Неточные совпадения
Дедушка получил только одно
письмо из Оренбурга с приложением маленькой записочки ко мне от
матери, написанной крупными буквами, чтоб я лучше мог разобрать; эта записочка доставила мне великую радость.
Охота удить рыбу час от часу более овладевала мной; я только из боязни, чтоб
мать не запретила мне сидеть с удочкой на озере, с насильственным прилежанием занимался чтением,
письмом и двумя первыми правилами арифметики, чему учил меня отец.
Письмо это отец несколько раз читал
матери и доказывал, что тут и рассуждать нечего, если не хотим прогневать тетушку и лишиться всего.
Мать и не спорила; но отец мой тихо, но в то же время настоятельно докладывал своей тетушке, что долее оставаться нельзя, что уже три почты нет
писем из Багрова от сестрицы Татьяны Степановны, что матушка слаба здоровьем, хозяйством заниматься не может, что она после покойника батюшки стала совсем другая и очень скучает.
Она благодарила отца и особенно
мать, целовала у ней руки и сказала, что «не ждала нас, зная по
письмам, как Прасковья Ивановна полюбила Софью Николавну и как будет уговаривать остаться, и зная, что Прасковье Ивановне нельзя не уважить».
Чтенье,
письмо, игры с сестрой, даже разговоры с
матерью — все вылетело у меня из головы.
Мать написала большое
письмо к ней, которое прочла вслух моему отцу: он только приписал несколько строк.
Прасковья Ивановна вполне оценила, или, лучше сказать, почувствовала
письмо моей
матери.
На другой же день после получения
письма от Прасковьи Ивановны, вероятно переговорив обо всем наедине, отец и
мать объявили решительное намерение ехать в Чурасово немедленно, как только ляжет зимний путь.
«Плохо! — подумал Вронский, поднимая коляску. — И то грязно было, а теперь совсем болото будет». Сидя в уединении закрытой коляски, он достал
письмо матери и записку брата и прочел их.
В Ванкувере Грэя поймало
письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я; приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я, — все, в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок.
Неточные совпадения
Вронский взял
письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, —
письмо от
матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв
письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
Оказалось, что Чичиков давно уже был влюблен, и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор даже бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы причиною не была жена его, которую он бросил (откуда они узнали, что Чичиков женат, — это никому не было ведомо), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала
письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и
мать никогда не согласятся, решился на похищение.
Затем писавшая упоминала, что омочает слезами строки нежной
матери, которая, протекло двадцать пять лет, как уже не существует на свете; приглашали Чичикова в пустыню, оставить навсегда город, где люди в душных оградах не пользуются воздухом; окончание
письма отзывалось даже решительным отчаяньем и заключалось такими стихами:
Ему тотчас же представилось, что
мать и сестра знают уже вскользь, по
письму Лужина, о некоторой девице «отъявленного» поведения.
Через минуту явилось
письмо. Так и есть: от
матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел, принимая его. Давно уже не получал он
писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце.