Неточные совпадения
Сначала
дорога шла лесистой уремой; огромные дубы, вязы и осокори поражали меня своею громадностью, и я беспрестанно вскрикивал: «Ах, какое дерево!
Как оно называется?» Отец удовлетворял моему любопытству;
дорога была песчана, мы ехали шагом, люди
шли пешком; они срывали мне листья и ветки с разных дерев и подавали в карету, и я с большим удовольствием рассматривал и замечал их особенности.
Наконец, кончив повесть об умершей с голоду канарейке и не разжалобясь, как бывало прежде, я попросил позволения закрыть книжку и стал смотреть в окно, пристально следя за синеющею в стороне далью, которая как будто сближалась с нами и
шла пересечь нашу
дорогу;
дорога начала неприметно склоняться под изволок, и кучер Трофим, тряхнув вожжами, весело крикнул: «Эх вы, милые, пошевеливайтесь!
Между тем к вечеру
пошел дождь,
дорога сделалась грязна и тяжела; высунувшись из окошка, я видел, как налипала земля к колесам и потом отваливалась от них толстыми пластами; мне это было любопытно и весело, а лошадкам нашим накладно, и они начинали приставать.
Сначала, верстах в десяти от Парашина, мы проехали через какую-то вновь селившуюся русскую деревню, а потом тридцать верст не было никакого селения и
дорога шла по ровному редколесью; кругом виднелись прекрасные рощи, потом стали попадаться небольшие пригорки, а с правой стороны потянулась непрерывная цепь высоких и скалистых гор, иногда покрытых лесом, а иногда совершенно голых.
Выслушав ее, он сказал: «Не знаю, соколик мой (так он звал меня всегда), все ли правда тут написано; а вот здесь в деревне, прошлой зимою, доподлинно случилось, что мужик Арефий Никитин поехал за дровами в лес, в общий колок, всего версты четыре, да и запоздал; поднялся буран, лошаденка была плохая, да и сам он был плох; показалось ему, что он не по той
дороге едет, он и
пошел отыскивать
дорогу, снег был глубокий, он выбился из сил, завяз в долочке — так его снегом там и занесло.
Уж на третий день, совсем по другой
дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от
дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар
идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
По улице во весь дух проскакал губернаторский ординарец-казак и остановился у церкви; всем встречающимся по
дороге верховой кричал: «Ступайте назад в церковь присягать новому императору!» Народ, шедший врассыпную, приостановился, собрался в кучки,
пошел назад и, беспрестанно усиливаясь встречными людьми, уже густою толпою воротился в церковь.
«Ну, что теперь делать, Сережа, на реке? — говорил он мне
дорогой на мельницу,
идя так скоро, что я едва поспевал за ним.
Во-первых, потому, что тогда стояла зима, а зимой под сугробами снега ничего не увидишь и не заметишь; во-вторых, потому, что летняя
дорога отчасти
шла по другим, более степным местам.
К вечеру
пошел дождь, снег почти растаял, и хотя
дорога стала еще грязнее, но все лошадям было легче.
Бродит он по тому лесу дремучему, непроездному, непроходному, и что дальше
идет, то
дорога лучше становится, словно деревья перед ним расступаются, а часты кусты раздвигаются.
Дивуется честной купец, думает не придумает, что с ним за чудо совершается, а сам все
идет да
идет: у него под ногами
дорога торная.
Вот
идет он, почитай, до полуночи, и стал видеть впереди будто зарево, и подумал он: «Видно лес горит, так зачем же мне туда
идти на верную смерть, неминучую?» Поворотил он назад — нельзя
идти, направо, налево — нельзя
идти; сунулся вперед —
дорога торная.
Входит он на широкий двор, в ворота широкие, растворенные;
дорога пошла из белого мрамора, а по сторонам бьют фонтаны воды высокие, большие и малые.
Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякой день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам; а те леса перед ней расступалися и
дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую, и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала
посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому; а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.
В та поры, не мешкая ни минуточки,
пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек
дороги и пропал в частых кустах, и не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на
дорогу без памяти.
Неточные совпадения
Осип. Ваше высокоблагородие! зачем вы не берете? Возьмите! в
дороге все пригодится. Давай сюда головы и кулек! Подавай все! все
пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, — и веревочка в
дороге пригодится: тележка обломается или что другое, подвязать можно.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело
идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В
дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Пошли к Почечуеву, да на
дороге Петр Иванович говорит: «Зайдем, — говорит, — в трактир.
«Ну полно, полно, миленький! // Ну, не сердись! — за валиком // Неподалеку слышится. — // Я ничего…
пойдем!» // Такая ночь бедовая! // Направо ли, налево ли // С
дороги поглядишь: //
Идут дружненько парочки, // Не к той ли роще правятся? // Та роща манит всякого, // В той роще голосистые // Соловушки поют…
Идя путем-дорогою, // Сошлись мы невзначай, // Сошлись мы — и заспорили: // Кому живется счастливо, // Вольготно на Руси?