Неточные совпадения
Оренбургская губерния по своему географическому положению
и пространству, заключая в себе разные
и даже противоположные климаты
и природы, гранича к северу с Вятскою
и Пермскою губерниями, где по зимам мерзнет ртуть,
и на юг с Каспийским морем
и Астраханскою губерниею, где, как всем известно, растут на открытом воздухе самые нежные сорта винограда, — представляет полную возможность разнообразию явлений всех царств природы
и между прочим разнообразию утиных пород, особенно во
время весеннего пролета.
Все другие породы лесной дичи, для добывания корма или для избежания капели с дерев в ненастную погоду, иногда хоть на короткое
время оставляют лес, рябчик — никогда; он даже не водится в отдельных лесных колках: сплошные леса, занимающие большое
пространство, предпочтительно краснолесье, — вот его постоянное жилище
и летом
и зимой; впрочем, он водится
и держится иногда
и в обширном чернолесье.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности бытия дана нам до всех категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта объекту; она переживается вне
времени и пространства, вне законов логики, вне этого мира, данного рациональному сознанию.
Но теперь он любит. Любит! — какое громадное, гордое, страшное, сладостное слово. Вот вся вселенная, как бесконечно большой глобус, и от него отрезан крошечный сегмент, ну, с дом величиной. Этот жалкий отрезок и есть прежняя жизнь Александрова, неинтересная и тупая. «Но теперь начинается новая жизнь в бесконечности
времени и пространства, вся наполненная славой, блеском, властью, подвигами, и все это вместе с моей горячей любовью я кладу к твоим ногам, о возлюбленная, о царица души моей».
С человеческой точки зрения, вся эта история поражает своими размерами во
времени и пространстве, но в жизни планеты она, вероятно, прошла так же незаметно, как складывается на нашем лице новая морщина, а на ней садится несколько прыщей.
Неточные совпадения
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала
и извивалась; по-прежнему один берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое
пространство заливаемую в весеннее
время водой. Бред продолжался.
«В бесконечном
времени, в бесконечности материи, в бесконечном
пространстве выделяется пузырек-организм,
и пузырек этот подержится
и лопнет,
и пузырек этот — я»
— А я думаю: я вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным
пространством, где меня нет
и где дела до меня нет;
и часть
времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было
и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обращается, мозг работает, чего-то хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!
С этого дня
время, перегруженное невероятными событиями, приобрело для Самгина скорость, которая напомнила ему гимназические уроки физики: все,
и мелкое
и крупное, мчалось одинаково быстро, как падали разновесные тяжести в
пространстве, из которого выкачан воздух.
Она понимала, что если она до сих пор могла укрываться от зоркого взгляда Штольца
и вести удачно войну, то этим обязана была вовсе не своей силе, как в борьбе с Обломовым, а только упорному молчанию Штольца, его скрытому поведению. Но в открытом поле перевес был не на ее стороне,
и потому вопросом: «как я могу знать?» она хотела только выиграть вершок
пространства и минуту
времени, чтоб неприятель яснее обнаружил свой замысел.