Неточные совпадения
На зеленом, цветущем
берегу, над темной глубью
реки или озера, в тени кустов, под шатром исполинского осокоря или кудрявой ольхи, тихо трепещущей своими листьями в светлом зеркале воды,
на котором колеблются или неподвижно лежат наплавки ваши, — улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды!
Какой-нибудь дикарь, бродя по
берегам реки или моря для добывания себе скудной пищи или беспечно отдыхая под тенью крутого
берега и растущих
на нем деревьев, приметил стаи рыб, плавающих около
берегов; видел, как голодные рыбы жадно хватают падающих
на поверхность вод разных насекомых и древесные листья, и, может быть, сам бросал их в воду, сначала забавляясь только быстрыми движениями рыб.
Выбор мест бывает различен не только по времени года, но и по времени дня. Весною, пока вода еще несколько мутна, рыба бродит зря, как говорят охотники, и клюет везде
на всех глубинах, ибо
берега рек еще не определились, не заросли по местам густою осокой, аиром или камышом; еще не поднялись со дна водяные травы, не всплыли лопухи; береговые деревья и кусты не оделись листьями, не покрыли прозрачные воды тенью зеленого навеса, маня рыбу пищею во всякое время и прохладою в полдень.
Охотники хорошо это знают и
на реках и озерах,
берега которых совершенно голы, прибегают к хитрости, устроивают искусственную зелень: срубают вершину какого-нибудь молодого дерева (если оно мало, то два и три) или целый куст тальнику, вербы, выбирают удобное для уженья место и кладут их
на воду, погрузив до половины и воткнув нижние, заостренные концы в
берег.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом: в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению
реки, один тихо правит веслом, держа лодку в расстоянии двух-трех сажен от
берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок бросается к
берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку
на ходу.
Если сделать такую прикормку с весны, сейчас как сольет вода, покуда не выросла трава около
берегов и
на дне
реки, пруда или озера и не развелись водяные насекомые, следственно в самое голодное для рыбы время, то можно так привадить рыбу, что хотя она и высосет прикормку из мешка, но все станет приходить к нему, особенно если поддерживать эту привычку ежедневным бросаньем прикормки в одно и то же время; разумеется, уже в это время предпочтительно надобно и удить.
Но чем питается нехищная рыба в больших
реках, текущих всегда в
берегах песчаных,
на которых не растет ни одной былинки, дно которых также песчано и чисто и где очень мало водится водяных насекомых?
И я помню его, как давнишний, сладкий и не совсем ясный сон; помню знойные полдни,
берег, заросший высокими, душистыми травами и цветами, тень ольхи, дрожащую
на воде, глубокий омут
реки, молодого рыбака, прильнувшего к наклоненному над водою древесному пню, с повисшими вниз волосами, неподвижно устремившего очарованные глаза в темно-синюю, но ясную глубь…
Если вы удите без прикормки,
на ходу рыбы, то надобно, выбрав узкое место
реки, одну удочку закинуть
на середину, другую поближе, а третью у
берега; если же удите
на прикормленном и отлогом месте, то выгоднее класть все наплавки около травы, поближе к
берегу, а удилища —
на траву.
Помню я в детстве моем, как тянули неводами заливные озера по
реке Белой (это было тогда, когда Оренбургская губерния называлась еще Уфимскою), как с трудом вытаскивали
на зеленый
берег туго набитую рыбой мотню, [Мотнею называют остроконечный длинный мешок, находящийся в середине невода.] как вытряхивали из нее целый воз больших щук, окуней, карасей и плотвы, которые распрыгивались во все стороны; помню, что иногда удивлялись величине карасей, взвешивали их потом, и ни один не весил более пяти фунтов.
Это озеро находится в тридцати верстах от губернского города Уфы и в полуверсте от
реки Белой, с которой сливается весною; разумеется, русские называют его и сидящую
на нем деревню Кишки.] таскал я плотву и подлещиков; вдруг вижу, что
на отмели, у самого
берега, выпрыгивает из воды много мелкой рыбешки; я знал, что это происходит от преследования хищной рыбы, но, видя, что возня не прекращается, пошел посмотреть
на нее поближе.
Разумеется, я расспросил обо всех подробностях этой необыкновенной охоты и даже сам сходил посмотреть места по Малому Заю,
на которых он стрелял красуль, водящихся в этой
реке в большом изобилии:
берега были высоки и удобны для того, чтоб за ними притаиться, а перекаты так мелки, что и небольшую рыбку нетрудно было застрелить.
Такие крючки ставят
на ночь, насадку опускают
на дно у самого
берега, иногда же посредине
реки, и шнурок привязывают к колышку или к древесному сучку; но об этом я скажу в своем месте подробнее.
Большого сорта крючки, и даже средние,
на толстых лесах или крепких шнурках с грузилом, если вода быстра, насаживаются рыбкою, опускаются
на дно
реки, пруда или озера, предпочтительно возле
берега, около корней и коряг, и привязываются к воткнутому в
берег колу, удилищу или кусту.
Для избежанья таких помех можно привязывать шнурок к колышку (который втыкается плотно в дно
реки у
берега и покрыт водою
на четверть и более), даже к коряге или к таловому пруту: тальник часто растет над водою и очень крепок.
Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, // Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С
реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется //
На самом
берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
И вот вожделенная минута наступила. В одно прекрасное утро, созвавши будочников, он привел их к
берегу реки, отмерил шагами пространство, указал глазами
на течение и ясным голосом произнес:
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться
на произведение своего гения, но, приблизившись к
реке, встал как вкопанный. Произошел новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а
река журчала и двигалась в своих
берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня
на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной
реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к
реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а
река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один
берег ее был крут, а другой представлял луговую низину,
на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
— А вот что! — сказал барин, очутившийся
на берегу вместе с коропами и карасями, которые бились у ног его и прыгали
на аршин от земли. — Это ничего,
на это не глядите; а вот штука, вон где!.. А покажите-ка, Фома Большой, осетра. — Два здоровых мужика вытащили из кадушки какое-то чудовище. — Каков князек? из
реки зашел!