Неточные совпадения
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя
мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто
просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Не знаю, сколько времени я спал, но,
проснувшись, увидел при свете лампады, теплившейся перед образом, что отец лежит на своем канапе, а
мать сидит подле него и плачет.
Проснувшись, я увидел, что он и Параша хлопотали около моей
матери.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый день!
мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот
проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Проснувшись на другой день поутру ранее обыкновенного, я увидел, что
мать уже встала, и узнал, что она начала пить свой кумыс и гулять по двору и по дороге, ведущей в Уфу; отец также встал, а гости наши еще спали: женщины занимали единственную комнату подле нас, отделенную перегородкой, а мужчины спали на подволоке, на толстом слое сена, покрытом кожами и простынями.
Проснувшись еще до света, я взглянул на
мать: она спала, и это меня очень обрадовало.
В самое это время
проснулась мать и ахнула, взглянув на мое лицо: перевязка давно свалилась, и синяя, даже черная шишка над моим глазом испугала мою
мать.
Я
проснулся еще до света и услышал много любопытных разговоров между отцом и
матерью.
Проснувшись на следующее утро, услышал я живые разговоры между отцом и
матерью.
Мать заснула сейчас; но,
проснувшись через несколько часов и узнав, что я еще не засыпал, она выслала Палагею, которая разговаривала со мной об «Аленьком цветочке», и сказыванье сказок на ночь прекратилось очень надолго.
Я заснул в обыкновенное время, но вдруг отчего-то ночью
проснулся: комната была ярко освещена, кивот с образами растворен, перед каждым образом, в золоченой ризе, теплилась восковая свеча, а
мать, стоя на коленях, вполголоса читала молитвенник, плакала и молилась.
К большой моей досаде, я
проснулся довольно поздно:
мать была совсем одета; она обняла меня и, похристосовавшись заранее приготовленным яичком, ушла к бабушке.
В самую эту минуту
проснулась мать и очень удивилась, увидя, что мы с отцом обнимаемся.
Мать проснулась, разбуженная громким стуком в дверь кухни. Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и в тишине упрямая дробь стука вызывала тревогу. Наскоро одевшись, мать быстро вышла в кухню и, стоя перед дверью, спросила:
Неточные совпадения
А нам земля осталася… // Ой ты, земля помещичья! // Ты нам не
мать, а мачеха // Теперь… «А кто велел? — // Кричат писаки праздные, — // Так вымогать, насиловать // Кормилицу свою!» // А я скажу: — А кто же ждал? — // Ох! эти проповедники! // Кричат: «Довольно барствовать! //
Проснись, помещик заспанный! // Вставай! — учись! трудись!..»
Мать осыпала его страстными поцелуями, потом осмотрела его жадными, заботливыми глазами, не мутны ли глазки, спросила, не болит ли что-нибудь, расспросила няньку, покойно ли он спал, не
просыпался ли ночью, не метался ли во сне, не было ли у него жару? Потом взяла его за руку и подвела его к образу.
Еще Мария сладко дышит, // Дремой объятая, и слышит // Сквозь легкий сон, что кто-то к ней // Вошел и ног ее коснулся. // Она
проснулась — но скорей // С улыбкой взор ее сомкнулся // От блеска утренних лучей. // Мария руки протянула // И с негой томною шепнула: // «Мазепа, ты?..» Но голос ей // Иной ответствует… о боже! // Вздрогнув, она глядит… и что же? // Пред нею
мать…
Я
проснулся около половины одиннадцатого и долго не верил глазам своим: на диване, на котором я вчера заснул, сидела моя
мать, а рядом с нею — несчастная соседка,
мать самоубийцы.
Приезд Алеши как бы подействовал на него даже с нравственной стороны, как бы что-то
проснулось в этом безвременном старике из того, что давно уже заглохло в душе его: «Знаешь ли ты, — стал он часто говорить Алеше, приглядываясь к нему, — что ты на нее похож, на кликушу-то?» Так называл он свою покойную жену,
мать Алеши.