Неточные совпадения
Старинные немецкие, толстоногие, брылястые собаки, а также испанские двуносые теперь совсем перевелись или переводятся, да и не для чего их иметь:
последние были вовсе неудобны, потому что высокая трава, особенно осока, беспрестанно резала
до крови их нежные, раздвоенные носы.
Уже материк реки, мало замерзающий выше пруда и зимою, прошел
до самых
последних грив камыша.
В одно поле, на двуствольное ружье, лучшие охотники убивали каждый
до шестидесяти штук бекасов, дупелей и вальдшнепов: ибо осенью и
последние сваливаются из лесов в болота и держатся в больших кустах с мочажиной около реки Инзы.
Что касается
до выродков, или князьков, то этим
последним именем называют всегда птицу, которая вместо своего обыкновенного цвета имеет перья белые.
— Пигалица составляет нечто среднее между куликом и полевым курахтаном; с
последним она сходна величиною тела и станом; ноги и шея у ней довольно длинны, но далеко не так, как у настоящих куличьих пород; нос хотя не куриного устройства, но все вдвое короче, чем у кулика, равного с ней величиною: он не больше четверти вершка, темного цвета; длина пигалицы от носа
до хвоста семь вершков.
Степные озера отличаются невероятною прозрачностью, превосходящею даже прозрачность омутов степных речек; и в
последних вода бывает так чиста, что глубина в четыре и пять аршин кажется не глубже двух аршин; но в озерах Кандры и Каратабынь глубина
до трех сажен кажется трех — или четырехаршинною; далее глубь начнет синеть, дна уже не видно, и на глубине шести или семи сажен все становится страшно темно!
Все водоплавающие птицы снабжены от заботливой природы густым и длинным пухом, не пропускающим ни капли воды
до их тела, но утки-рыбалки, начиная с нырка
до гоголя включительно (особенно
последний), предназначенные всю жизнь проводить на воде, снабжены предпочтительно самым густым пухом.
На ногах у лысены, повыше первого сгиба, из-под мягких сизых перьев лежат желто-зеленые поперечные полосы в полпальца шириною; зеленоватый цвет виден даже на
последнем сгибе ног
до самой лапы; он проглядывает сквозь свинцовый цвет, общий ногам всех лысен; лапы их на солнце отливают грязно-перламутровым глянцем; перепонка между пальцами толстая, вырезанная городками, отчего они и не могут так ловко плавать, как другие утки.
Хвостовые перья сверху пестрые, а снизу почти белые; над хвостом, под коричневыми длинными перьями, уже с половины спины лежат ярко-белые перья с небольшими копьеобразными крапинками; на шее, под горлышком, перышки светлы, даже белесоваты; глаза небольшие, темные, шея длиною в три вершка; нос темно-рогового цвета, довольно толстый, загнутый книзу, в два вершка с половиною; крылья очень большие, каждое длиною в две четверти с вершком, если мерить от плечевого сустава
до конца
последнего пера; хвост коротенький; ноги в четверть длиною, пальцы соразмерные; цвет кожи на ногах темный, пальцы еще темнее, ногти совсем черные, небольшие и крепкие.
Яиц я не находил более десяти, но, говорят, их бывает
до пятнадцати, чему я не совсем верю, потому что в
последнем случае коростели были бы многочисленнее; яички маленькие, несколько продолговатой формы, беловато-сизого цвета, покрыты красивыми коричневыми крапинками.
Бой повторяется сряду, без перемежки, от четырех
до десяти раз:
последнее число считается редкостью.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того как топор прохватывает
до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар,
последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!..
Рябчики никогда не бывают очень жирны; пища их состоит из почек всех древесных пород черного и красного леса:
последние сообщают им особенный смолистый вкус;
до всяких лесных ягод они большие охотники.
Ягоды всех родов — любимая пища дроздов, для чего они охотно и постоянно посещают ягодные сады, и если
последние оберегаются в день сторожами, то они производят свои опустошительные налеты очень рано по утрам, даже
до восхождения солнца.
В привольных оренбургских лесах, особенно в обширных речных уремах, самую лакомую и питательную пищу доставляют дроздам черемуха, рябина и калина; две
последние ягоды после морозов становятся слаще, и дрозды жадно лакомятся ими
до самой зимы.
Если принять рано утром вечерний малик русака, только что вставшего с логова, то в мелкую и легкую порошу за ним, без сноровки, проходишь
до полдён: русак сначала бегает, играет и греется, потом ест, потом опять резвится, жирует, снова ест и уже на заре отправляется на логово, которое у него бывает по большей части в разных местах, кроме особенных исключений; сбираясь лечь, заяц мечет петли (от двух
До четырех), то есть делает круг, возвращается на свой малик, вздваивает его, встраивает и даже четверит, прыгает в сторону, снова немного походит, наконец после
последней петли иногда опять встраивает малик и, сделав несколько самых больших прыжков, окончательно ложится на логово; случается иногда, что место ему не понравится, и он выбирает другое.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё
до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Неточные совпадения
Тем не менее когда Угрюм-Бурчеев изложил свой бред перед начальством, то
последнее не только не встревожилось им, но с удивлением, доходившим почти
до благоговения, взглянуло на темного прохвоста, задумавшего уловить вселенную.
Но когда дошли
до того, что ободрали на лепешки кору с
последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.
Сверх того, он уже потому чувствовал себя беззащитным перед демагогами, что
последние, так сказать, считали его своим созданием и в этом смысле действовали
до крайности ловко.
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти
последние лишь для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени
до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Это
последнее действие
до того поразило Бородавкина, что он тотчас же возымел дерзкую мысль поступить точно таким же образом и относительно прованского масла.