В другой раз пришел я напиться квасу или воды в особенную комнату, которая называлась квасною; там бросился мне в глаза простой деревянный стол, который прежде, вероятно, я видал много раз, не замечая его, но теперь он был выскоблен заново и казался необыкновенно чистым и белым: в одно мгновение представился мне такого же вида липовый стол, всегда блиставший белизной и гладкостью, принадлежавший некогда моей бабушке, а потом стоявший в комнате у моей тетки, в котором хранились разные безделушки, драгоценные для дитяти: узелки с тыквенными, арбузными и дынными семенами, из которых тетка моя делала чудные корзиночки и подносики, мешочки с рожковыми зернами, с
раковыми жерновками, а всего более большой игольник, в котором вместе с иголками хранились крючки для удочек, изредка выдаваемые мне бабушкой; все это, бывало, я рассматривал с восхищением, с напряженным любопытством, едва переводя дыхание…
Лини клюют на хлеб, на земляных и навозных червей, на
раковые шейки и на линючих, небольших
раков; им трудно заглатывать крупных.
Были, между прочим, свежие белые грибы в сметане и соус провансаль из жареных устриц и
раковых шеек, сильно сдобренный горькими пикулями.
Глаза у него выпуклые, рачьи, галстук похож на рачью шейку, и даже, мне кажется, весь этот молодой человек издает запах
ракового супа.
Меню его было таково: порция холодной белуги или осетрины с хреном, икра, две тарелки
ракового супа, селянки рыбной или селянки из почек с двумя расстегаями, а потом жареный поросенок, телятина или рыбное, смотря по сезону.
— А водяных-то сверчков на кой прах вокруг напихали? — сказал Смолокуров, указывая на
раковые шейки, что с другими приправами разложены были вкруг сочных звеньев осетрины.