Неточные совпадения
Притом приклад кривой ложи будет приходиться прямо ложбиной,
то есть углублением средины, в плечную кость, ляжет плотно и не станет двигаться
с места или вертеться.
В
тех местах, где болот мало или они бывают залиты полою водою и стоят сплошными лужами, как большие озера, — дупел и, бекасы и гаршнепы очень любят держаться большими высыпками на широко разлившихся весенних потоках
с гор, которые, разбегаясь по отлогим долинам или ровным скатам, едва перебираются по траве, отчего луговина размокает, как болото.
В
то же время, независимо от сидящих, новые стаи всего разноплеменного птичьего царства летают, кружатся над вашею головою, опускаются, поднимаются, перелетывают
с места на
место, сопровождая каждое свое движение радостным, веселым, особенным криком.
Приступая к описанию дичи, я считаю за лучшее начать
с лучшей,
то есть
с болотной, о чем я уже и говорил, и притом именно
с бекаса, или, правильнее сказать, со всех трех видов этой благородной породы, резко отличающейся и первенствующей между всеми остальными. Я разумею бекаса, дупельшнепа и гаршнепа, сходных между собою перьями, складом, вообще наружным видом, нравами и особенным способом доставания пищи. К ним принадлежит и даже превосходит их вальдшнеп, но он займет свое
место в разряде лесной дичи.
Этот лет по одним и
тем же
местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая
с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Говоря о болотной дичи, я часто буду упоминать о
месте ее жительства,
то есть о болотах. Я стану придавать им разные названия: чистых, сухих, мокрых и проч., но людям, не знакомым
с ними в действительности, такие эпитеты не объяснят дела, и потому я хочу поговорить предварительно о качествах болот, весьма разнообразных.
Она засыхает сверху, во время сильных жаров и засух даже трескается и может жестоко обмануть еще неопытного охотника: если он, обрадовавшись, по-видимому, сухому
месту, прыгнет на него
с кочки,
то выкарабкается не скоро.
С непривычки может закружиться голова и ходить покажется страшно, хотя и не опасно, если болота не имеют так называемых окошек,
то есть
мест, не заросших крепкими корнями трав и растений.
В исходе мая бекасы выводятся и держатся сначала в крепких болотных
местах: в кустах, топях и молодых камышах; как же скоро бекасята подрастут,
то мать переводит их в луговые части болот, где суше и растет высокая, густая трава, и остается
с ними там, пока они совершенно вырастут.
В
тех местах, где я обыкновенно охотился,
то есть около рек Бугуруслана, Большой Савруши, Боклы и Насягая, или Мочегая (последнее имя более употребительно между простонародными туземцами), кулик-сорока гнезд не вьет и детей не выводит, но около рек Большого Кинеля и Демы я нахаживал сорок
с молодыми, и тогда они хотя не очень горячо, но вились надо мной и собакой; вероятно, от гнезд
с яйцами вьются они горячее.
Голос у них довольно громкий и в
то же время мелодический; когда взлетают
с места,
то крик их похож на звон маленького серебряного колокольчика.
Когда кулички-воробьи целою стаей перелетают
с места на
место, полетом резвым, но без всякого шума,
то бывает слышен слабый, короткий и хриповатый, но в
то же время необыкновенно мелодический и приятный писк.
Если случится застать болотную курицу на
месте проходимом,
то она сейчас уйдет в непроходимое; застрелить ее, как дупеля или коростеля из-под собаки, — величайшая редкость; скорее убить, увидев случайно, когда она выплывет из камыша или осоки, чтоб перебраться на другую сторону болотного озерка, прудового материка или залива, к чему иногда ее принудить посредством собаки, а самому
с ружьем подстеречь на переправе.
Очень редко по берегам их растет мелкий кустарник. Если взглянуть на такую реку, извивающуюся по степи,
с высокого
места, что случается довольно редко,
то представится необыкновенное зрелище: точно на длинном бесконечном снурке, прихотливо перепутанном, нанизаны синие яхонты в зеленой оправе, перенизанные серебряным стеклярусом: текущая вода блестит, как серебро, а неподвижные омуты синеют в зеленых берегах, как яхонты.
В
местах привольных,
то есть по хорошим рекам
с большими камышистыми озерами, и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете
с одного озера на другое в известные часы дня.
Эта сеть развешивается между двумя длинными шестами на
том самом
месте, по которому обыкновенно гусиная стая поздно вечером, почти ночью, возвращается
с полей на ночевку.
Замечательно, что гуси, не запутавшиеся в перевесе, а только в него ударившиеся, падают па землю и до
того перепугаются, что кричат, хлопают крыльями, а
с места не летят: без сомнения, темнота ночи способствует такому испугу.
Укрывательство же утки от селезня, его преследованье, отыскиванье, гнев, наказанье за побег и за
то, если утка не хочет лететь
с ним в другие
места или отказывает ему в совокуплении, — разоренные и растасканные гнезда, разбитые яйца, мертвых утят около них, — все это я видел собственными моими глазами не один раз.
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом
месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет
тою же травою и перьями, отползет на некоторое расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит
с противоположной стороны к
тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
— Наконец, для селезней наступает время линьки, и они также скрываются в крепкие
места, в
те же камышистые пруды и озера, что продолжается
с половины июня почти до исхода июля.
Когда собака или человек спугнет ее
с гнезда, для чего надобно почти наступить на него,
то она притворяется какою-то хворою или неумеющею летать: трясется на одном
месте, беспрестанно падает, так что, кажется, стоит только погнаться, чтобы ее поймать.
В выборе первой кочевки башкирцы руководствуются правилом: сначала занимать такие
места, на которых трава скорее выгорает от солнца,
то есть более высокие, открытые и сухие; потом переходят они к долинам, к перелескам (где они есть), к овражкам
с родниками и вообще к
местам более низменным и влажным.
Журавли медленно подвигались прямо на меня, а мои дрожки продолжали ездить взад и вперед до
тех пор, пока вся журавлиная стая не подошла ко мне очень близко. Наконец, я выстрелил: три журавля остались на
месте, а четвертый, тяжело раненный, пошел на отлет книзу и упал, версты за полторы, в глухой и болотистой уреме, при соединении реки Боклы
с Насягаем. Я искал его вплоть до вечера и, наконец, нашел
с помощью собаки, но уже мертвого.
Как только молодые начнут перелетывать,
то старые начнут шататься
с ними отдельными выводками по вспаханным полям, недавним залежам и вообще по
местам, где земля помягче; потом соединяются в станички, выводки по две и по три, наконец сваливаются в большие стаи, в которых бывают смешаны иногда все три рода кроншнепов, и начинают посещать болота, разливы больших прудов и плоские берега больших озер.
Вероятно, кречетки прилетают позднее кроншнепов, потому что на
тех самых
местах, где
с начала весны кроншнепы жили одни, впоследствии, недели две позднее, мне случалось много раз находить вместе
с ними и кречеток, всегда уже вьющихся над человеком или собакой, очевидно от гнезд, которые, без сомнения, устроиваются ими очень поспешно.
Как только молодые начнут свободно летать,
то всякое утро, на рассвете, вся стая поднимается
с места ночлега лётом и перемещается на недальнее расстояние; побегав немного, через несколько минут скликается, делает другой перелет и там остается на целый день.
Мне случилось однажды целый месяц каждый день стрелять их на одном и
том же току; кроме убиваемых на
месте, некоторые пропадали оттого, что были поранены; стая убавлялась
с каждым днем, и, наконец, остались две куропатки и продолжали прилетать на
тот же ток в урочное время…
Я становился обыкновенно на средине
той десятины или
того места, около которого вьются красноустики, брал
с собой даже собаку, разумеется вежливую, и они налетали на меня иногда довольно в меру; после нескольких выстрелов красноустики перемещались понемногу на другую десятину или загон, и я подвигался за ними, преследуя их таким образом до
тех пор, пока они не оставляли поля совсем и не улетали из виду вон.
Здесь не
место описывать подробности и тонкости этой ловли; дело в
том, что тут насмотрелся я вдоволь на любовные проделки и совокупление перепелов
с перепелками, потому что на голос дудки прибегают иногда и самки.
Первое уменьшение числа перепелок после порядочного мороза или внезапно подувшего северного ветра довольно заметно, оно случается иногда в исходе августа, а чаще в начале сентября; потом всякий день начинаешь травить перепелок каким-нибудь десятком меньше; наконец,
с семидесяти и даже восьмидесяти штук сойдешь постепенно на три, на две, на одну: мне случалось несколько дней сряду оставаться при этой последней единице, и
ту достанешь, бывало, утомив порядочно свои ноги, исходив все
места, любимые перепелками осенью: широкие межи
с полевым кустарником и густою наклонившеюся травою и мягкие ковылистые ложбинки в степи, проросшие сквозь ковыль какою-то особенною пушистою шелковистою травкою.
Настоящие же охотники предпочитают перепелкам, что и весьма справедливо, болотную дичь, которая достигает лучшей своей поры именно в августе,
то есть в одно время
с перепелками; но в
местах, где болот мало или совсем нет, стрельба перепелок очень приятна и добычлива; к
тому же иногда вырвать часок-другой времени из охоты за болотной дичью и посвятить его жирным осенним перепелкам.
Больше о глухаре я ничего особенного сказать не могу, а повторяю сказанное уже мною, что он во всем остальном совершенно сходен
с обыкновенным тетеревом, следовательно и стрельба молодых глухих тетеревят совершенно
та же, кроме
того, что они никогда не садятся на землю, а всегда на дерево и что всегда находишь их в лесу, а не на чистых
местах.
Когда же солнце начнет склоняться к западу, тетерева поднимаются
с лежки,
то есть
с места своего отдохновения, опять садятся на деревья и сидят нахохлившись, как будто дремлют, до глубоких сумерек; потом пересаживаются в полдерева и потом уже спускаются на ночлег; ночуют всегда на земле.
Когда же снег растает, а где не растает, по крайней мере обмелеет, так что ездить хотя как-нибудь и хоть на чем-нибудь,
то сделается возможен и подъезд к тетеревам: сначала рано по утрам, на самых токах, а потом, когда выстрелы их разгонят, около токов: ибо далеко они не полетят, а все будут биться вокруг одного
места до
тех пор, пока придет время разлетаться им
с токов по своим
местам,
то есть часов до девяти утра.
— Итак, охотник
с легавою собакой отправляется в
те места, где должны держаться тетеревиные выводки.
Из этого описания видно, что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, [
С которыми весьма охотно понимаются] даже в воркованье и
тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное
место в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
Мне случалось много раз подходить близко к дереву, на котором находилось гнездо
с голубятами, даже влезать на него, и голубь
с голубкой не бросались на меня, как болотные кулики, не отводили в сторону, прикидываясь, что не могут летать, как
то делают утки и тетеревиные курочки, — голуби перелетывали робко
с дерева на дерево, тоскливо повертываясь, подвигаясь или переступая вдоль по сучку, на котором сидели, беспрестанно меняя
место и приближаясь к человеку по мере его приближения к детям; едва были слышны какие-то тихие, грустные, ропотные, прерывающиеся звуки, не похожие на их обыкновенное воркованье.
По достоинству своему это — первая дичь, но так как она, хотя, по
месту жительства, принадлежит к отделу лесной дичи, но в
то же время совершенно разнится
с ней во всем: в устройстве своих членов, чисто куличьем, в пище и нравах —
то я решился говорить о вальдшнепе после всех пород лесной дичи.
Вот наблюдения, сообщенные мне достоверными охотниками: 1) летающие вальдшнепы, всегда самцы (как и мною замечено было), иногда внезапно опускаются на землю, услышав голос самки, которому добычливые стрелки искусно подражают, и вальдшнепы налетают на них очень близко; 2) если стоящий на тяге охотник, увидя приближающегося вальдшнепа, бросит вверх шапку, фуражку или свернутый комом платок,
то вальдшнеп опустится на
то место, где упадет брошенная вещь; 3) там, где вальдшнепы детей не выводят, хотя
с весны держатся долго и во множестве, тяги не бывает.
Хотя они постоянно держатся в это время в частых лесных опушках и кустах уремы, кроме исключительных и почти всегда ночных походов или отлетов для добыванья корма, но в одном только случае вальдшнепы выходят в чистые
места: это в осеннее ненастье, когда кругом обложится небо серыми, низкими облаками, когда мелкий, неприметный дождь сеет, как ситом, и день и ночь; когда все отдаленные предметы кажутся в тумане и все как будто светает или смеркается; когда начнется капель,
то есть когда крупные водяные капли мерно, звонко и часто начнут падать
с обвисших и потемневших древесных ветвей.
Но всегда есть исключения: иногда и в степи попадаются беляки, иногда и в лесных
местах, как, например, около Москвы, водятся русаки, только они почти никогда не ложатся на дневку в большом лесу, а всегда на открытых
местах или в мелком кустарнике; старый русак, матерой, как говорят охотники, всегда крупнее и жирнее беляка одного
с ним возраста и в
то же время как-то складнее: уши у русака острее; лапки его, особенно передние, поменьше и поуютнее, и потому русачий малик (след) отличается
с первого взгляда от беличьего.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях),
то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном
месте, съест почти всего,
с шерстью и мелкими костями.
Эта охота очень добычлива; на иной небольшой островок набежит зайцев множество, и они, взбуженные [
То есть вспутанные, поднятые
с места, отсюда взбудный след] охотниками, бегают как угорелые взад и вперед, подобно испуганному, рассеянному стаду овец; некоторые от страха бросаются в воду и переплывают иногда немалое пространство.
Я убежал, отыскал моего товарища и вместе
с ним и кучером пришел на
то место, где выстрелил в диковинного беляка: убитый наповал, он лежал у пенька, и в самом деле — это было чудо!
Если принять рано утром вечерний малик русака, только что вставшего
с логова,
то в мелкую и легкую порошу за ним, без сноровки, проходишь до полдён: русак сначала бегает, играет и греется, потом ест, потом опять резвится, жирует, снова ест и уже на заре отправляется на логово, которое у него бывает по большей части в разных
местах, кроме особенных исключений; сбираясь лечь, заяц мечет петли (от двух До четырех),
то есть делает круг, возвращается на свой малик, вздваивает его, встраивает и даже четверит, прыгает в сторону, снова немного походит, наконец после последней петли иногда опять встраивает малик и, сделав несколько самых больших прыжков, окончательно ложится на логово; случается иногда, что
место ему не понравится, и он выбирает другое.