Неточные совпадения
Всем охотникам известно, что двуствольные ружья, при одинаковых условиях
в отделке и
в доброте стволин, почти всегда бьют неодинаково:
один ствол лучше, другой хуже.
Лучшее доказательство, что мастера сами не знают причины, состоит
в том, что ни
один из них не возьмется сделать двух стволин одинакового боя, как бы они ни были сходны достоинством железа.
Что касается до четвертой причины, то есть до глубины винтов и длины казенного щурупа, то, не умея объяснить физических законов, на которых основано его влияние на заряд, я скажу только, что многими опытами убедился
в действительной зависимости ружейного боя от казенника: я потерял не
одно славное ружье, переменив старый казенный шуруп на новый, по-видимому гораздо лучший.
Эту привычку еще легче получить человеку, у которого шея коротка: последнее обстоятельство ясно указывает на то, что ружье, ловкое
в прикладе
одному, может быть неловко другому.
По нужде я употреблял мушкетный порох, но клал его
одною хорошею щепоткою больше
в каждый заряд.
Пыжи шерстяные употребительнее других у простых охотников; они имеют
одно преимущество, что шерсть не горит, но зато заряд прибивается ими не плотно, часть дроби иногда завертывается
в шерсти, и такие пыжи, по мнению всех охотников, скорее пачкают внутренние стены ствола.
Если и поднимешь нечаянно, то редко убьешь, потому что не ожидаешь; с доброю собакой, напротив, охотник не только знает, что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает, какая именно дичь; поиск собаки бывает так выразителен и ясен, что она точно говорит с охотником; а
в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы, и
в мертвой стойке над нею — столько картинности и красоты, что все это вместе составляет
одно из главных удовольствий ружейной охоты.
Следовательно, приучив сначала молодую собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом,
одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно языке, для чего
в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, — охотник может идти с своею ученицей
в поле или болото, и она, не дрессированная на парфорсе, будет находить дичь, стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но
в течение года совершенно привыкнет.
Наконец, потеряв терпение, они уходили
одни в ближнее болото и проводили там по нескольку часов
в приискивании и поднимании дичи.
Когда мне сказали об этом, я не хотел верить и
один раз, полубольной, отправился сам
в болото и, подкравшись из-за кустов, видел своими глазами, как мои собаки приискивали дупелей и бекасов, выдерживали долгую стойку, поднимали птицу, не гоняясь за ней, и, когда бекас или дупель пересаживался, опять начинали искать…
одним словом: производили охоту, как будто
в моем присутствии.
Одна из этих собак была чистой французской породы, а другая — помесь французской с польскою, несколько псовою собакой: обе не знали парфорса, имели отличное чутье и были вежливы
в поле, как только желать.
Неопытный стрелок, начинающий охотиться за дичью, должен непременно давать много пуделей уже потому, что не получил еще охотничьего глазомера и часто будет стрелять не
в меру, то есть слишком далеко. Но смущаться этим не должно. Глазомер придет со временем, а покуда его нет, надо стрелять на всяком расстоянии, не считая зарядов.
Одним словом: если прицелился, то спускай курок непременно.
Все породы уток стаями,
одна за другою, летят беспрестанно:
в день особенно ясный высоко, но во дни ненастные и туманные, предпочтительно по зарям, летят низко, так что ночью, не видя их, по свисту крыльев различить многие из пород утиных.
Заблеял дикий барашек, [Так называет народ бекаса, потому что он, быстро и прямо опускаясь вниз, подгибает
одно крыло, а другим машет так часто, что от сильного упора
в воздухе происходит звук, подобный блеянию барашка.
В строгом смысле нельзя назвать это разделение совершенно точным, потому что нельзя определить с точностью, на каком основании такие-то породы птиц называются болотною, водяною, степною или лесною дичью, ибо некоторые противоположные свойства мешают совершенно правильному разделению их на разряды: некоторые
одни и те же породы дичи живут иногда
в степи и полях, иногда
в лесу, иногда
в болоте.
Этот лет по
одним и тем же местам называется охотниками «тяга»] издавая известные звуки, похожие на хрюканье или хрипенье, часто вскакивая с большим шумом из-под ног крестьянина, приезжающего
в лес за дровами, также был им замечен по своей величине и отличному от других птиц красноватому цвету и получил верное название.
Я редко встречал охотников, которые бы видали пролетных бекасов, и я сам
один раз только
в жизни видел весною, рано поутру, бекасиную стаю, пролетевшую очень высоко.
Собака не решалась броситься с крутого, высокого, снежного берега
в речку; я приходил
в отчаяние, но умное животное обежало на мост за полверсты, поймало и принесло мне бекаса, не помяв ни
одного пера…
Один раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась, упал
в десяти шагах от меня с распростертыми крыльями на большую кочку; он был весь
в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел взять свою добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
Советую и всем охотникам делать то же, и делать аккуратно, потому что птица, приколотая вскользь, то есть так, что перо не попадет
в мозг, а угодит как-нибудь мимо, также может улететь, что со мной случалось не
один раз, особенно на охоте за осенними тетеревами.
Дупели прилетают или оказываются на мокрых местах иногда
одною, а иногда двумя неделями позднее бекасов, когда погода сделается уже теплее, что я могу доказать двенадцатилетними, обстоятельными записками о прилете дичи
в Оренбургской губернии.
Знаю только, что как скоро начнет заходить солнце, дупели слетаются на известное место, всегда довольно сухое, ровное и по большей части находящееся на поляне, поросшей чемерикою, между большими кустами, где
в продолжение дня ни
одного дупеля не бывает.
Когда попадет
в сило
один дупель, начнет биться и трепетаться, другие кинутся его бить и попадают
в силья сами: большая часть из них удавливается.
Во всю мою жизнь я
один раз только нашел множество дупелей
в паровом поле: они были необыкновенно жирны и сначала смирны, потом сделались сторожки, но держались упорно около двух недель.
[
Один охотник, впрочем, сказывал мне, что убил очень молодого, едва летающего гаршнепа около Петербурга, под Стрельною,
в самом топком болоте] Это обстоятельство наводит на мысль, что гаршнепы далеко отлетают для вывода детей,
в такие непроходимые лесные болота, куда
в это время года не заходит нога человеческая, потому что такие болота, как я слыхал,
в буквальном смысле недоступны до тех пор, пока не замерзнут.
Хотя мне и жаль, но я должен разрушить положительность этого мнения: вальдшнеп, дупельшнеп, бекас и гаршнеп питаются не
одними корешками, особенно два первых вида, которые не всегда постоянно живут
в мокрых болотах и не могут свободно доставать себе
в пищу корешков
в достаточном количестве; они кушают червячков, разных козявок, мух и мушек или мошек.
Недавно узнал я от
одного почтенного охотника, П.
В. Б — ва, что дупелей, бекасов и, пожалуй, всякую другую дичь, стрелянную даже
в июле, сохраняют у него совершенно свежею хоть до будущей весны. Птицу кладут
в большую форму, точно такую,
в какой приготовляют мороженое, вертят ее и крепко замораживают; потом форму зарубают
в лед, и, покуда он не пропадет
в леднике, птица сохраняется так свежа, как будто сейчас застрелена.
[
Один настоящий охотник и образованный наблюдатель, Н. Т. Аксаков, которому я обязан за многие сведения, сказывал мне, что нахаживал куличат и гнезда речных куликов
в моховых болотах сосновых больших лесов] Речные кулики держатся
в Оренбургской губернии до начала сентября и
в это время бывают довольно жирны, с прилета также они не худы, как и вся прилетная птица.
[
Один охотник сказывал мне, что стрелял молодых бекасов 4 июня; но это исключительная редкость] Впрочем, это единственный случай;
в продолжение двенадцати лет он не повторился.
Все, что я писал о избиении сих последних во время вывода детей, совершается и над травниками; от большей глупости (так нецеремонно и жестко выражаются охотники) или горячности к детям они еще смелее и ближе, с беспрестанным, часто прерывающимся, коротким, звенящим криком или писком, похожим на слоги тень, тень, подлетают к охотнику и погибают все без исключения, потому что во время своего летания около собаки или стрелка часто останавливаются неподвижно
в воздухе, вытянув ноги и трясясь на
одном месте.
Он не так смирен, как другие, или, может быть, так кажется оттого, что не стоит на
одном месте, а все бежит вперед, летает очень быстро, и убить его
в лет,
в угон или
в долки довольно трудно, а гораздо легче срезать его впоперек, когда он случайно налетит на охотника, ибо, повторяю, полет его быстрее полета всех других куличков, после бекаса.
Когда вся птица садится на гнезда, они не пропадают, а только уменьшаются
в числе, так что
в продолжение всего лета их изредка встречаешь, из чего должно заключить что-нибудь
одно: или самцы не сидят на гнездах и не разделяют с самкою попечения о детях, или чернышей всегда много остается холостых.
На воде они держатся друг от друга не
в далеком расстоянии, и потому мне случалось убивать поплавков
одним зарядом по три и по четыре штуки.
Появляясь только
один раз
в год и то на короткое время, чернозобики всегда возбуждали во мне горячее преследование.
Я слышал, что около Петербурга чернозобики летят весной
в баснословном множестве (как и болотные кулики) и что
один известный охотник убил
одним зарядом восемьдесят пять куличков. Хотя мне сказывали это люди самые достоверные, но, признаюсь, не умею себе представить возможности убить
одним зарядом такое множество чернозобиков.
В Оренбургской губернии многие охотники их совсем не знают.
Одним словом,
в то время они бывают похожи на обыкновенных петухов.
Недели через три после своего появления огромными стаями курахтаны улетают вместе со всею пролетною птицей, и к осени, то есть
в августе, петушки возвращаются пепельно-серыми, пестрыми куличками без грив и хохолков, почти совершенно сходными с своими самками, которые и весной и осенью сохраняют
один и тот же вид и цвет, постоянно имея хлупь и брюшко белые.
Мне случалось, однако, убивать их по десятку
одним зарядом, но только
в лет, когда вся стая как-нибудь нечаянно на меня налетала и свертывалась
в плотную кучу.
Один раз
в моей жизни видел я
в Оренбургской губернии пару куликов величиною с болотного кулика, похожих на него и статями, но почти белых пером.
У
одного известного охотника (Н. Т. Аксакова) жила два года пара болотных кур
в нарочно устроенной для того комнате с болотным полом.
Впоследствии времени заключение мое подтвердил мне тот же достоверный охотник: у него
в деревне,
в Симбирской губернии, болотные куры водили детей несколько лет сряду около
одних и тех же озерков, обросших вокруг камышом и поросших лопухами и водяными кувшинчиками.
Из числа десятка убитых мною три были застрелены плавающие, две — бегающие по густой шмаре и
одна — стоявшая на деревянной плахе, которая лежала
в болотной воде; четыре убиты
в лет из-под собаки, и
в том числе две необыкновенным образом.
Один раз,
в 1815 году, 29 апреля, я убил погоныша не темно-зеленого, а темно-кофейного цвета: он был очень красив; к сожалению, листок, на котором он был описан подробно
в моих записках, вырван и потерян и я не помню его особенностей.
Мне удалось
один раз, уже довольно поздно для чибисов, кажется
в половине сентября, вышибить крупною дробью
одного чибиса из стаи, пролетевшей очень высоко надо мною, вероятно
в дальний поход. Чибис был облит салом и так вкусен, что уступал
в этом только бекасиной породе.
Несколько речек, большей или меньшей величины, постепенно впадают
одна в другую. Обильнейшая водою по праву, а счастливейшая иногда без всякого права, поглощая
в себе имена других, удерживает свое собственное и продолжает течение уже многоводною и сильною рекою. Густая, разнообразная и обширная урема почти обыкновенно разрастается на ее берегах.
Несмотря на огромное различие
в обилии и силе вод, и те и другие реки имеют
один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом, вода обнажает луговую сторону, и река катит свои волны
в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
В Оренбургской губернии много таких озер; мне короче знакомы два чудесные озера, находящиеся
в недальнем расстоянии
одно от другого,
в Белебеевском уезде: Кандры и Каратабынь; каждое из них имеет по нескольку десятков верст
в окружности.
Прелестные степные луга, оживляемые близостью огромной массы воды, окружают Кандры; глубина
в десять сажен находится ближе к
одной, несколько гористой стороне; посредине озера точно всплыл из воды небольшой, возвышенный, лесистый, зеленый островок: приют и место вывода детей для бесчисленных и разнообразных пород чаек.
Такие пруды бывают иногда очень глубоки; их нельзя назвать совершенно стоячими, глухими: хотя
один раз
в году, а все же вода
в них переменяется, но относительно к птице о них не стоит говорит.
Наконец,
один старый охотник, зарядив свое дрянное, веревочкой связанное ружьишко за неимением свинцовой картечи железными жеребьями, то есть кусочками изрубленного железного прута, забрался
в камыш прежде прилета лебедей и, стоя по пояс
в воде, дождался, когда они подплыли к нему на несколько сажен, выстрелил и убил
одного лебедя наповал.