Неточные совпадения
Конечно, не найдется почти ни одного человека, который был бы совершенно равнодушен к так называемым красотам природы,
то есть: к прекрасному местоположению, живописному далекому виду, великолепному восходу или закату солнца, к светлой месячной ночи; но это еще не любовь к природе; это любовь к ландшафту, декорациям, к призматическим преломлениям света; это могут любить люди
самые черствые, сухие, в которых никогда не зарождалось или совсем заглохло всякое поэтическое чувство: зато их любовь этим и оканчивается.
Надобно выбирать стволы тонкие, длинные и прямые; тщательно обрезать все сучочки, оставя главный ствол неприкосновенным во всю его длину, до
самой последней почки, причем должно наблюдать, чтобы удилище не было тонко в комле; нижнюю половину, идущую к руке, надобно оскоблить, даже сострогать, если она слишком толста, а верхнюю непременно оставить в коже; несколько таким образом приготовленных удилищ должно плотно привязать к прямому шесту или доске и в таком принужденном положении завялить,
то есть высушить в комнате или на воздухе под крышей, где бы не брали их ни дождь, ни солнце.
Берутся, например, шесть конских волос одинаковой длины, выравниваются в толщине, [
То есть одна половина волос кладется комлем вверх, а другая вниз.] завязываются на конце обыкновенным узлом, разделяются поровну и сучатся или вьются (как кто лучше умеет) до
самого конца волос; потом опять завязывается обыкновенный узел: это называется коленцем.
Обращаю особенное внимание охотников-рыбаков на привязку крючка к поводку или прямо к лесе: от прикосновения к железу и мокроты привязка,
то есть
самый узелок, часто переедается ржавчиной; для предохранения от нее можно под привязку наматывать тонкую шелковинку в один ряд, но не более, иначе привязка будет толста.
Разумеется, это разделение произвольно, и если удить в водах, где водятся все породы рыб,
то легко может взять огромная рыба на среднюю и даже на маленькую удочку; она любит иногда попроказить и, не трогая большие,
самые лакомые насадки, хватает за пшеничное зернышко, кусочек хлеба с булавочную головку или муху…
Итак, вы берете крючок, привязываете к нему поводок, поводок привязываете к лесе и сейчас прикрепляете к ней грузило; если у вас наплавок с петелькой и пером,
то надеваете его с другого конца лесы и, отмеривши ее столько, чтоб она была четверти две или полторы длиннее удилища, привязываете ее двойною петлею к тонкому его концу, к
самой верхушке, а как вся леса должна быть всегда гораздо длиннее удилища,
то остальную ее часть надобно плотно обвить около него, спускаясь сверху вниз, и где леса кончится, там привязывать ее гладенько к удилищу вощеной ниткой.
Первая удочка,
то есть ее леса, бывает длиною до восьми аршин и более; грузило ее состоит из пули и прикрепляется: от трех четвертей до одного аршина расстоянием от крючка, который обыкновенно берется из
самых крупных нумеров,
то есть: первого, второго, третьего.
— Такая удочка с
самой толстой лесой, волос в тридцать, употребляется на больших и быстрых реках без наплавка; леса привязывается к маленькому и
самому гибкому удилищу; а как ее нельзя закинуть обыкновенным образом,
то леса забирается кругами в руку до
самого грузила, и таким способом крючок с насадкой закидывается на большое расстояние.
Тут уже удилище всегда держится в руке и служит для указания, что рыба взяла, для подсечки и для
того только, чтоб уводить и утомить рыбу, по большей части
самую крупную; но она подтаскивается уже просто за лесу и вынимается рукою или сачком.
Можно сделать одно общее правило: жало крючка должно быть так скрыто в насадке, чтоб его не было видно глазами и слышно осязанием; чтоб оно не укололо рта рыбы при
самом первом ее прикосновении, но чтоб в
то же время выход жала был свободен и чтоб при подсечке или собственном движении рыбы (которая, взявши в рот насадку, иногда вдруг бросается в сторону), жало мгновенно высовывалось и впивалось во внутренние части рта рыбы.
Все это отчасти и правда, но не менее правда и
то, что рыбка, задетая за губу, часто срывается
сама и еще чаще отрывается, если схватит ее не
самая крупная хищная рыба и не вдруг всю заглотает.
Я не употреблял
сам, но слыхал, что насаживают крючки «зеленью»,
то есть водяным цветом, когда он сделается довольно густ.
Я много раз
сам наблюдал, как хватает рыба упавшие листья и уносит вглубь: некоторые листочки всплывают, а другие пропадают; может быть, рыба глотает
те из них, которые еще зелены.
В тихое время и на тихой воде, в верховьях прудов, где материк стоит наравне с берегами, обросшими лесом, листья застилают воду иногда так густо, что трудно закинуть удочку, и если грузило легко,
то крючок с насадкой будет лежать на листьях; разумеется, надобно добиться, чтобы крючок опустился и наплавок встал; удить надобно всячески,
то есть и очень мелко и глубоко, потому что рыба иногда берет очень высоко, под
самыми листьями, а иногда со дна.
Отлогое дно, идущее от берега в глубину, твердое, не заросшее травою, не имеющее задевов, без сомнения есть
самое лучшее место; но здесь уженье производится уже с лодки или с нарочно устроенных для
того мостков или плота.
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет вода, покуда не выросла трава около берегов и на дне реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно в
самое голодное для рыбы время,
то можно так привадить рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки в одно и
то же время; разумеется, уже в это время предпочтительно надобно и удить.
Хотя иногда набежит туча с грозой и сильным вихрем, с частым и крупным дождем, который забьет ваши наплавки под траву, в шумные брызги и пузыри изрубит гладкую поверхность воды, взмутит ее, если она неглубока, отнесет длинные плетеницы трав туда, где их не бывало, так изменит положение места уженья, что вы
сами его не узнаете… но туча пронеслась, влажная, парная теплота разливается в воздухе, мгновенно наступает глубокая тишина, все приходит в порядок: круглые, зеленые лопухи медленно отплывают на свое прежнее место, длинные листья прибрежной травы снова расстилаются широко над водою, и рыба, испуганная на время внезапным возмущением стихий, с новою жадностью бросается на ваши, между
тем оправленные, крючки.
Если рыба на удочке запутается в траве,
то никак ее не тащить; напротив, ослабить лесу и дать рыбе свободу выпутаться
самой из травы, что она почти всегда сделает: нужно только терпение.
Рыба бывает непостижимо своенравна и прихотлива, по крайней мере так кажется нам по нашему неведению: сколько раз со мной случалось, что на удочку, хуже других устроенную, не на месте лежащую, на один и
тот же обрывок червяка или рака беспрестанно брала хорошая рыба, тогда как наплавки других удочек, во всем ее превосходящих, с живою, лакомою насадкой, лежали неподвижно; таким указанием пренебрегать не должно, и, не мудрствуя лукаво, советую, оставя другие удочки, продолжать удить на
ту, на которую берет,
то есть на счастливую, насаживая на нее не целых червей и раков, а небольшие обрывки их и закидывая удочку на
то же
самое место.
Итак, главнейшее правило состоит в
том, чтобы соображаться с временами года и состоянием погоды: на дворе тепло, ясно и тихо — рыба гуляет везде, даже по
самым мелким местам (особенно вечером), следовательно там и надобно ее удить; наступает ненастье, особенно ветер — рыба бросается в траву, прячется под берегами и кустами: должно искать ее там; наступает сильный холод — рыба становится на станы,
то есть разделяется по породам, собирается стаями и ложится на дно в местах глубоких: надобно преследовать ее и там и удить очень глубоко.
2) Чем жарче становится летом,
тем хуже клюет рыба, и в сильные летние жары только
самое раннее утро и поздний вечер могут дать рыбаку что-нибудь порядочное.
Уженье форели (пеструшки), кутемы и лоха, или красули, имеет совсем особенный характер, если производится на быстрых, мелких речках; в верховьях же прудов
тех же
самых речек, в которых иногда водятся эти породы рыб, оно ничем не отличается от обыкновенного уженья, ибо вода уже в них глубока и не совсем прозрачна.
Никогда не должно спешить отдеванием зацепившейся удочки. Очень часто бывает, что рак затаскивает крючок в нору, а рыба — под берег. Удилище надобно положить, не натягивая лесы; нередко случается, что через несколько времени удочка отцепится
сама,
то есть ее отцепит рыба, или выпустит рак, или вымоет из берега водой.
Итак, при
самом появлении рыбьих яичек начинается их истребление; оно продолжается до полного образования мелкой рыбешки, которая, будучи окружена
теми же врагами, может по крайней мере прятаться от них и спасаться проворством своего плаванья и малостью роста.
Хотя трудно с этим согласиться, но положим, что такая уверенность справедлива, да для рыбы эта отрава очень вредна:
та, которая наглоталась кукольванца много, умирает скоро, всплывает наверх, бывает собрана и съедена; но несравненно большая часть окормленной рыбы в беспамятстве забивается под берега, под коряги и камни, под кусты и корни дерев, в густые камыши и травы, растущие иногда на глубоких местах — и умирает там, непримеченная
самими отравителями, следовательно пропадает совершенно даром и гниением портит воду и воздух.
Это инстинктивное стремление бывает так сильно, что не видавши трудно поверить: несмотря на ужасную быстрину, с которою летит спертая полая вода, вырываясь в вешняках или спусках из переполненных прудов, рыба доходит до
самого последнего, крутого падения воды и, не имея уже никакой возможности плыть против летящего отвесного вниз каскада — прыгает снизу вверх; беспрестанно сбиваемые силою воды, падая назад и нередко убиваясь до смерти о деревянный помост или камни, новые станицы рыб беспрестанно повторяют свои попытки, и многие успевают в них,
то есть попадают в пруд.
В
самой голове таких ключей или родников живет форель,
то есть пеструшка, кутема и лох, или красуля; за ними лошок, голец и налим.
Непреодолимость такого стремления к обычной температуре воды испытали многие охотники, пробуя развесть у себя в пруду
те породы рыб, которые водились в
той же
самой реке, только несколько верст пониже.
Итак, оставалось одно средство: заставить рыбу выметать икру в
той самой воде, где назначалось жить ее потомству, и оно иногда удавалось.
Самый лучший способ, да и более удающийся, к разведению известных рыбьих пород в проточных и непроточных прудах, в которых они
сами собой не держатся или не заводятся, состоит в следующем: надобно ловить рыбу, которую желаешь развесть, перед
самым метаньем икры; на каждых шесть икряных самок отобрать по два самца с молоками, посадить их в просторную сквозную огородку или сажалку, устроенную в назначенном для
того пруде; когда из выметанной в свое время икры выведется рыбешка и несколько подрастет — загородку разобрать всю и рыбу выпустить в пруд: старая уйдет, а молодая останется и разведется иногда, если температура воды не будет уже слишком много разниться с
тою, в которой была поймана старая рыба.
Я сейчас говорил о
том, как иногда бывает трудно разводить некоторые породы рыб в такой воде, где прежде их не было; но зато
сама рыба разводится непостижимым образом даже в таких местах, куда ни ей
самой, ни ее икре, кажется, попасть невозможно, как, например: в степных озерах, лежащих на большом расстоянии от рек, следственно не заливаемых никогда полою водою, и в озерах нагорных.
Голец не вырастает длиннее трех вершков, и
то большая редкость; он совершенно кругл и пузаст;
самые крупные бывают толщиною в большой палец мужской руки; маленький ротик его имеет усы.
Гольцы по мягкости своей кожи служат лакомою насадкой для всех хищных рыб, но и для человека они составляют
самую вкусную пищу; уха из одних гольцов, осторожно вычищенных,
то есть не раздавя в пузырьках желчи, так жирна и вкусна, что едва ли уступит ухе из налимов; жареные и маринованные гольцы превосходны.
Клев ее быстр; она налетает с разбега и вдруг утаскивает наплавок в сторону, иногда погружая его и в воду; а если
сама попадет на крючок, что бывает нередко,
то натянет лесу и дернет даже за удилище, если вы не вдруг подсечете.
Мне
самому случалось жить в таких местах, где я был рад и порядочной плотичке; а как это может случиться и с другим охотником,
то и следует поговорить обстоятельнее об ее уженье.
Мне попадались реки; в которых плотва ни на что не брала, кроме червяка, [Один почтенный охотник (С. Я. А.) сообщил мне; что в реке Неме, протекающей близ г. Вереи, плотва, водящаяся во множестве, не берет совсем на удочку, так что в иной год выудишь две или одну плотицу.] и
то с хвостом, а это клев
самый неверный; не знаю, чем объяснить такую странность: непривычкой ли к хлебу и зерну, или изобилием питательных трав и разных водяных насекомых?
По слитии полой воды вслед за плотицей сейчас начинают брать язи;
самый лучший клев их, по замечанию рыбаков, бывает в
то время, когда цветет калина.
Но лет двадцать
тому назад в реке Свияге, протекающей под
самым Симбирском, вдруг появились сазаны; сначала средней величины и крупные, а впоследствии уже развелось и множество мелких.
В
самом деле, это было забавное зрелище: как скоро бросят калач в воду,
то несколько из
самых крупных карпий (а иногда и одна) схватят калач и погрузят его в воду; но, не имея возможности его откусить, скоро выпустят изо рта свою добычу, которая сейчас всплывет на поверхность воды; за нею немедленно являются и карпии, уже в большем числе, и с большею жадностью и смелостью схватывают калач со всех сторон, таскают, дергают, ныряют с ним, и как скоро он немного размокнет,
то разрывают на куски и проглатывают в одну минуту.
Мне не удавалось удить много ни сазанов, ни так называемых карпий, но по рассказам охотников должно заключить, что это уженье, особенно в реках или больших прудах, очень приятно, добычливо и требует в
то же время уменья, осторожности и сачка: ибо крупная карпия —
самая бойкая, сильная и неутомимая рыба.
Самый клев линей в реках (правильнее сказать: в заливах рек, и
то в
самых тихих, и
то рано весною), озерах и прудах начинается сейчас по слитии вешних вод; летом они берут уже в одних прудах,
то есть в их травянистых полоях и верховьях, изредка даже в материке пруда; но в реке незапруженной летом уже ни за что линя не выудишь.
Уженье линей на мелких местах, посреди густых водяных трав, что случается очень часто, требует особенной ловкости и уменья: запутавшись, завертевши лесу за траву, линь вдруг останавливается неподвижно; разумеется, тащить не должно; но если рыбак, ожидая времени, когда линь придет в движение, опустит удилище и будет держать лесу слишком наслаби,
то иногда линь с такою быстротою бросается в сторону, что вытянет лесу в прямую линию и сейчас ее порвет (разумеется, линь большой); а потому советую удить в травах на лесы
самые толстые, крепкие и употреблять удилища не слишком гибкие.
Вот какое
тому доказательство видел я
сам: в двух верстах от меня, в мордовской деревушке Киватское, была прорванная мельничная плотина, брошенная более десяти дет; против
того места, где был прежде вешняк, всегда стояла, полная с краями, глубокая яма воды, студеной, как лед, из которой вытекал ручеек: несомненный признак, что в яме был родник.
Клев карасей чрезвычайно неодинаков; иногда они берут беспрестанно и очень верно: тронутый наплавок дает около себя один или несколько кружков и отправляется в сторону, но погружается редко; тут довольно времени схватить удилище и подсечь; тут можно удить на несколько удочек и разложить спокойно свои удилища на чем случится; но иногда, в
том же
самом пруду, караси начнут клевать до
того осторожно, или, лучше сказать, неверно, что надобно удить на одну удочку и держать удилище в руке, потому что должно уловлять, посреди троганья и поталкиванья, малейшую потяжку наплавка; промахов будет немало, но иначе ничего не выудишь; в этом случае гораздо вернее удить на хлеб.
С весны надобно удить на червей, летом — на раковые шейки и линючих раков и особенно на большие линючие раковые клешни, которые окуни очень любят; к осени же, до
самой зимы, всего лучше удить на маленьких рыбок; если же их нет, что часто случается,
то надобно поймать плотичку или какую-нибудь нехищную рыбку, изрезать ее на кусочки, крупные или мелкие, смотря по рыбе, какая берет, и по величине удочки, и насаживать ими крючки.
Все сии проделки происходят от
самых маленьких окуней, которые грешат невольно, ибо не могут заглотать ни длинного червяка, ни толстой раковой шейки; как же скоро подойдет окунь покрупнее,
то сейчас возьмет верно, и рыбак его вытащит; чтоб убедиться в этом, надобно взять маленькую удочку, насадить маленького червячка, и сейчас будет выужен крошечный окунишка.
Разумеется, я расспросил обо всех подробностях этой необыкновенной охоты и даже
сам сходил посмотреть места по Малому Заю, на которых он стрелял красуль, водящихся в этой реке в большом изобилии: берега были высоки и удобны для
того, чтоб за ними притаиться, а перекаты так мелки, что и небольшую рыбку нетрудно было застрелить.
Самые большие пестряки, мною выуженные, весили около трех фунтов, но и
те очень бойко ходили на удочки, и сачок был очень нужен.
— Пеструшка так нежна, что летом и пяти минут не проживет в ведре с холодною водою; покуда удишь, можно сохранить ее живою в кружке, но домой всегда приносишь или привозишь ее снулою, хотя бы место уженья было в
самом близком расстоянии: от
того она много теряет своего деликатного, единственно ей только свойственного вкуса.
Несмотря на
то, что пеструшка
самая пугливая, сторожкая рыба и
самая быстрая в своих движениях — ее ловят руками (также кутему и налимов), ибо она любит втискиваться между корягами и корнями дерев, залезать под камни и даже в норы. Я уже говорил о ловле всякой рыбы руками, которая в большом употреблении около Москвы.