулики
и другие мелкие кулички.
Если же палы случатся поздно (что иногда бывает)
и у степных куликов пропадут яйца уже насиженные или они сами обожгутся как-нибудь во время пожара, особенно в ночное время,
то кулики
других гнезд не заводят
и остаются на этот год холостыми, продолжая колотиться около
тех мест, где погорели их гнезда.
Правда, чем крупнее дробь,
тем шире она разносится
и реже летит
и тем труднее попасть в цель, но дело в
том, что на далеком расстоянии,
то есть шагов на шестьдесят или на семьдесят, не убьешь большого кроншнепа даже дробью 3-го нумера, ибо степной кулик гораздо крепче к ружью, чем болотные
и другие кулики.
Если
и наткнешься как-нибудь нечаянно, объезжая берега пруда, озера или речного плеса, на большую станицу степных куликов,
то хорошо, если удастся
и один раз в них выстрелить; надобно, чтобы места были очень обширны
и привольны
и чтобы стая кроншнепов пересела на
другой берег или
другое место после вашего выстрела, а не улетела совсем.
Как только молодые начнут свободно летать,
то всякое утро, на рассвете, вся стая поднимается с места ночлега лётом
и перемещается на недальнее расстояние; побегав немного, через несколько минут скликается, делает
другой перелет
и там остается на целый день.
Сжатые хлебные поля
и предпочтительно
те десятины, на которых производилась молотьба гречи, гороха
и других хлебов (в сухую погоду молотят иногда в полях сыромолотом), также охотно посещаются стаями куропаток.
Там обыкновенно кроют их шатром, так же как тетеревов, но куропатки гораздо повадливее
и смирнее,
то есть глупее; тетеревиная стая иногда сидит около привады, пристально глядит на нее, но нейдет
и не пойдет совсем; иногда несколько тетеревов клюют овсяные снопы на приваде ежедневно, а
другие только прилетают смотреть; но куропатки с первого раза все бросаются на рассыпанный корм, как дворовые куры; тетеревов надобно долго приучать, а куропаток кроют на
другой же день; никогда нельзя покрыть всю тетеревиную стаю, а куропаток, напротив, непременно перекроют всех до одной.
Я становился обыкновенно на средине
той десятины или
того места, около которого вьются красноустики, брал с собой даже собаку, разумеется вежливую,
и они налетали на меня иногда довольно в меру; после нескольких выстрелов красноустики перемещались понемногу на
другую десятину или загон,
и я подвигался за ними, преследуя их таким образом до
тех пор, пока они не оставляли поля совсем
и не улетали из виду вон.