Неточные совпадения
Тетушка Татьяна Степановна разливала налимью
уху из огромной кастрюли и, накладывая груды икры и печенок, приговаривала: «Покушайте, матушка, братец, сестрица, икорки-то и печеночек-то, ведь как батюшка-то
любил их…» — и я сам видел, как слезы у ней капали в тарелку.
Бабушка же и тетушка ко мне не очень благоволили, а сестрицу мою
любили; они напевали ей в
уши, что она нелюбимая дочь, что мать глядит мне в глаза и делает все, что мне угодно, что «братец — все, а она — ничего»; но все такие вредные внушения не производили никакого впечатления на любящее сердце моей сестры, и никакое чувство зависти или негодования и на одну минуту никогда не омрачали светлую доброту ее прекрасной души.
Когда мы подъехали к лесу, я подбежал к Матреше и, похвалив ее прекрасный голос, спросил: «Отчего она никогда не поет в девичьей?» Она наклонилась и шепнула мне на
ухо: «Матушка ваша не
любит слушать наших деревенских песен».
Ну, скушай же ещё тарелочку, мой милой!» // Тут бедный Фока мой, // Как ни
любил уху, но от беды такой, // Схватя в охапку // Кушак и шапку, // Скорей без памяти домой — // И с той поры к Демьяну ни ногой.
Неточные совпадения
«Всё-таки он хороший человек, правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, — говорила себе Анна, вернувшись к себе, как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его и говорил, что его нельзя
любить. Но что это
уши у него так странно выдаются! Или он обстригся?»
В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я; приложи к
уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты
любила, как я, — все, в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок.
Она, приговаривая что-то про себя, разгладила его спутанные седые волосы, поцеловала в усы, и, заткнув мохнатые отцовские
уши своими маленькими тоненькими пальцами, сказала: «Ну вот, теперь ты не слышишь, что я тебя
люблю».
— Да, — сказала мать, припудривая прыщик, — он всегда
любил риторику. Больше всего — риторику. Но — почему ты сегодня такой нервный? И
уши у тебя красные…
Он лежал на спине и наслаждался последними следами вчерашнего свидания. «
Люблю,
люблю,
люблю», — дрожало еще в его
ушах лучше всякого пения Ольги; еще на нем покоились последние лучи ее глубокого взгляда. Он дочитывал в нем смысл, определял степень ее любви и стал было забываться сном, как вдруг…