Цитаты со словом «кладь»
Я помню себя лежащим ночью то в кроватке, то на руках матери и горько плачущим: с рыданием и воплями повторял я одно и то же слово, призывая кого-то, и кто-то являлся в сумраке слабоосвещенной комнаты, брал меня на руки,
клал к груди… и мне становилось хорошо.
Покорись воле божией:
положи дитя под образа, затепли свечку и дай его ангельской душеньке выйти с покоем из тела.
Ведь ты только мешаешь ей и тревожишь ее, а пособить не можешь…» Но с гневом встречала такие речи моя мать и отвечала, что покуда искра жизни тлеется во мне, она не перестанет делать все что может для моего спасенья, — и снова
клала меня, бесчувственного, в крепительную ванну, вливала в рот рейнвейну или бульону, целые часы растирала мне грудь и спину голыми руками, а если и это не помогало, то наполняла легкие мои своим дыханьем — и я, после глубокого вздоха, начинал дышать сильнее, как будто просыпался к жизни, получал сознание, начинал принимать пищу и говорить, и даже поправлялся на некоторое время.
Дорогой, довольно рано поутру, почувствовал я себя так дурно, так я ослабел, что принуждены были остановиться; вынесли меня из кареты, постлали постель в высокой траве лесной поляны, в тени дерев, и
положили почти безжизненного.
Уже довольно поздно вечером, несмотря на мои просьбы и слезы,
положили меня в карету и перевезли в ближайшую на дороге татарскую деревню, где и ночевали.
Разумеется, мать
положила конец такому исступленному чтению: книги заперла в свой комод и выдавала мне по одной части, и то в известные, назначенные ею, часы.
Мать скоро легла и
положила с собой мою сестрицу, которая давно уже спала на руках у няньки; но мне не хотелось спать, и я остался посидеть с отцом и поговорить о завтрашней кормежке, которую я ожидал с радостным нетерпением; но посреди разговоров мы оба как-то задумались и долго просидели, не говоря ни одного слова.
Господское гумно стояло, как город, построенный из хлебных
кладей, даже в крестьянских гумнах видно было много прошлогодних копен.
Я сейчас начал просить отца, чтоб больного старичка
положили в постель и напоили чаем; отец улыбнулся и, обратясь к Миронычу, сказал: «Засыпка, Василий Терентьев, больно стар и хвор; кашель его забил, и ухвостная пыль ему не годится; его бы надо совсем отставить от старичьих работ и не наряжать в засыпки».
Когда мы проезжали между хлебов по широким межам, заросшим вишенником с красноватыми ягодами и бобовником с зеленоватыми бобами, то я упросил отца остановиться и своими руками нарвал целую горсть диких вишен, мелких и жестких, как крупный горох; отец не позволил мне их отведать, говоря, что они кислы, потому что не поспели; бобов же дикого персика, называемого крестьянами бобовником, я нащипал себе целый карман; я хотел и ягоды
положить в другой карман и отвезти маменьке, но отец сказал, что «мать на такую дрянь и смотреть не станет, что ягоды в кармане раздавятся и перепачкают мое платье и что их надо кинуть».
Ребенок скоро успокоился, заснул, мать
положила его в люльку, взяла серп и принялась жать с особенным усилием, чтобы догнать своих подруг, чтоб не отстать от других.
Мне также дали удочку и насадили крючок уже не хлебом, а червяком, и я немедленно поймал небольшого окуня; удочку оправили, закинули и дали мне держать удилище, но мне сделалось так грустно, что я
положил его и стал просить отца, чтоб он отправил меня с Евсеичем к матери.
Потом мать приказала привязать к своей голове черного хлеба с уксусом, который мне так нравился, что я понемножку
клал его к себе в рот; потом она захотела как будто уснуть и заставила меня читать.
Я очнулся или очувствовался уже на коленях матери, которая сидела на канапе,
положив мою голову на свою грудь.
Я проснулся уже тогда, когда Авенариус щупал мою голову и пульс; он приказал отнести меня в детскую и
положить в постель; у меня сделался сильный жар и даже бред.
На колени!» — и мальчик, стоявший у доски, очень спокойно
положил на стол мел и грязную тряпицу и стал на колени позади доски, где уже стояло трое мальчиков, которых я сначала не заметил и которые были очень веселы; когда учитель оборачивался к ним спиной, они начинали возиться и драться.
Он указал мне зарубки на дубовом пне и на растущем дубу и сказал, что башкирцы, настоящие владельцы земли, каждые сто лет
кладут такие заметки на больших дубах, в чем многие старики его уверяли; таких зарубок на пне было только две, а на растущем дубу пять, а как пень был гораздо толще и, следовательно, старее растущего дуба, то и было очевидно, что остальные зарубки находились на отрубленном стволе дерева.
Отец поспешно исполнил его просьбу: поднял камень в лодку и, гребя веслом то направо, то налево, скоро догнал Евсеичево удилище, вытащил очень большого окуня, не отцепляя
положил его в лодку и привез к нам на мостки.
Я испугался и, все еще не понимая настоящего дела, спросил: «Да как же дедушка в залу пришел, разве он жив?» — «Какое жив, — отвечала Параша, — уж давно остамел; его обмыли, одели в саван, принесли в залу и
положили на стол; отслужили панихиду, попы уехали [Про священника с причтом иногда говорят в Оренбургской губернии во множественном числе.
Всего больше тревожило меня сомнение,
положит ли маменька меня с собою спать.
Я с волнением дожидался того времени, когда начнут стлать постели, и почувствовал большую радость, увидя, что мои подушки
кладут на маменькину постель.
Я вечером опять почувствовал страх, но скрыл его; мать
положила бы меня спать с собою, а для нее это было беспокойно; к тому же она спала, когда я ложился.
Я заметил, что мать не только встревожена, но и нездорова; она
положила нас к себе на постель, ласкала, целовала, и мне показалось, что она даже плакала.
Выбрав свой клочок, девчонка подавала его старой барыне, которая, посмотрев на свет и не видя в пуху волос,
клала в лукошечко, стоявшее подле нее.
На гумне стояло уже несколько новых высоких ржаных
кладей.
Когда мы приехали, то вершили одну пшеничную
кладь и только заложили другую, полбенную.
На каждой
клади стояло по четыре человека, они принимали снопы, которые подавались на вилах, а когда кладь становилась высока, — вскидывались по воздуху ловко и проворно; еще с большею ловкостью и проворством ловили снопы на лету стоявшие на кладях крестьяне.
Отец нашел на гумне какие-то упущенья и выговаривал старосте, что бока у яровых
кладей неровны и что кладка неопрятна; но староста с усмешкой отвечал: «Вы глядите, батюшка Алексей Степаныч, на оржаные-то клади, — яровые такие не будут; оржаная солома-то длинная, а яровая — коротенькая, снопы-то и ползут».
Очень нужно сестрице вашей знать, как крестьяне молотят да
клади кладут…» — и захохотала.
Она жаловалась только на его слабое здоровье и говорила, что так бережет его, что спать
кладет у себя в опочивальне; она прибавила, с какими-то гримасами на лице, что «Митенька будет совсем здоров, когда женится, и что если бог даст ему судьбу, то не бессчастна будет его половина».
Сорванные травы и цветы мы раскладывали и сушили в книгах, на что преимущественно употреблялись «Римская история Роллена» и Домашний лечебник Бухана; а чтоб листы в книгах не портились от сырости и не раскрашивались разными красками, мы
клали цветы между листочками писчей бумаги.
Светящиеся червячки прельщали нас своим фосфорическим блеском (о фосфорическом блеске я знал также из «Детского чтения»), мы ловили их и держали в ящиках или бумажных коробочках,
положив туда разных трав и цветов; то же делали мы со всякими червяками, у которых было шестнадцать ножек.
Я видел, как она стала на колени и, щупая руками землю под листьями папоротника, вынимала оттуда грузди и
клала в свою корзинку.
Тетушка же так нас любила, как родных дочерей, и всей душенькой желала и приказывала, чтоб
положить ее в Неклюдове, рядом с Степаном Михайлычем, а пришлось лечь в Мордовском Бугуруслане, у отца Василья».
Маленький снежок покрывал уже землю; Евсеич расчистил точок и
положил на него приваду из хлебной мякины и ухвостного конопляного семени.
Я поставил им водопойку, а когда вода замерзала, то
клал снегу; поставил две небольшие березки, на которых птички сидели и ночевали, и навалил на пол всякого корма.
Прошел третий день и третья ночь, пришла пора расставаться честному купцу, расставаться с дочерью меньшою, любимою; он целует, милует ее, горючьми слезами обливает и
кладет на нее крестное благословение свое родительское.
Цитаты из русской классики со словом «кладь»
На противоположной стороне, на пристани, идет суета; нагружаются и разгружаются воза с
кладью; взбираются по деревянной лестнице в гору крючники с пятипудовыми тяжестями за плечьми.
Остальная прислуга с громоздкою
кладью отправлялась накануне на подводах.
Вот китаец, почти нищий, нагой, бежит проворно, в своей тростниковой шляпе, и несет на нитке какую-нибудь дрянь на обед, или кусок рыбы, или печенки, какие-то внутренности; вот другой с водой, с ананасами на лотке или другими фруктами, третий везет
кладь на паре горбатых быков.
— Как же-с, как же! Илья Артамонович всю эту
кладь в воду спустил.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную
кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Ассоциации к слову «кладь»
Предложения со словом «кладь»
- Власти объявили, что большинство ограничений на провоз ручной клади в самолётах остаются в силе.
- – Витуль, не клади трубку, – я протянула смятую купюру водителю. – Спасибо. Извините, что накричала на вас.
- Если что-то рассчитываешь сделать за неделю, смело клади две, а то и три.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «кладь»
Значение слова «кладь»
КЛАДЬ, -и, ж. 1. собир. Поклажа, груз. Камера хранения ручной клади. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова КЛАДЬ
Дополнительно