Неточные совпадения
Самые первые предметы, уцелевшие на ветхой картине давно прошедшего, картине, сильно полинявшей в иных местах от времени и потока шестидесятых годов, предметы и образы, которые еще носятся в моей
памяти, — кормилица, маленькая сестрица и
мать; тогда они не имели для меня никакого определенного значенья и были только безыменными образами.
Тетушка взялась хлопотать обо мне с сестрицей, а отец с
матерью пошли к дедушке, который был при смерти, но в совершенной
памяти и нетерпеливо желал увидеть сына, невестку и внучат.
Мать скоро воротилась и сказала, что дедушка уже очень слаб, но еще в
памяти, желает нас видеть и благословить.
Едва
мать и отец успели снять с себя дорожные шубы, как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула руки навстречу моей
матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!»
Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без
памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Я описывал Прасковью Ивановну такою, какою знал ее сам впоследствии, будучи еще очень молодым человеком, и какою она долго жила в
памяти моего отца и
матери, а равно и других, коротко ей знакомых и хорошо ее понимавших людей.
Перебирая в
памяти всех мне известных молодых женщин, я опять решил, что нет на свете никого лучше моей
матери!
Ни острая
памятью мать Фелонида, ни знаменитая по всему Керженцу начетчица мать Севастьяна не могли, как прежде зачастую бывало, выручить задорную, споры любившую игуменью свою…
Неточные совпадения
Вспомнилось, как назойливо возился с ним, как его отягощала любовь отца, как равнодушно и отец и
мать относились к Дмитрию. Он даже вообразил мягкую, не тяжелую руку отца на голове своей, на шее и встряхнул головой. Вспомнилось, как отец и брат плакали в саду якобы о «Русских женщинах» Некрасова. Возникали в
памяти бессмысленные, серые, как пепел, холодные слова:
Не отрывая глаз от медного ободка трубы, Самгин очарованно смотрел. Неисчислимая толпа напоминала ему крестные хода́, пугавшие его в детстве, многотысячные молебны чудотворной иконе Оранской божией
матери; сквозь поток шума звучал в
памяти возглас дяди Хрисанфа:
Самгин вспомнил, что в детстве он читал «Калевалу», подарок
матери; книга эта, написанная стихами, которые прыгали мимо
памяти, показалась ему скучной, но
мать все-таки заставила прочитать ее до конца.
Она бы потосковала еще о своей неудавшейся любви, оплакала бы прошедшее, похоронила бы в душе
память о нем, потом… потом, может быть, нашла бы «приличную партию», каких много, и была бы хорошей, умной, заботливой женой и
матерью, а прошлое сочла бы девической мечтой и не прожила, а протерпела бы жизнь. Ведь все так делают!
Андрей вспрыгнул на лошадь. У седла были привязаны две сумки: в одной лежал клеенчатый плащ и видны были толстые, подбитые гвоздями сапоги да несколько рубашек из верхлёвского полотна — вещи, купленные и взятые по настоянию отца; в другой лежал изящный фрак тонкого сукна, мохнатое пальто, дюжина тонких рубашек и ботинки, заказанные в Москве, в
память наставлений
матери.