Неточные совпадения
— А! — радостно восклицает барин, отодвигая счеты. — Ну, ступай; ужо вечером как-нибудь улучим минуту да сосчитаемся. А теперь пошли-ка Антипку с Мишкой на болото да в лес десятков пять дичи к обеду наколотить: видишь,
дорогие гости приехали!
Мы поднимались все выше;
дорога шла круче.
По одному из них
идет мощеная
дорога кверху, в Порто-Прайя.
Но мы не стали ждать их и
пошли по мощеной
дороге на гору.
По одной
дороге с нами
шли три черные женщины.
Дорога, первые 12 миль,
идет по берегу, то у подошвы утесов, то песками, или по ребрам скал, все по шоссе;
дорога невеселая, хотя море постоянно в виду, а над головой теснятся утесы, усеянные кустарниками, но все это мрачно, голо.
Обошедши все дорожки, осмотрев каждый кустик и цветок, мы вышли опять в аллею и потом в улицу, которая вела в поле и в сады. Мы
пошли по тропинке и потерялись в садах, ничем не огороженных, и рощах.
Дорога поднималась заметно в гору. Наконец забрались в чащу одного сада и дошли до какой-то виллы. Мы вошли на террасу и, усталые, сели на каменные лавки. Из дома вышла мулатка, объявила, что господ ее нет дома, и по просьбе нашей принесла нам воды.
Дорогой навязавшийся нам в проводники малаец принес нам винограду. Мы
пошли назад все по садам, между огромными дубами, из рытвины в рытвину, взобрались на пригорок и, спустившись с него, очутились в городе. Только что мы вошли в улицу, кто-то сказал: «Посмотрите на Столовую гору!» Все оглянулись и остановились в изумлении: половины горы не было.
Часов в пять пустились дальше.
Дорога некоторое время
шла все по той же болотистой долине. Мы хотя и оставили назади, но не потеряли из виду Столовую и Чертову горы. Вправо тянулись пики, идущие от Констанской горы.
Когда мы стали жаловаться на
дорогу, Вандик улыбнулся и, указывая бичом на ученую партию, кротко молвил: «А капитан хотел вчера ехать по этой
дороге ночью!» Ручейки, ничтожные накануне, раздулись так, что лошади
шли по брюхо в воде.
— «Отчего же так?» — «Потребления больше: до двенадцати тысяч одного английского войска; хлеб и вино
идут отлично; цены славные: все в два с половиной раза делается
дороже».
Дорога некоторое время
шла дурная, по размытым дождями оврагам и буеракам, посреди яркой зелени кустов и крупной травы.
Во все стороны по горам
шли тропинки и одна конная
дорога.
Мы все поднимались, но это заметно было для глаз и почти вовсе незаметно для лошадей — так
дорога идет раскидисто и отлого; лошади не переставали бежать легкой рысью.
Дорога все еще
шла сквозь глинистые горы.
Вдобавок к этому
дорога здесь была сделана пока только для одного экипажа; охранительных каменьев по сторонам не было, и лошади
шли по самой окраине.
Через эту плотину
шла и временная
дорога.
Часа в три пустились дальше.
Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали веселее. Ущелье все расширялось, открывая горизонт и дальние места.
Вандик повез нас другой
дорогой, которая
идет по нижним террасам местечка.
На другой день по возвращении в Капштат мы предприняли прогулку около Львиной горы. Точно такая же
дорога, как в Бенсклюфе,
идет по хребту Льва, начинаясь в одной части города и оканчиваясь в другой. Мы взяли две коляски и отправились часов в одиннадцать утра. День начинался солнечный, безоблачный и жаркий донельзя.
Дорога шла по берегу моря мимо дач и ферм.
В лесу, во всех направлениях,
идут конные
дороги и тропинки.
Дорога идет по великолепной аллее между мускатными деревьями и померанцевыми, розовыми кустами.
Сингапур — один из всемирных рынков, куда пока еще стекается все, что нужно и не нужно, что полезно и вредно человеку. Здесь необходимые ткани и хлеб, отрава и целебные травы. Немцы, французы, англичане, американцы, армяне, персияне, индусы, китайцы — все приехало продать и купить: других потребностей и целей здесь нет. Роскошь
посылает сюда за тонкими ядами и пряностями, а комфорт
шлет платье, белье, кожи, вино, заводит
дороги, домы, прорубается в глушь…
Гладкая, окруженная канавками
дорога шла между плантаций, фруктовых деревьев или низменных и болотистых полей. С
дороги уже видны густые, непроходимые леса, в которых гнездятся рыси, ленивцы, но всего более тигры.
Спросили, когда будут полномочные. «Из Едо… не получено… об этом». Ну
пошел свое! Хагивари и Саброски начали делать нам знаки, показывая на бумагу, что вот какое чудо случилось: только заговорили о ней, и она и пришла! Тут уже никто не выдержал, и они сами, и все мы стали смеяться. Бумага писана была от президента горочью Абе-Исен-о-ками-сама к обоим губернаторам о том, что едут полномочные, но кто именно, когда они едут, выехали ли, в
дороге ли — об этом ни слова.
«Однако ж час, — сказал барон, — пора домой; мне завтракать (он жил в отели), вам обедать». Мы
пошли не прежней
дорогой, а по каналу и повернули в первую длинную и довольно узкую улицу, которая вела прямо к трактиру. На ней тоже купеческие домы, с высокими заборами и садиками, тоже бежали вприпрыжку носильщики с ношами. Мы пришли еще рано; наши не все собрались: кто
пошел по делам службы, кто фланировать, другие хотели пробраться в китайский лагерь.
Наши вздумали тоже
идти в лагерь; я предвидел, что они недолго проходят, и не
пошел, а сел, в ожидании их, на бревне подле
дороги и смотрел, как ездили англичанки.
Мы с ним гуляли по улицам, и если впереди нас
шел китаец и, не замечая нас, долго не сторонился с
дороги, Стокс без церемонии брал его за косу и оттаскивал в сторону.
«Куда же мы
идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта
дорога?» — спросил я одного жителя по-английски. Он показал на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте в столицу, — сказал И. В. Фуругельм, — в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное место, но жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной
дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
Дорога пошла в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны в этих климатах. Каков жар должен быть летом! Хорошо еще, что ветер с моря приносит со всех сторон постоянно прохладу! А всего в 26-м градусе широты лежат эти благословенные острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей стороны.
И. В. Фуругельм, которому не нравилось это провожанье, махнул им рукой, чтоб
шли прочь: они в ту же минуту согнулись почти до земли и оставались в этом положении, пока он перестал обращать на них внимание, а потом опять
шли за нами, прячась в кусты, а где кустов не было, следовали по
дороге, и все издали.
Тогда мы насильно вывели одного из толпы за руки и
послали вперед показывать
дорогу.
Дорогой адмирал
послал сказать начальнику города, что он желает видеть его у себя и удивляется, что тот не хочет показаться. Велено прибавить, что мы
пойдем сами в замок видеть их двор. Это очень подействовало. Чиновник, или секретарь начальника, отвечал, что если мы имеем сказать что-нибудь важное, так он, пожалуй, и приедет.
Мы не
пошли ни в деревню Бо-Тсунг, ни на большую
дорогу, а взяли налево, прорезали рощу и очутились в обработанных полях, идущих неровно, холмами, во все стороны.
Мы вышли к большому монастырю, в главную аллею, которая ведет в столицу, и сели там на парапете моста.
Дорога эта оживлена особенным движением: беспрестанно
идут с ношами овощей взад и вперед или ведут лошадей с перекинутыми через спину кулями риса, с папушами табаку и т. п. Лошади фыркали и пятились от нас. В полях везде работают. Мы
пошли на сахарную плантацию. Она отделялась от большой
дороги полями с рисом, которые были наполнены водой и походили на пруды с зеленой, стоячей водой.
За городом
дорога пошла берегом. Я смотрел на необозримый залив, на наши суда, на озаряемые солнцем горы, одни, поближе, пурпуровые, подальше — лиловые; самые дальние синели в тумане небосклона. Картина впереди — еще лучше: мы мчались по большому зеленому лугу с декорацией индийских деревень, прячущихся в тени бананов и пальм. Это одна бесконечная шпалера зелени — на бананах нежной, яркой до желтизны, на пальмах темной и жесткой.
Мы остановились на минуту в одном месте, где
дорога направо
идет через цепной мост к крепости, мимо обелиска Магеллану, а налево…
Возвращаясь в город, мы, между деревень, наткнулись на казармы и на плац. Большие желтые здания, в которых поместится до тысячи человек,
шли по обеим сторонам
дороги. Полковник сидел в креслах на открытом воздухе, на большой, расчищенной луговине, у гауптвахты; молодые офицеры учили солдат. Ученье делают здесь с десяти часов до двенадцати утра и с пяти до восьми вечера.
По
дороге идет густой лиственный лес; едешь по узенькой, усеянной пнями тропинке.
Он, помолчав немного, начал так: «Однажды я ехал из Буюкдерэ в Константинополь и на минуту слез… а лошадь ушла вперед с
дороги: так я и пришел пешком, верст пятнадцать будет…» — «Ну так что ж?» — «Вот я и боялся, — заключил Тимофей, — что, пожалуй, и эти лошади уйдут, вбежавши на гору, так чтоб не пришлось тоже
идти пешком».
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с остановками — двенадцать с половиною.
Дорога от Челасина
шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы на голове, болота топки, лошади вязли по брюхо и не знали, что делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой ногой оступится лошадь.
Дорога отсюда, говорят,
идет хуже: ужели хуже этой, что была на сегодняшних семнадцати верстах?
Дорога идет все оживленнее. Кое-где есть юрты уже не из одних бревен, а обмазанные глиной. Видны стога сена, около пасутся коровы. У Егора Петровича их десять.
«Там берегом
дорога хорошая, ни грязи, ни ям нет, — сказал он, — славно пешком
идти».
Здесь
идет правильный почтовый тракт, и весьма исправный, но
дорога не торная, по причине малой езды.
Кажется, я миновал дурную
дорогу и не «хлебных» лошадей. «Тут уж
пойдут натуральные кони и
дорога торная, особенно от Киренска к Иркутску», — говорят мне. Натуральные — значит привыкшие, приученные, а не сборные. «Где староста?» — спросишь, приехав на станцию… «Коней ладит, барин. Эй, ребята! заревите или гаркните (то есть позовите) старосту», — говорят потом.