Цветы всегда молчат

Яся Белая, 2016

В юном возрасте Мифэнви Грэнвилл постигло большое несчастье, но она смиренно приняла свою долю. Однако у судьбы оказались на нее совсем другие планы. Но согласится ли своевольная принцесса с тем, что уготовила ей судьба? Джозефин Торндайк глубоко несчастна в браке, ведь, покорившись воле отца, она была вынуждена выйти замуж за человека, которого едва знала. Но она не отчаивается и верит, что ее мечта о настоящей любви обязательно сбудется. Но, может, счастье куда ближе? Стоит только присмотреться… Выращивать цветы – сложное искусство. Ведь одни из них капризны, другие, наоборот, неприхотливы. И лишь немногие умеют слышать язык цветов. Люди называют их садовниками…

Глава 3. Цена решений

Северный Уэльс, вольный город Лланруст, 1875 год

— Не правда ли, они удивительны? — принцесса рассматривала цветы, чуть склонив голову набок.

Пол завороженно смотрел на нее. Даже смысл ее вопроса не сразу коснулся его сознания.

— О да, разумеется, розы в сентябре, да еще здесь, в Северном Уэльсе. Что может быть удивительнее? — Пол решительно шагнул к ней и взял за руку. Девушка смутилась. Она робко прижала кулачок к груди и залилась краской. Все так же глядя на устеленную золотой листвой тропинку, она тихонько проговорила:

— Что бы я ни посадила в землю — все обязательно прорастет. Родственники смеются, предлагают мне при случае закопать в землю палку. Говорят, и она даст ростки.

— Какое чудесное качество! — искренне восхитился Пол. — Чем больше я узнаю вас, тем больше очаровываюсь.

— О, полно, вы перехвалите меня!

— Не думаю, что это возможно.

Она лишь робко улыбнулась.

— Приходите сегодня пообедать с нами. После мы собираемся на прогулку, а вечером будет бал. Батюшка очень любит балы.

— Какой плотный у вас график — вряд ли он позволит нам остаться наедине. Поэтому спрошу сейчас: я ведь упустил свой шанс на поцелуй? — Она кивнула. — Как мне вернуть его обратно?

— Я ведь говорила, — она приподнялась на цыпочки и шепнула ему на ухо: — Похитьте меня.

Отстранилась и исчезла, прежде чем он успел опомниться, растворившись в серебристо-золотом мареве осеннего парка.

А ему хотелось смеяться и кричать от счастья.

Лланруст прекрасен в любое время года. Но осень ему особенно к лицу. В осеннюю пору уютный городок с готическими зданиями и старинным мостом над рекой — будто иллюстрация к сказке об эльфах. А присутствие Мифэнви только добавляло уверенности в волшебном происхождении этого местечка.

Пол был несказанно благодарен своему куратору, что тот отправил его изучать вольные города. Прежде Полу это явление было интересно лишь с точки зрения теории права. А теперь… Как там выразился Спарроу: «Добавился и личный интерес».

Молодому Грэнвиллу очень нравилось, что его спутница не сыплет словами, как многие ее сверстницы, а больше молчит. Или время от времени дарит ему чуть смущенную светлую улыбку. Рядом с Мифэнви было так чудесно молчать.

Наставница принцессы, миловидная старушка в шляпке с невозможно огромными цветами и в фиолетовой шали, оказалась очень тактичной: увидев взаимную заинтересованность молодых людей, она следовала за ними на почтительном расстоянии.

Должно быть, это обстоятельство и то, что ему дано было милостивое разрешение называть принцессу просто по имени, заставили Пола решиться и, нежно взяв свою спутницу за руку, он сказал:

— Мифэнви, что бы вы ответили, если бы я, после нескольких часов знакомства, сделал вам предложение?

— Есть вещи, для которых, чтобы разглядеть их суть, требуются годы, а есть то, что понимаешь сразу, — порозовев, смело ответила она. — Я бы обиделась, не сделай вы этого.

— Тогда, — пылко заявил он, прижимая ее ладошку к груди, где трепетно и торжественно билось сердце, — Мифэнви Лланруст, станьте моей женой!

— С удовольствием, Пол Грэнвилл. И я думаю, мы сегодня же, на балу, должны объявить о нашей помолвке. То-то батюшку хватит удар.

Теперь уже обе ее ладошки в голубых перчатках он страстно прижимал к груди. А она смотрела на него светлыми сияющими глазами. И осень бросала им под ноги все свое великолепие.

Правитель Лланруста не совсем король. Но Дориану нравилось именоваться Пятым, носить корону и использовать название города в качестве своего родового имени. А еще он тайно мечтал о выгодном династическом браке, хотя точно знал, что Мифэнви сама изберет себе спутника жизни и он не станет этому противиться — все-таки единственная обожаемая дочь.

И вот теперь, когда его маленькая Мейв стояла перед ним, склонив голову, а рядом с ней находился красивый юноша с упрямым взглядом, Дориан четко понимал, что девочка выросла и вольна сама выбирать свою судьбу.

Он вальяжно спустился с трона, проковылял к ним и, соединив руки влюбленных, произнес:

— Ну что ж, раз вы уже все решили, мне остается только благословить вас. И знаете что, Грэнвилл, берегите ее — она у меня такая хрупкая.

Пол с нежностью посмотрел на рыжеватую макушку своей невесты — теперь уже точно невесты! — и заверил будущего тестя:

— Обещаю беречь вашу дочь пуще собственного сердца.

— Вот и славно! Да вы со свадьбой-то не тяните — я внуков хочу!

При этих словах Мифэнви зарделась и спрятала личико на груди у своего избранника.

— Идите танцуйте, это будет дивный бал!

И они танцевали, и смеялись, и парили среди звезд. И музыка, которой всегда был полон замок правителя Лланруста, казалось, звучала только для них.

После очередного тура вальса Пол наклонился к своей спутнице и шепнул:

— А вот теперь пора!

— Что же? — удивилась она.

— Похищать вас, — сказал он и увлек ее за собой в зимний сад.

Через огромные окна лился яркий лунный свет, придававший всем предметам фантасмагорические очертания. Экзотические растения затеяли на стенах постановку театра теней. А Мифэнви, в платье цвета шампанского и с крохотной короной на голове, сияла только для него.

Пол обнял ее и, глядя в прекрасные сияющие глаза, начал:

— Пока я не встретил вас, Мифэнви, я не верил, что можно влюбиться с первого взгляда…

— Глупый! Молчи! — перебила она и, приподнявшись на мысочки, поцеловала его. Неумело. Быстро. Но то был восхитительный поцелуй.

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

Мифэнви проснулась и по-детски, кулачком, потерла глаза. Она не помнила, когда перебралась на кровать, и как уснула, и почему укрыта одеялом. Наверняка Колдер заходил ее проведать. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, в каких она будет условиях, сам же первый кинется проверять, все ли у нее хорошо.

Ах, Колдер…

Нужно скорее вставать, пока Колдер и Латоя не встретились и не полетели искры.

Мифэнви вызвала служанку и распорядилась доставить из кухни горячей воды. Немногим позже, приведя себя в порядок, она спустилась в столовую, чтобы велеть накрывать ужин.

Латоя уже была там, на этот раз она облачилась в вызывающе лиловое платье и прохаживалась, по-хозяйски заглядывая в каждый уголок.

— А здесь мило! Я-то думала, что ваш Глоум-Хилл — как гроб, весь в красном бархате. А тут уютненько. И салфетки — шарман-шарман, как говорит моя маман. Тончайшие! Скажешь потом, откуда такие?

Мифэнви растерялась, оглушенная таким градом слов.

— Я уже говорила тебе, что Глоум-Хилл изменился. А салфетки… Я связала их сама… Меня тетушка научила. Она когда-то жила в Брабанте…

— Это же сколько нужно терпения! — воскликнула Латоя.

— Вдовство отлично учит многим добродетелям, — спокойно парировала Мифэнви.

Вошла повариха, и женщины погрузились в обсуждение вечернего меню.

Круглая комната-подиум, которую Мифэнви для себя прозвала рояльной, примыкала к столовой. И сейчас Латоя добралась до инструмента и стала терзать его. Каждый неверный звук резал тонкий слух леди Грэнвилл, как крик о помощи. Она морщилась и все время извинялась перед поварихой Ханной за свою растерянность. Наконец, попросив Ханну не забыть о пудинге с персиковыми цукатами, она поспешила на выручку роялю.

— Ну что же ты как маленькая! — несмотря на мягкий характер, Мифэнви порой бывала очень строгой. — Разве можно садиться за инструмент, не умея играть!

— Неужели правда? — искренне удивилась Латоя. — А маман всегда говорила, что я довольно сносно тренькаю.

— Тренькаете вы совершенно несносно! — заметил подошедший Колдер.

— Какой ты грубый, кузен! — обиделась она. — Я, между прочим, играла для гостей на семейных вечерах.

Колдер и Мифэнви переглянулись, дружно закатив глаза.

— Мне искренне жаль гостей, — громким шепотом произнес Колдер, беря Мифэнви под локоток и наклоняясь к ней. Она лукаво улыбнулась ему.

Латоя разозлилась еще больше:

— А вот если вы оба такие умные, то возьмите и сыграйте! А я послушаю, как надо!

Мифэнви покачала головой:

— Прости, но я не могу… Говорила тебе уже…

— Тогда, может, ты, Колди? — Латоя воззрилась на него почти умоляюще.

— И правда, Колдер, я ведь ни разу не слышала, как вы играете. Прошу вас, для меня, — ласково попросила Мифэнви, касаясь его руки. Прикосновение было легким, как полет бабочки, но его оказалось достаточно, чтобы мужчина вздрогнул и бросил на просительницу печальный затравленный взгляд.

— Хорошо, — согласился он, — что бы вы хотели услышать?

Мифэнви чуть прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания о том времени, когда музыка наполняла каждый ее день. Сейчас звуки каскадом обрушились на нее: пьянили, очаровывали, уносили… Словно старые друзья, что нагрянули после долгой разлуки, мелодии загомонили все разом, и у Мифэнви голова пошла кругом от этой какофонии.

— Не могу определиться, — грустно улыбнулась она, — так давно ничего не играла и не слушала… Выберите вы.

Колдер кивнул, сел к роялю, прикрыл глаза, задумавшись, а потом его тонкие чуткие пальцы коснулись клавиш. «Лунная соната» влилась в тишину вечернего замка глотком свежего воздуха.

Мифэнви плакала, как плачут, встретив кого-то дорогого, из тех, кого уже и не чаяли повстречать.

И даже Латоя притихла, завороженная красотой исполняемого произведения.

Едва последний звук растаял в воздухе, как Мифэнви, будто вынырнув из ночной реки, обновленная и переполненная, кинулась к деверю.

— Колдер, вы невероятно играете! Как вы смели три года мучить меня беззвучием?! Никогда так больше не делайте! — лепетала она, тряся его за руку.

И Колдер, глядя в эти бездонные чистые глаза, поклялся играть каждый вечер.

Как раз подали ужин, и все они, взволнованные и радостные, вдруг помолодевшие, болтая о всяких пустяках, двинулись к столу. Колдер отодвинул стул и помог сесть Мифэнви, Латоя же уселась сама. И они говорили, говорили: о погоде и политике, о светских скандалах и философии. Где-то Латоя была заводилой, где-то лишь наблюдала, открыв рот, как хозяева замка перебрасываются цитатами из классиков, с легкостью переходя при надобности то на латынь, то на греческий, то на французский.

— Кстати, — словно опомнился Колдер, — когда вы, дражайшая кузина, появились здесь, вы сказали Мэрион, что вас нужно срочно спасти? Что стряслось?

— Эх, Колди, как я могу доверить тебе тайну моего сердца, когда ты все время такой официальный?! — сказала она, полушутя-полугрустно.

— Доверься мне, — Мифэнви покровительственно накрыла ее ладонь своей.

— При всем уважении, Мейв, ты вряд ли сможешь мне помочь.

— Ну что ж, тогда поведайте нам обоим! Две головы все-таки лучше, — подбодрил ее Колдер.

И Латоя вдруг посерьезнела и погрустнела. Несколько раз ковырнув салат вилкой, она вздохнула и решилась:

— Все дело в том, что я оказалась в центре скандала.

И затихла.

Мифэнви нежно пожала ей руку.

— Ох, бедняжка! Так что же случилось? Тебя соблазнили и бросили?

Латоя мотнула головой.

— О, Мейв, дорогая, все гораздо-гораздо хуже! Я пожелала быть соблазненной: проиграла пари.

Повисла пауза.

Колдер сидел мрачный и в неровных отблесках свечей казался бледнее обычного.

— Странный спор! — наконец проговорил он холодно. — Тем более, как я понимаю, заключался он между леди и джентльменом?

— Верно, я заключила пари с графом Джоэлом Макалистером, он известный пройдоха и светский лев, и все матери держат своих дочерей подальше от него… Но маман… Он совершенно сбил ее с толку. Она так доверяла ему. А обо мне и говорить нечего — я захотела его сразу, как увидела.

От этих подробностей Мифэнви залилась краской, а Колдер с трудом сдерживал ярость.

— И что же, нынче весь лондонский свет так изъясняется? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Нет, но мы с маман всегда называли вещи своими именами. С тех пор как восемь лет назад умер отец, пусть земля ему будет пухом, маман перестала меня воспитывать.

— Это было крайне неосмотрительно с ее стороны, учитывая количество и размеры розовых слонов, что живут в вашей голове, — заметил Колдер, покрутив бокал.

— Уж как есть, — вздохнула Латоя, — ну, в общем, мы поспорили на ночь любви, и я проиграла.

— И… этот джентльмен… он что… попросил у тебя… оплату долга? — дрожащим голоском промолвила Мифэнви. Подобные легкомыслие и безнравственность просто не укладывались у нее в голове.

— Да, и я расплатилась сполна, — уткнувшись взглядом в стол, пробормотала Латоя.

Мифэнви тихо вскрикнула и лишилась чувств.

Колдер тут же подскочил к ней, подхватывая и укладывая на кушетку, что стояла неподалеку.

— Ну что ты стоишь столбом! — заорал он на незадачливую рассказчицу, словно та была служанкой. — Открой окно и подай соли, ты же наверняка их носишь с собой!

Латоя, потрясенная степенью невинности своей вновь обретенной кузины, тут же бросилась выполнять его приказы.

Постепенно Мифэнви пришла в себя, поднялась и села, тихонько поблагодарив близких за участие.

А Колдер, стоявший рядом на коленях и все еще легонько придерживавший ее за талию, обрушил на Латою накопившийся гнев:

— И как ты после такого посмела явиться сюда?!

— Ах, Колди, я была в отчаянии. Нас с маман везде перестали принимать, потому что подлец Макалистер все рассвистел. Невозможно даже было высунуться на улицу — в меня едва не пальцами тыкали… Ах… — и закрыв лицо руками, она разрыдалась.

Мифэнви патологически не могла видеть плачущих людей, особенно женщин. Еще пошатываясь после недавнего обморока, она все-таки встала, подошла к Латое и обняла ее за плечи:

— Не плачь, мы что-нибудь придумаем, — заботливо проговорила она.

— Нет, — решительно замотала головой Латоя, — тут уже ничего не придумаешь. Все погибло.

— Ты хоть понимаешь, — Колдера трясло от ярости, — что из-за паршивой овцы вроде тебя позор ляжет на весь род Грэнвиллов?

О реальных последствиях он старался даже не думать: нужно было быть святой, как Мифэнви, чтобы, живя под одной крышей с одиноким молодым мужчиной, не навлечь на себя сплетен и кривотолков. Ему хотелось схватить эту грязную мерзавку за волосы и выставить вон, прямо вот так, в ночь.

— Теперь-то я понимаю… — печально протянула Латоя, утыкаясь носом в худенькое, пахнущее корицей и ванилью плечо Мифэнви. Та лишь покрепче обняла кузину и погладила ее по спине.

— И надеюсь, ты осознаешь, что не можешь больше оставаться здесь ни минуты, — решительно сказал хозяин Глоум-Хилла. — Я позову дворецкого, попрошу, чтобы он сопроводил тебя к подъемнику и помог найти экипаж.

— О нет! — она рванулась из объятий Мифэнви и бухнулась на колени перед Колдером. — Кузен, прошу, умоляю, не прогоняй меня! Мне некуда идти! Даже родная мать теперь не хочет меня видеть! Прошу!

Мифэнви, взволнованная и потрясенная, была в шаге от того, чтобы последовать ее примеру.

— Колдер, я тоже прошу вас, не прогоняйте бедняжку, — испуганно пролепетала она, готовая принять на себя всю тяжесть его гнева.

Колдер глубоко вздохнул, ему требовалось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы сохранять хладнокровие и не пнуть стоящую возле него на коленях белокурую женщину.

— Мифэнви, — сказал он как можно спокойнее, хотя сам звук ее имени уже лишал его почвы под ногами, — я тоже прошу вас проявить благоразумие. Если она останется — о вас же начнут тоже говорить черт-те что.

— Я не боюсь пересудов! — вскинув голову, проговорила леди Грэнвилл.

— А вот я боюсь! — прокричал лорд Грэнвилл. — И не допущу, чтобы ваше честное имя трепали по ветру из-за того, что эта… дрянь… перемазала вас своей грязью!

Латоя завыла и еще сильнее вцепилась в его колени.

— Колдер, не злитесь… Есть возможность все уладить, — почти радостно проговорила Мифэнви, — письмо батюшки, вы забыли, я могу уехать… Слухи в нашу глушь доходят медленно — поэтому никто и не узнает, была ли я здесь в день прибытия Латои или нет.

Колдеру в ее словах чудилось прощание и хотелось самому ползти за ней на коленях, выть и умолять остаться… Но он понимал, что сейчас это единственный выход.

— Но тогда вам придется уехать насовсем, — упавшим голосом произнес он.

— Что вы, здесь же могила Пола! Я обязательно буду ее навещать!

— Пол похоронен внизу, на церковном кладбище. Вам незачем будет подниматься в Глоум-Хилл.

Голос его звучал все глуше. Латоя по-прежнему не отпускала.

— Я ведь буду знать, что здесь меня ждет дорогой друг…

Латоя вдруг вскочила, словно напрочь забыв о недавней сцене, и воскликнула:

— Все можно решить куда проще. И тогда Мейв не придется уезжать навсегда.

— Меня пугают твои простые решения, — честно сказал Колдер.

— Не бойся, Колди, ты просто должен жениться на мне…

Мир дрогнул и разлетелся на мириады осколков…