Неточные совпадения
Я не знаю, кого назвать настоящим охотником, — выражение, которое будет нередко употребляться мною: того ли, кто, преимущественно охотясь за болотною дичью и вальдшнепами, едва удостоивает своими выстрелами стрепетов, куропаток и молодых тетеревов и смотрит уже с презрением
на всю остальную дичь, особенно
на крупную, или того, кто, сообразно временам
года, горячо гоняется за всеми породами дичи: за болотною, водяною, степною и лесною, пренебрегая всеми трудностями и даже находя наслаждение в преодолении этих трудностей?
Следовательно, приучив сначала молодую собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых
на каком угодно языке, для чего в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, — охотник может идти с своею ученицей в поле или болото, и она, не дрессированная
на парфорсе, будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но в течение
года совершенно привыкнет.
Первое и важнейшее правило, чтоб у собаки был один хозяин и никто другой не заставлял ее повторять те уроки, которые она учит, а потому весьма недурно, если первый и даже второй
год уже настоящей охоты она будет запираема или привязываема
на цепочке или веревочке немедленно по возвращении с поля да и во все свободное время от охоты; впоследствии это сделается ненужным.
Даю только еще один совет, с большою пользою испытанный мною
на себе, даю его тем охотникам, горячность которых не проходит с
годами: как скоро поле началось неудачно, то есть сряду дано пять, шесть и более промахов
на близком расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать стрелять и по крайней мере
на полчаса присесть, прилечь и отдохнуть.
Всю дичь по месту ее жительства, хотя оно и изменяется временами
года и необходимым добыванием корма, разделить
на четыре разряда: I) болотную, II) водяную, III) степную, или полевую, и IV) лесную.
Этот
лет по одним и тем же местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие
на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего в лес за дровами, также был им замечен по своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Весьма обыкновенное дело, что болота мокрые и топкие превращаются в сухие оттого, что поникают ключи или высыхают головы родников; но я видал
на своем веку и противоположные примеры: болота сухие, в продолжение нескольких десятков
лет всегда представлявшие какой-то печальный вид, превращались опять в мокрые и топкие.
Водяной цвет, называемый зеленью около Москвы и шмарою в Оренбургской губернии, которым ежегодно во время
лета покрываются непроточные пруды, озера и болота, который появляется и
на реках, по разбивается и уносится быстрым их течением, — водяной цвет, соединяясь с перегнивающими водяными растениями, древесными иглами и листьями, составляет уже довольно густую массу, плавающую
на воде.
Это случается только
на озерах больших и глубоких;
на водах же средней величины и мелких процесс зарастания обыкновенно оканчивается тем, что сплошной слой от края до края, во всех направлениях, заволочет поверхность воды, и через несколько
лет наружность его представит вид обыкновенного болота, но обманчива эта наружность…
Утвердительно могу сказать, что зыбкие болота иногда превращаются в обыкновенные: вероятно, верхний пласт,
год от
году делаясь толще и тяжеле, наконец сядет
на дно, а вода просочится наружу и испарится.
О названии «лежанка», которого никто не знает
на Руси, придаваемом гаршнепу в «Книге для охотников», изданной в 1813
году в Москве, я уже говорил.
[Один охотник, впрочем, сказывал мне, что убил очень молодого, едва летающего гаршнепа около Петербурга, под Стрельною, в самом топком болоте] Это обстоятельство наводит
на мысль, что гаршнепы далеко отлетают для вывода детей, в такие непроходимые лесные болота, куда в это время
года не заходит нога человеческая, потому что такие болота, как я слыхал, в буквальном смысле недоступны до тех пор, пока не замерзнут.
— Основываясь
на том, что они питаются единственно корешками растений, их готовят непотрошенными: честь, которой не удостоивается никакая другая дичь, кроме дроздов, из уважения к ягодной пище, которую употребляют они в известное время
года.
Болотные кулики, несчастные жертвы всякого стрелка, так беспощадно истребляемые, мало уважаются охотниками, без сомнения, потому, что их везде много и что во время сиденья
на яйцах и вывода детей только ленивый не бьет их: ибо не умеющий вовсе стрелять в
лет может стрелять их сидячих; но с прилета или
на отлете никакой охотник ими не пренебрегает.
Я всегда дорожил ими, и мне нередко удавалось убивать их в
лет; по особенному счастью, они как-то нечаянно и часто
на меня налетали.
Он не так смирен, как другие, или, может быть, так кажется оттого, что не стоит
на одном месте, а все бежит вперед, летает очень быстро, и убить его в
лет, в угон или в долки довольно трудно, а гораздо легче срезать его впоперек, когда он случайно налетит
на охотника, ибо, повторяю, полет его быстрее полета всех других куличков, после бекаса.
Когда вся птица садится
на гнезда, они не пропадают, а только уменьшаются в числе, так что в продолжение всего
лета их изредка встречаешь, из чего должно заключить что-нибудь одно: или самцы не сидят
на гнездах и не разделяют с самкою попечения о детях, или чернышей всегда много остается холостых.
Чернозобики в Оренбургской губернии бывают только пролетом весною, с половины до конца апреля; в продолжение же
лета и даже осенью я никогда чернозобиков не встречал, но слыхал, что в Пензенской губернии появляются они
на короткое время в августе; разумеется, это обратный пролет; может быть, то же бывает в других уездах и Оренбургской губернии.
Появляясь только один раз в
год и то
на короткое время, чернозобики всегда возбуждали во мне горячее преследование.
Я помню
года, в которые они совсем не появлялись, и я тщетно отыскивал их
на обыкновенных любимых ими местах в целом околотке.
Хотя этот куличок, по своей малости и неудобству стрельбы, решительно не обращает
на себя внимания охотников, но я всегда любил гоняться за зуйками и стрелять их в
лет или в бег, ходя по высокому берегу реки, под которым они бегали, я мог, забегая вперед, появляться нечаянно и тем заставлять их взлетывать.
Мне случалось, однако, убивать их по десятку одним зарядом, но только в
лет, когда вся стая как-нибудь нечаянно
на меня налетала и свертывалась в плотную кучу.
Мне случилось однажды, сидя в камыше
на лодке с удочкой, услышать свист, похожий
на отрывистый свист или крик погоныша, только не чистый, а сиповатый; вскоре за тем выплыла из осоки болотная курица, и я подумал, что этот сиповатый крик принадлежит ей; потом, чрез несколько
лет, я услышал точно такой же сиповатый свист в камыше отдельного озерка; я послал туда собаку, наверное ожидая болотной курицы, но собака выгнала мне погоныша, которого я и убил.
Из числа десятка убитых мною три были застрелены плавающие, две — бегающие по густой шмаре и одна — стоявшая
на деревянной плахе, которая лежала в болотной воде; четыре убиты в
лет из-под собаки, и в том числе две необыкновенным образом.
Один раз, в 1815
году, 29 апреля, я убил погоныша не темно-зеленого, а темно-кофейного цвета: он был очень красив; к сожалению, листок,
на котором он был описан подробно в моих записках, вырван и потерян и я не помню его особенностей.
Несмотря
на огромное различие в обилии и силе вод, и те и другие реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая
летом, вода обнажает луговую сторону, и река катит свои волны в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
Впрочем, около Москвы, где грунт по преимуществу глиняный, выкопать яму где угодно, даже
на горе, — снеговая и дождевая вода будет стоять в ней круглый
год, как в фаянсовой чашке.
Я помню в молодости моей странный случай, как
на наш большой камышистый пруд, середи уже жаркого
лета, повадились ежедневно прилетать семеро лебедей; прилетали обыкновенно
на закате солнца, ночевали и
на другой день поутру, как только народ просыпался, начинал шуметь, ходить по плотине и ездить по дороге, лежащей вдоль пруда, — лебеди улетали.
Я сам видел их несколько
годов сряду, живущих
лето на отведенном им пруду, а зиму проводящих в теплой избе.
В местах привольных, то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами, и в это время
года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно
на одном озере днюют, а
на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться к ним, плавающим
на воде, щиплющим зеленую травку
на лугу, усевшимся
на ночлег вдоль берега, или подстеречь их
на перелете с одного озера
на другое в известные часы дня.
Разумеется, во всех этих случаях нельзя убить гусей много, стрелять приходится почти всегда в
лет, но при удачных выстрелах из обоих стволов штуки три-четыре вышибить из стаи. также подъезжать к гусиным станицам или, смотря по местности, подкрадываться из-за чего-нибудь, когда они бродят по сжатым полям и скошенным лугам, когда и горох и гречу уже обмолотили и гусям приходится подбирать кое-где насоренные зерна и даже пощипывать озимь и молодую отаву. также довольно удачно напасть
на них в полдень, узнав предварительно место, где они его проводят.
Селезень, напротив, разорив гнездо своей утки, получает ее опять в полное владение, и она не расстается с ним ни
на одну минуту до тех пор, покуда вновь не затеет гнезда, вновь не скроется от селезня и не сядет
на яйца. даже предположить, что иной утке совсем не удастся вывесть детей в продолжение целого
лета, потому-то каждому охотнику и случается встречать в июне, даже в начале июля, до самой линевки, уток парами.
Скорее убьешь крякву как-нибудь в
лет, особенно поздно вечером, когда стаи летят гораздо ниже или перелетают с одной лужи
на другую.
Ловко также стрелять их в
лет, поднимающихся с небольших речек, по берегам которых ходят охотники, осторожно высматривая впереди, по изгибистым коленам реки, не плывут ли где-нибудь утки, потому что в таком случае надобно спрятаться от них за кусты или отдалиться от берега, чтоб они, увидев человека, не поднялись слишком далеко, надобно забежать вперед и подождать пока они выплывут прямо
на охотника; шумно, столбом поднимаются утки, если берега речки круты и они испуганы нечаянным появлением стрелка; легко и весело спускать их сверху вниз в разных живописных положениях.
Сначала большие стаи нырков пролетают, не опускаясь, да и некуда им опускаться; вслед за ними появляются нырки парами везде, где река или материк в пруде очистились от льда, а
на больших реках — по полыньям; потом до
лета нырки продолжают держаться по рекам и прудам, парами и в одиночку.
Особенным ароматом наполняют они воздух, и кто не ночевывал
летом в наших степях
на покатостях горных кряжей, тот не может иметь понятия о благорастворенном, мягком, живительном их воздухе, который здоровее даже лесного.
В деревнях остаются только лошади отличные, почему-нибудь редкие и дорогие, лошади езжалые, необходимые для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной того же
года, и жеребые матки, которых берут, однако,
на дворы не ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют, то есть бродят по степи и, разгребая снег копытами, кормятся ветошью ковыля и других трав.
С весны и в продолжение всего
лета стрепета в местах степных, далеких от жилья, не пуганые и не стреляные, особенно в одиночку или попарно, довольно смирны, но весьма скоро делаются чрезвычайно дики и сторожки, особенно стайками, так что нередко, изъездив за ними десятки верст и ни разу не выстрелив, я принужден бывал бросать их, хотя и видел, что они, перелетев сажен сто или двести, опустились
на землю.
Если же палы случатся поздно (что иногда бывает) и у степных куликов пропадут яйца уже насиженные или они сами обожгутся как-нибудь во время пожара, особенно в ночное время, то кулики других гнезд не заводят и остаются
на этот
год холостыми, продолжая колотиться около тех мест, где погорели их гнезда.
У меня был в соседстве, верстах в двадцати, такой пруд, [Принадлежавший А. М. Карамзину и называвшийся Карамзинским]
на который кроншнепы прилетали перед своим отлетом осенью ежедневно в полдень; этот прилет повторялся постоянно каждый
год в исходе июля или в начале августа и продолжался недели две.
По счастию, именно вдоль того самого берега, плоского и открытого,
на который обыкновенно садилась вся стая, тянулся старый полусогнивший плетень, некогда окружавший конопляник, более десяти
лет оставленный; плетень обрастал всегда высокою травою, и мне ловко было в ней прятаться.
Кречетки живут парами; самец и самка сидят попеременно
на яйцах не более двух недель с половиною; оба кружатся над охотником, стараясь отвлечь его в сторону, налетают гораздо ближе и вьются неотступнее кроншнепов, с которыми вместе, по крайней мере в продолжение
лета, питаются совершенно одинаким кормом. предположить, что и впоследствии времени самец разделяет с самкою все заботы о детях до полного их возраста, хотя кречетки исчезают так скоро, что нельзя сделать наблюдения над выводками молодых, уже начавших летать.
Как только молодые начнут свободно летать, то всякое утро,
на рассвете, вся стая поднимается с места ночлега
лётом и перемещается
на недальнее расстояние; побегав немного, через несколько минут скликается, делает другой перелет и там остается
на целый день.
В моих записках отмечено, что иногда сивок бывало очень мало, а иногда очень много; были
года, в которые я слышал только их писк и видел их стаи, кружившиеся под небесами, как темное облако, но не видал их опускающихся
на землю; в 1811
году сивки не прилетали совсем.
Изредка случалось мне видеть, что сивки спускались даже
на скошенные прошлого
года луговины и
на яровые поля, покрытые молодыми хлебными всходами.
Но как приятны весной и
летом эти неблагозвучные хриплые звуки, особенно когда они впервые начнут раздаваться, что, впрочем, никогда не бывает рано; довольно поднявшаяся трава и зазеленевшие кусты — вот необходимое условие для дергуновой песни, поистине похожей
на какое-то однообразное дерганье.
Судя по времени начала их крика, подумать, что коростели появляются очень поздно, но это будет заключение ошибочное: коростели прилетают едва ли позднее дупельшнепов, только не выбегают
на открытые места, потому что еще нет
на них травы, а прячутся в чаще кустов, в самых корнях, в густых уремах, иногда очень мокрых, куда в это время
года незачем лазить охотнику.
В половине мая некоторые перепелки уже сидят
на гнездах: такие выводки называются ранниками, зато иные выводят детей в исходе июля, которые и называются поздышами. Итак, в течение двух месяцев всегда найти самых маленьких перепелят. Это исключительное свойство перепелок заставляет многих охотников думать, что одна и та же самка выводит два раза детей в одно
лето.
Гнездо перепелки свивается
на голой земле из сухой травы, предпочтительно в густом ковыле. Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко для такой небольшой птички; но это необходимо потому, что она кладет до шестнадцати яиц, а многие говорят, что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает, что перепелки выводят детей один раз в
год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками
на воробьиные, только с лишком вдвое их больше и зеленоватее.
Я видел пример, как значительное село, сидевшее
на прекрасной родниковой речке (Большой Сююш] которая поднимала постоянно мукомольный постав, в один
год лишилась воды.