Неточные совпадения
Много оттаяло
земли, особенно по высоким местам,
на полдневном солнечном пригреве.
Они бродят по грязи, около луж,
на вспаханных полях, где иногда вязнут по брюхо, несмотря
на долгие свои ноги, и где длинными, кривыми носами, запуская их по самую голову, достают себе из размокшей
земли хлебные зерна и всякого рода червей и козявок.
Лесные, моховые болота обязаны своим происхождением близости глиняного грунта, не пропускающего сквозь себя дождевую воду: она стоит
на нем, как
на глиняном блюде, и верхний пласт
земли, плотно лежащий
на глине, постоянно размокая, разбухая, лишенный солнечных лучей от навеса древесных ветвей, производит мох.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, — что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские, так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными,
на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в
землю на тех местах тока, где нужно их расставить.
Мне случалось бить столь жирных дупелей, что, когда убьешь его и он ударится о
землю, как мокрая глина, то кожа трескалась
на его хлупи.
Даже во время замерзков, когда
земля начинает покрываться первым пушистым снегом, вовсе неожиданно случалось мне находить в самой голове родника гаршнепа, притаившегося
на мерзлой
земле; изумляла меня крепкая стойка собаки
на таком голом месте, где, казалось, ничто спрятаться не могло.
Походка их медленна, тяжела, неловка, некрасива; лебедь, гусь и утка, когда идут по
земле, ступают бережно, скользя и переваливаясь с одной стороны
на другую, а утки-рыбалки почти лишены способности ходить; зато вода — их стихия!
Но если бассейн мелок относительно силы ключа, то вся вода, с песком,
землей и даже мелкими камушками, ворочается со дна доверху, кипит и клокочет, как котел
на огне.
Иногда ручей бежит по открытому месту, по песку и мелкой гальке, извиваясь по ровному лугу или долочку. Он уже не так чист и прозрачен — ветер наносит пыль и всякий сор
на его поверхность; не так и холоден — солнечные лучи прогревают сквозь его мелкую воду. Но случается, что такой ручей поникает, то есть уходит в
землю, и, пробежав полверсты или версту, иногда гораздо более, появляется снова
на поверхность, и струя его, процеженная и охлажденная
землей, катится опять, хотя и ненадолго, чистою и холодною.
Имя тоже очень выразительное: идет ли утка по
земле — беспрестанно покачивается то
на ту, то другую сторону; плывет ли по воде во время ветра — она качается, как лодочка по волнам.
Кажется, сказать утвердительно, что нырки не вьют гнезд
на твердой
земле, как все предыдущие, описанные мною утиные породы, а, подобно другим рыболовным уткам, ухитряются класть свои гнезда в камышах или высокой густой осоке,
на воде или над водою.
Всякое пространство ковылистой нови, никогда не паханной
земли, иногда
на несколько сот верст в окружности, а иногда небольшое, зовут там степью.
Это делается не столько для удобрения
земли, сколько для того, чтобы легче было пахать яровую пашню, ибо
на плодоносной почве густая прошлогодняя жнива бывает выше колена.
Огонь, бежавший широкой рекою, разливая кругом яркий свет и заревом отражаясь
на темном небе, вдруг начинает разбегаться маленькими ручейками; это значит, что он встретил поверхность
земли, местами сырую, и перебирается по сухим верхушкам травы; огонь слабеет ежеминутно, почти потухает, кое-где перепрыгивая звездочками, мрак одевает окрестность… но одна звездочка перескочила
на сухую залежь, и мгновенно расстилается широкое пламя, опять озарены окрестные места, и снова багряное зарево отражается
на темном небе.
Хотя снега в открытых степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя
на просторе, сдирает снег с гладкой поверхности
земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но тем не менее от такого скудного корма несчастные лошади к весне превращаются в лошадиные остовы, едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и
земля покроется ледяною корою, которая под снегом не отойдет (как то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно, то все конские табуны гибнут от голода
на тюбеневке.
Если вдруг выпадет довольно глубокий снег четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что нога зверя вязнет до
земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но и всякими дворными собаками, а лис и волков заганивают верхами
на лошадях и убивают одним ударом толстой ременной плети, от которой, впрочем, и человек не устоит
на ногах.
Одни зимние вьюги, по-оренбургски — бураны, беспрепятственно владычествуют
на гладких равнинах, взрывая их со всех сторон, превращая небо, воздух и
землю в кипящий снежный прах и белый мрак…
Я еще помню, что около самых деревень, куда, бывало, ни взглянешь, везде по сурчинам [Сурчинами называются бугорки, насыпанные сурками при рытье своих нор, которые бывают очень глубоки, всегда имеют два входа и проводятся под
землею на довольно большое расстояние.
Вообще стрепет сторожек, если стоит
на ногах или бежит, и смирен, если лежит, хотя бы место было совершенно голо: он вытянет шею по
земле, положит голову в какую-нибудь ямочку или впадинку, под наклонившуюся травку, и думает, что он спрятался; в этом положении он подпускает к себе охотника (который никогда не должен ехать прямо, а всегда около него и стороною) очень близко, иногда
на три и
на две сажени.
Когда огненный ураган пронесется,
земля остынет и перестанет дымиться, уцелевшие кроншнепы, иногда далеко отогнанные разливом огня, сейчас возвращаются к своим гнездам, и если найдут их сгоревшими, то немедленно завивают новые, как ближе к старым и непременно
на местах или местечках, уцелевших от огня.
Несмотря
на силу и скорость полета, куропатки всегда летят невысоко от
земли и недалеко улетают.
У куропаток есть три рода крика, или голоса: первый, когда они целою станицей найдут корм и начнут его клевать, разгребая снег или
землю своими лапками: тут они кудахчут, как куры, только гораздо тише и приятнее для уха; второй, когда, увидя или услыша какую-нибудь опасность, собираются улететь или окликаются между собою, этот крик тоже похож несколько
на куриный, когда куры завидят ястреба или коршуна; и, наконец, третий, собственно им принадлежащий, когда вспуганная стая летит со всею силою своего быстрого полета.
Перепелки, равно и куропатки, в высшей степени имеют свойства и приемы домашних кур: они точно так же беспрестанно роются, копаются, разгребая проворно ножками сор, песок и рыхлую
землю; они делают это и для отысканья корма и для того, чтоб присесть ловчее
на отдых или ночлег.
Гнездо перепелки свивается
на голой
земле из сухой травы, предпочтительно в густом ковыле. Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко для такой небольшой птички; но это необходимо потому, что она кладет до шестнадцати яиц, а многие говорят, что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает, что перепелки выводят детей один раз в год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками
на воробьиные, только с лишком вдвое их больше и зеленоватее.
В это время они уже весьма неохотно поднимаются с
земли; летят очень тяжело и медленно и, отлетев несколько сажен, опять садятся, выдерживают долгую стойку собаки, находясь у ней под самым рылом, так что ловчивая собака нередко ловит их
на месте, а из-под ястреба [Это выражение буквально точно, но относится уже к травле перепелок ястребами.
Красный лес любит
землю глинистую, иловатую, а сосна — преимущественно песчаную;
на чистом черноземе встречается она в самом малом числе, разве где-нибудь по горам, где обнажился суглинок и каменный плитняк.
Общий признак старости дерев, даже при зеленых, но уже редких листьях — повисшие книзу главные сучья; этот признак всего заметнее в березе, когда ей исполнится сто лет] При своем падении они согнули и поломали молодые соседние деревья, которые, несмотря
на свое уродство, продолжают расти и зеленеть, живописно искривясь набок, протянувшись по
земле или скорчась в дугу.
Трупы лесных великанов, тлея внутри, долго сохраняют наружный вид; кора их обрастает мохом и даже травою; мне нередко случалось второпях вскочить
на такой древесный труп и — провалиться ногами до
земли сквозь его внутренность: облако гнилой пыли, похожей
на пыль сухого дождевика, обхватывало меня
на несколько секунд…
Вообще они гораздо уединеннее, строже меньших своих братии, простых тетеревов, держатся постоянно в крупном лесу, где и вьют гнезда их курочки
на голой
земле, в небольших ямках.
Когда же деревья облетят, а трава от дождей и морозов завянет и приляжет к
земле, тетерева по утрам и вечерам начинают садиться
на деревья сначала выводками, а потом собравшимися стаями, в которых старые уже смешиваются с молодыми.
Вот откуда родилась старинная басня, которой, впрочем, уже давно никто не верит, будто тетеревиные самки, бегая по
земле, подхватывают и глотают слюну, падающую изо ртов токующих
на деревьях самцов и тем оплодотворяются.
[В местах совершенно безлесных тока происходят в степи,
на голой
земле, но предпочтительно
на местах высоких и открытых.
Намоченная
земля сделалась мягка, и подъезжать к тетеревам стало удобно, не шумно даже
на колесах.
Полукругом около шалаша, не далее двенадцати шагов, становятся присады, то есть втыкаются в
землю молодые деревья, в две или три сажени вышиною, очищенные от листьев и лишних ветвей, даже ставят жерди с искусственными сучками;
на двух, трех или четырех приездах (это дело произвольное) укрепляются тетеревиные чучелы, приготовленные тремя способами.
Рябчики в начале мая садятся
на гнезда, которые вьют весьма незатейливо, всегда в лесу
на голой
земле, из сухой травы, древесных листьев и даже мелких тоненьких прутиков; тока у них бывают в марте; самка кладет от десяти до пятнадцати яиц; она сидит
на них одна, без участия самца, в продолжение трех недель; молодые очень скоро начинают бегать; до совершенного их возраста матка держится с ними предпочтительно в частом и даже мелком лесу, по оврагам, около лесных речек и ручьев.
Поднявшись с
земли, рябчики сейчас садятся
на деревья.
Нельзя сказать, чтоб дрозды и с прилета были очень дики, но во множестве всякая птица сторожка, да и подъезжать или подкрадываться к ним, рассыпанным
на большом пространстве, по мелкому голому лесу или также по голой еще
земле, весьма неудобно: сейчас начнется такое чоканье, прыганье, взлетыванье и перелетыванье, что они сами пугают друг друга, и много их в эту пору никогда не убьешь, [Мне сказывал один достоверный охотник, что ему случилось в одну весьма холодную зиму убить
на родниках в одно поле восемнадцать дроздов рябинников, почти всех влет, но это дело другое] хотя с прилета и дорожишь ими.
Они преимущественно держатся в мелком еловом лесу, по большей части садятся
на нижние ветви или прыгают по
земле, точно как малые рябинники.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться за сучья и ветви длинным носом и ногами, но
на деле выходит не то: он так проворно шныряет по
земле и по воздуху в густом, высоком и мелком лесу, что это даже изумительно.
Присев
на задние ноги, то есть сложив их
на сгибе, упершись в какое-нибудь твердое основание, заяц имеет способность с такою быстротою и силою разогнуть их, что буквально бросает па воздух все свое тело; едва обопрется он о
землю передними лапками, как уже задние, далеко перепрыгнув за передние, дают опять такой же толчок, и бег зайца кажется одною линией, вытянутою в воздухе.
Но кроме врагов, бегающих по
земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть
на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий
на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит
на стогу или
на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет
на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях
на далекое расстояние и, опустясь
на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Издалека мелькает и сквозит
на почерневшей
земле какая-то неопределенная белизна: в лесу, в чаще кустов, в полях и даже в степи, где иногда ложатся беляки, — и по какому-то, тоже неопределенному, чутью издалека узнает привычный зоркий глаз охотника, что эта белизна — заяц, хотя бывают иногда и самые смешные ошибки.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная, что
на голой и черной
земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз врагов своих, что даже сороки и вороны нападут
на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в страхе не будет знать, куда деваться…
Он напугал меня не
на шутку: ходя по лесу в серый туманный день, я убил уже много зайцев и развесил их по сучьям, чтобы собрать после, вместе с другим охотником; от наступающих сумерек становилось темно; вдруг вижу я огромное подобие белого зайца, сидящего
на корточках, в воздухе, как мне показалось,
на аршин от
земли.