Неточные совпадения
Отец и мать ездили в собор помолиться и еще куда-то,
по своим
делам, но меня с собою
не брали, боясь жестоких крещенских морозов.
Зима прошла, и наступила весна; все зазеленело и расцвело, открылось множество новых живейших наслаждений: светлые воды реки, мельница, пруд, грачовая роща и остров, окруженный со всех сторон старым и новым Бугурусланом, обсаженный тенистыми липами и березами, куда бегал я
по нескольку раз в
день, сам
не зная зачем; я стоял там неподвижно, как очарованный, с сильно бьющимся сердцем, с прерывающимся дыханием…
Само собою разумеется, что я как нелюдим, как неженка, недотрога, как матушкин сынок, который все хнычет
по маменьке, — сейчас сделался предметом насмешек своих товарищей; от этого
не могли оградить меня ни власть, ни нравственное влияние Василья Петровича Упадышевского, который
не переставал и
днем и ночью наблюдать за мной.
Открыть мне настоящее положение
дел — ему сначала
не хотелось: это значило войти в заговор с мальчиком против своего начальства; он чувствовал даже, что я
не пойму его, что
не буду уметь написать такого письма, какое мог бы одобрить Камашев; лишить мою мать единственного утешения получать мои задушевные письма —
по доброте сердца он
не мог.
Каждое его появление производило потрясение в моих нервах, а он приезжал всякий
день по два раза, и никто
не знал времени его приезда.
На этот раз Бенис дал мне какие-то капли (вероятно, нервные), которые я должен был принимать, как только почувствую стеснение;
по постным
дням приказал давать мне скоромный обед из больницы и вместо черного хлеба булку, но оставить в больнице ни за что
не согласился.
Капли сначала помогли мне, и
дня три хотя я начинал тосковать и плакать, но в беспамятство
не впадал; потом,
по привычке ли моей натуры к лекарству, или
по усилению болезни, только припадки стали возвращаться чаще и сильнее прежнего.
Но мать мою ничто удержать
не могло; она выехала тот же
день в Казань с своей Парашей и молодым мужем ее Федором; ехала
день и ночь на переменных крестьянских, неподкованных лошадях, в простых крестьянских санях в одну лошадь; всех саней было четверо: в трех сидело
по одному человеку без всякой поклажи, которая вся помещалась на четвертых санях.
Между тем, несмотря на занимательное чтение, на сладкие, ничем
не стесняемые, разговоры с Евсеичем про деревенскую жизнь, удочку, ястребов и голубей, несмотря на удаление от скучного школьного шума и тормошенья товарищей, несмотря на множество пилюль, порошков и микстур, глотаемых мною, болезнь моя, сначала как будто уступившая леченью и больничному покою,
не уменьшалась, и припадки возобновлялись
по нескольку раз в
день; но меня как-то
не смущали они, и сравнительно с прежним я был очень доволен своим положением.
Директор возвысил голос и с твердостью сказал, что увольнять казенных воспитанников
по нездоровью или потому, что они станут тосковать, расставшись с семейством, —
дело неслыханное: в первом случае это значит признаться в плохом состоянии врачебных пособий и присмотра за больными, а в последнем — это просто смешно: какой же мальчик, особенно избалованный, привыкший только заниматься детскими играми,
не будет тосковать, когда его отдадут в училище?
Директор был несколько озадачен; но обозлившийся главный надзиратель возразил ей, «что она сама,
по своей безрассудной горячности, портит все
дело; что в отсутствие его она пользовалась слабостью начальства, брала сына беспрестанно на дом, беспрестанно приезжала в гимназию, возвращалась с дороги, наконец через два месяца опять приехала, и что, таким образом,
не дает возможности мальчику привыкнуть к его новому положению; что причиною его болезни она сама, а
не строгое начальство и что настоящий ее приезд наделает много зла, потому что сын ее, который уже выздоравливал, сегодня поутру сделался очень болен».
Желая посоветоваться наперед в этом
деле с друзьями, мать ездила к Максиму Дмитриевичу Княжевичу, но твердый, несколько грубый, хотя и добрый
по природе, серб
не одобрил этого намерения.
Я уже сказал, что, по-видимому, казался здоровым, но на
деле вышло
не совсем так.
Топорами, пешнями и железными лопатами разрубили мерзлую плотину
по обоим краям прошлогоднего вешняка, и едва своротили верхний слой в аршин глубиною, как вода хлынула и,
не нуждаясь более в человеческой помощи, так успешно принялась за
дело, что в полчаса расчистила себе дорогу до самого материка земли.
Должно упомянуть, что за неделю до нашего отъезда была пущена в ход новая мельница. Увы, оправдались сомнения Болтуненка и других: вода точно шла тише
по обводному каналу и
не поднимала шести поставов; даже на два молола несравненно тише прежнего. Отец мой, разочарованный в искусстве Краснова, прогнал его и поручил хоть кое-как поправить
дело старому мельнику.
На другой
день поутру Евсеич шепнул мне
по секрету: «Григорий Иваныч едет с нами в Аксаково, только
не велел вам сказывать».
Я плакал, ревел, как маленькое дитя, валялся
по полу, рвал на себе волосы и едва
не изорвал своих книг и тетрадей, и, конечно, только огорчение матери и кроткие увещания отца спасли меня от глупых, безумных поступков; на другой
день я как будто очнулся, а на третий мог уже заниматься и читать вслух моих любимых стихотворцев со вниманием и удовольствием; на четвертый
день я совершенно успокоился, и тогда только прояснилось лицо моего наставника.
Занимались
не только
днем, но и
по ночам.
Учителя были также подвигнуты таким горячим рвением учеников и занимались с ними
не только в классах, но во всякое свободное время,
по всем праздничным
дням.
Но когда
дело дошло до человеческих трупов, то я решительно бросил анатомию, потому что боялся мертвецов, но
не так думали мои товарищи, горячо хлопотавшие
по всему городу об отыскании трупа, и когда он нашелся и был принесен в анатомическую залу, — они встретили его с радостным торжеством; на некоторых из них я долго потом
не мог смотреть без отвращения.
Следующий
день,
по несчастию, был почтовый, и я написал к отцу и к матери большое письмо, в котором
не пощадил моего наставника и позволил себе такие оскорбительные выражения, от которых краснею и теперь.
В три
дня Вильфинги сошли от него с ума; через неделю влюбилась в него Марья Христофоровна, а еще чрез две недели он женился на ней и увез с собой в Сибирь, куда ехал для каких-то ученых исследований,
по поручению правительства, в сопровождении чиновника, который служил ему переводчиком, потому что граф
не понимал ни одного русского слова.
— У нас был также давно затеян другой спектакль, и все актеры и студенты пламенно желали его исполнения; но
дело длилось, потому что трудно,
не по силам нашим было это исполнение.
Неточные совпадения
А отчего? — оттого, что
делом не занимается: вместо того чтобы в должность, а он идет гулять
по прешпекту, в картишки играет.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас
по почте
не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти
дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
)Мы, прохаживаясь
по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я
не так, как иной городничий, которому ни до чего
дела нет; но я, я, кроме должности, еще
по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
Унтер-офицерша.
По ошибке, отец мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция
не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два
дни сидеть
не могла.
Аммос Федорович. И если что случится, например какая-нибудь надобность
по делам,
не оставьте покровительством!