Неточные совпадения
На другой день мордвин соседней деревушки нашел его мертвым за версту от того
места, где я
стрелял.
Разумеется, во всех этих случаях нельзя убить гусей много,
стрелять приходится почти всегда в лет, но при удачных выстрелах из обоих стволов штуки три-четыре вышибить из стаи. также подъезжать к гусиным станицам или, смотря по местности, подкрадываться из-за чего-нибудь, когда они бродят по сжатым полям и скошенным лугам, когда и горох и гречу уже обмолотили и гусям приходится подбирать кое-где насоренные зерна и даже пощипывать озимь и молодую отаву. также довольно удачно напасть
на них в полдень, узнав предварительно
место, где они его проводят.
Утка была ранена
на расстоянии по крайней мере девяноста или ста шагов, ранена рикошетом, взмывшею от воды 4-го нумера дробинкой (ибо я
стрелял в чирков вдвое ближе), улетала вместе со стаей, как будто здоровая, и улетала довольно далеко; потом прилетела назад, села
на прежнее
место и умерла перед моими глазами.
Обыкновенным образом
стрелять журавлей очень трудно и мало убьешь их, а надобно употреблять для этого особенные приемы и хитрости, то есть подкрадываться к ним из-за кустов, скирдов хлеба, стогов сена и проч. и проч. также, узнав предварительно, куда летают журавли кормиться, где проводят полдень, где ночуют и чрез какие
места пролетают
на ночевку, приготовить заблаговременно скрытное
место и ожидать в нем журавлей
на перелете,
на корму или
на ночевке; ночевку журавли выбирают
на местах открытых, даже иногда близ проезжей дороги; обыкновенно все спят стоя, заложив голову под крылья, вытянувшись в один или два ряда и выставив по краям одного или двух сторожей, которые только дремлют, не закладывая голов под крылья, дремлют чутко, и как скоро заметят опасность, то зычным, тревожным криком разбудят товарищей, и все улетят.
Мне случилось однажды целый месяц каждый день
стрелять их
на одном и том же току; кроме убиваемых
на месте, некоторые пропадали оттого, что были поранены; стая убавлялась с каждым днем, и, наконец, остались две куропатки и продолжали прилетать
на тот же ток в урочное время…
С подхода
стрелять нельзя: сивки, не подпуская в меру, начнут поодиночке перелетывать с
места на место, да и бегут так проворно, что не поспеешь за ними.
— Самое выгодное время
стрелять озимых кур — дождливые, ненастные дни, тогда они гораздо смирнее: мало вьются вверху, менее бегают по мокрой пашне и даже иногда сидят
на одном
месте, собравшись в кучу.
Стрелять вальдшнепов и легко и трудно:
на чистых
местах он летит прямо и плавно, а в лесу и кустах вертится и ныряет между сучьями очень проворно; без преувеличения сказать, что он иногда мелькает как молния, а потому стрельба в лесу, довольно высоком и частом, требует чрезвычайного проворства и ловкости.
Жаль только, что высыпки по большей части весьма кратковременны и что нередко,
постреляв вдоволь один день,
на другой
на том же
месте не найдешь ни одного вальдшнепа.
Неточные совпадения
—
Стреляйте! — отвечал он, — я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам
на земле вдвоем нет
места…
— «Значит — не желаешь
стрелять?» — «Никак нет!» — «Значит — становись
на то же
место!» Н-ну, пошел Олеша, встал рядом с расстрелянным, перекрестился. Тут — дело минутное: взвод — пли! Вот те и Христос! Христос солдату не защита, нет! Солдат — человек беззаконный…
Затем он рассказал странную историю: у Леонида Андреева несколько дней прятался какой-то нелегальный большевик, он поссорился с хозяином, и Андреев
стрелял в него из револьвера, тотчас же и без связи с предыдущим сообщил, что офицера-гвардейца избили в модном кабаке Распутина и что ходят слухи о заговоре придворной знати, — она решила снять царя Николая с престола и посадить
на его
место — Михаила.
Тогда он понял, что убитый олень принадлежал не ему, а тигру. Вот почему он и не мог его убить, несмотря
на то что
стрелял шесть раз. Дерсу удивился, как он об этом не догадался сразу. С той поры он не ходил больше в эти овраги.
Место это стало для него раз навсегда запретным. Он получил предупреждение…
Мы, разумеется, не сидели с ним
на одном
месте, лета брали свое, мы хохотали и дурачились, дразнили Зонненберга и
стреляли на нашем дворе из лука; но основа всего была очень далека от пустого товарищества; нас связывала, сверх равенства лет, сверх нашего «химического» сродства, наша общая религия.