Обе женщины, каждая по-своему, приступили к нему с просьбами, но Бениса убеждать было не нужно; он сказал, что это его собственная мысль, что он уже намекнул об этом директору, но что, по несчастию, вместе с ним
был главный надзиратель, который сильно этому воспротивился и, кажется, успел склонить директора на свою сторону; что директор хотя человек слабый, но не злой; что надежда на успех не потеряна.
Неточные совпадения
Совет гимназии предложил
главному надзирателю (он же
был инспектором) Николаю Ивановичу Камашеву проэкзаменовать меня, а доктору Бенису освидетельствовать в медицинском отношении.
«Так и
быть, — говорил он, — пусть прогневается на меня Николай Иваныч (
главный надзиратель), когда, воротясь, узнает об этом; правда, он ни за что бы не позволил, но я уж беру все на свою ответственность, только, пожалуйста, привезите его завтра к семи часам, прямо к завтраку».
По распоряжению гимназического начальства, никто из воспитанников не мог иметь у себя ни своих вещей, ни денег: деньги, если они
были, хранились у комнатных надзирателей и употреблялись с разрешения
главного надзирателя; покупка съестного и лакомства строго запрещалась; конечно,
были злоупотребления, но под большою тайной.
Доктор
был совершенно убежден в необходимости дозволить свидание матери с сыном, особенно когда последний знал уже о ее приезде, но не смел этого сделать без разрешения
главного надзирателя или директора; он послал записки к обоим.
Она сказала между прочим, «что верно, только в их гимназии существует такой варварский закон, что матери везде прилично
быть, где лежит ее больной сын, и что она здесь с дозволения директора, непосредственного начальника его, г.
главного надзирателя, и что ему остается только повиноваться».
Хозяева поступили с моей матерью, как друзья, как родные: уложили ее на диван и заставили съесть что-нибудь, потому что последние сутки она не
пила даже чаю; дали ей какое-то лекарство, а
главное уверили ее, что моя болезнь чисто нервная и что в деревне, в своей семье, я скоро совершенно оправлюсь.
Решено
было вести с
главным надзирателем открытую войну.
Может
быть, и тут слезы и мольбы одержали бы победу, но вдруг вошел
главный надзиратель, и сцена переменилась.
— Мать мою взорвала такая иезуитская двуличность; она забыла предостережение Бениса и весьма горячо и неосторожно высказала свое удивление, «что г. Камашев хвалит ее сына, тогда как с самого его вступления он постоянно преследовал бедного мальчика всякими пустыми придирками, незаслуженными выговорами и насмешками, надавал ему разных обидных прозвищ: плаксы, матушкина сынка и проч., которые, разумеется, повторялись всеми учениками; что такое несправедливое гонение г.
главного надзирателя
было единственною причиною, почему обыкновенная тоска дитяти, разлученного с семейством, превратилась в болезнь, которая угрожает печальными последствиями; что она признает г.
главного надзирателя личным своим врагом, который присвоивает себе власть, ему не принадлежащую, который хотел выгнать ее из больницы, несмотря на позволение директора, и что г. Камашев, как человек пристрастный, не может
быть судьей в этом деле».
Директор
был несколько озадачен; но обозлившийся
главный надзиратель возразил ей, «что она сама, по своей безрассудной горячности, портит все дело; что в отсутствие его она пользовалась слабостью начальства, брала сына беспрестанно на дом, беспрестанно приезжала в гимназию, возвращалась с дороги, наконец через два месяца опять приехала, и что, таким образом, не дает возможности мальчику привыкнуть к его новому положению; что причиною его болезни она сама, а не строгое начальство и что настоящий ее приезд наделает много зла, потому что сын ее, который уже выздоравливал, сегодня поутру сделался очень болен».
Ученье в классах, с успехом продолжаемое,
было, однако, делом второстепенным:
главным делом
были упражнения домашние.
Хотя я занимался ученьем очень охотно, но не совсем
был доволен этим известием, потому что во время вакации я надеялся хорошенько поудить, а
главное — пострелять; отец обещал еще за год, что он приготовит мне ружье и выучит меня стрелять.
Опять явился в столовую залу губернатор, директор и весь совет, прочли бумагу, в которой
была объяснена вина возмутившихся воспитанников и сказано, что в пример другим восемь человек из высшего класса, признанных
главными зачинщиками, Дмитрий Княжевич, Петр Алехин, Пахомов, Сыромятников и Крылов (остальных не помню) исключаются из гимназии без аттестации в поведении.
До сих пор вижу перед собой актера Михайла Калмыкова в
главной роли старого колбасника; до сих пор слышу, как актер Прытков
поет с гитарой, то
есть разевает рот, а за кулисами
пела вместо него актриса Марфуша Аникиева...
Печатных афиш тогда в городе не
было; некоторые почетные лица получали афиши письменные из конторы театра, а город узнавал о названии пиесы и об именах действующих лиц и актеров из объявления, прибиваемого четырьмя гвоздиками к колонне или к стене
главного театрального подъезда.
Неточные совпадения
«Слыхали, ну так что ж?» // — В ней
главный управляющий //
Был корпуса жандармского // Полковник со звездой, // При нем пять-шесть помощников, // А наш Ермило писарем // В конторе состоял.
Хотя
главною целью похода
была Стрелецкая слобода, но Бородавкин хитрил. Он не пошел ни прямо, ни направо, ни налево, а стал маневрировать. Глуповцы высыпали из домов на улицу и громкими одобрениями поощряли эволюции искусного вождя.
Словом сказать, в полчаса, да и то без нужды, весь осмотр кончился. Видит бригадир, что времени остается много (отбытие с этого пункта
было назначено только на другой день), и зачал тужить и корить глуповцев, что нет у них ни мореходства, ни судоходства, ни горного и монетного промыслов, ни путей сообщения, ни даже статистики — ничего, чем бы начальниково сердце возвеселить. А
главное, нет предприимчивости.
Понятно, что, ввиду такого нравственного расстройства,
главная забота нового градоначальника
была направлена к тому, чтобы прежде всего снять с глуповцев испуг.
Он прочел письмо и остался им доволен, особенно тем, что он вспомнил приложить деньги; не
было ни жестокого слова, ни упрека, но не
было и снисходительности.
Главное же —
был золотой мост для возвращения. Сложив письмо и загладив его большим массивным ножом слоновой кости и уложив в конверт с деньгами, он с удовольствием, которое всегда возбуждаемо
было в нем обращением со своими хорошо устроенными письменными принадлежностями, позвонил.