В комнате было так темно, что я видел только
образ матери, а лица разглядеть не мог; нас подвели к кровати, поставили на колени, мать благословила нас образом, перекрестила, поцеловала и махнула рукой.
Неточные совпадения
Самые первые предметы, уцелевшие на ветхой картине давно прошедшего, картине, сильно полинявшей в иных местах от времени и потока шестидесятых годов, предметы и
образы, которые еще носятся в моей памяти, — кормилица, маленькая сестрица и
мать; тогда они не имели для меня никакого определенного значенья и были только безыменными
образами.
Постоянное присутствие
матери сливается с каждым моим воспоминанием. Ее
образ неразрывно соединяется с моим существованьем, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моего детства, хотя постоянно участвует в них.
Сначала смешанною толпою новых предметов,
образов и понятий роились у меня в голове: Дема, ночевка в Чувашах, родники, мельница, дряхлый старичок-засыпка и ржаное поле со жницами и жнецами, потом каждый предмет отделился и уяснился, явились темные, не понимаемые мной места или пятна в этих картинах; я обратился к отцу и
матери, прося объяснить и растолковать их мне.
Не знаю, сколько времени я спал, но, проснувшись, увидел при свете лампады, теплившейся перед
образом, что отец лежит на своем канапе, а
мать сидит подле него и плачет.
Дождь лил как из ведра, так что на крыльцо нельзя было выйти; подъехала карета, в окошке мелькнул
образ моей
матери — и с этой минуты я ничего не помню…
Мать не могла зимой ездить в закрытом экипаже: ей делалось тошно и дурно; даже в кибитке она сидела каким-то особенным
образом, вся наружи, так что воздух обхватывал ее со всех сторон.
Приносили из церкви большой местный
образ Иверской Божьей
Матери и служили молебен у маменьки в спальне.
В тот же день, ложась спать в нашей отдельной комнате, я пристал к своей
матери со множеством разных вопросов, на которые было очень мудрено отвечать понятным для ребенка
образом.
Я заснул в обыкновенное время, но вдруг отчего-то ночью проснулся: комната была ярко освещена, кивот с
образами растворен, перед каждым
образом, в золоченой ризе, теплилась восковая свеча, а
мать, стоя на коленях, вполголоса читала молитвенник, плакала и молилась.
Правду сказать, настоящим-то
образом разгавливались бабушка, тетушки и отец:
мать постничала одну Страстную неделю (да она уже и пила чай со сливками), а мы с сестрицей — только последние три дня; но зато нам было голоднее всех, потому что нам не давали обыкновенной постной пищи, а питались мы ухою из окуней, медом и чаем с хлебом.
Как ни хотелось моему отцу исполнить обещание, данное
матери, горячо им любимой, как ни хотелось ему в Багрово, в свой дом, в свое хозяйство, в свой деревенский
образ жизни, к деревенским своим занятиям и удовольствиям, но мысль ослушаться Прасковьи Ивановны не входила ему в голову.
Пришел отец, сестрица с братцем, все улыбались, все обнимали и целовали меня, а
мать бросилась на колени перед кивотом с
образами, молилась и плакала.
Идеальные образы женщины были
образами матери, жены, девы, верной возлюбленной, но всегда так или иначе, положительно или отрицательно были связаны с полом как универсальным свойством человеческой природы.
Неточные совпадения
— Пришел я из Песочного… // Молюсь за Дему бедного, // За все страдное русское // Крестьянство я молюсь! // Еще молюсь (не
образу // Теперь Савелий кланялся), // Чтоб сердце гневной
матери // Смягчил Господь… Прости! —
Есаулы привезли сыновьям Тараса благословенье от старухи
матери и каждому по кипарисному
образу из Межигорского киевского монастыря.
Надели на себя святые
образа оба брата и невольно задумались, припомнив старую
мать.
Она слышала от самой Амалии Ивановны, что
мать даже обиделась приглашением и предложила вопрос: «Каким
образом она могла бы посадить рядом с этой девицейсвою дочь?» Соня предчувствовала, что Катерине Ивановне как-нибудь уже это известно, а обида ей, Соне, значила для Катерины Ивановны более, чем обида ей лично, ее детям, ее папеньке, одним словом, была обидой смертельною, и Соня знала, что уж Катерина Ивановна теперь не успокоится, «пока не докажет этим шлепохвосткам, что они обе» и т. д. и т. д.
Вдали ему опять улыбался новый
образ, не эгоистки Ольги, не страстно любящей жены, не матери-няньки, увядающей потом в бесцветной, никому не нужной жизни, а что-то другое, высокое, почти небывалое…