Потерянные имена, чужие тени

Ярослава Осокина, 2020

Ученый-медикус Корнелий Тенда нанял ассистента в тихом городке для помощи с ведением бумаг в путешествии. Он не думал, что вместе с Раду в его жизнь войдут загадки, немыслимые приключения и чудеса.Грубиян и задира Раду вовсе не тот, за кого себя выдает, и вскоре из-за него Корнелий оказывается втянут в расследование странного убийства девушки. Окружающие верят, будто это сделал упырь. Корнелий же верит только в разум и науку, но тут ему придется пересмотреть свои убеждения.Здесь будут разбойники, мертвецы, колдуны и даже один попаданец. В тексте есть гендерная интрига, тайны прошлого.

Глава шестая. Вежливость как оружие

— Погляди, что мы нашли, — скрипуче сказал Раду, кладя перед Тию два пера.

Девушка сидела у столика в малой гостиной и при виде связки невольно подалась назад, держа в руках недочитанную книгу.

— Мне сначала показалось, что это перья, как на шляпах Длинноносых, — сказала Тию.

Вроде бы ровно, только в самом конце голос дрогнул.

— Что в них такого? — удивился Корнелий. — И что за Длинноносые?

Он протянул руку, чтобы взять перья и рассмотреть ближе, но Раду оказался быстрее: стремительно ударил его по руке, отводя в сторону.

— Какого черта! — воскликнул Корнелий. — Ты же сам только что их трогал!

— Мне не страшно, — пожал плечами Раду. — А вам нельзя.

— Да, к таким вещам голыми руками лучше не прикасаться, — подтвердила Тию.

Она-то пододвинула их к себе небольшим ножом, которым обычно чинила карандаши, и сейчас склонилась над столом, изучая.

— Очень похоже, — сказала она. — А где вы их взяли?

— У погибшей девицы в вещах, — отозвался Раду. — И вот еще книга, в которой они лежали. Надень перчатки на всякий случай.

Тию изумленно поглядела на Раду и Корнелия.

— Надо же, — прошептала она. — У девушки?

— Рассказывайте! — потребовал Корнелий, тяжело опускаясь в кресло. — Нет, Раду, сначала позови горничную, пусть камин растопит и чаю принесет. С вишневой настойкой, мать его.

— Господин Тенда, я бы попросила вас не выражаться, — кротко произнесла Тию и сама встала, чтобы позвонить в колокольчик.

Пока горничная выполняла поручение, Раду и Тию присели за столом рядом и внимательно изучали книгу: смотрели страницы на просвет, с увеличительным стеклом, одолженным у Корнелия, и даже нагревали над зажженной свечой.

— Это просто сборник поучительных историй, — разочарованно сказал Раду. — Тут ни подчеркиваний, ни тайных знаков, ничего нет.

Он откинулся на стуле, а Тию подвинула книгу к себе, открыла на первой странице и начала читать.

— Итак, я слушаю, — напомнил Корнелий, капая в чашку терпко пахнущую настойку. — Перья, книги, охотники, Длинноносые и прочее.

Раду поглядел на Тию, но та отмахнулась, увлекшись чтением.

— Охотники за колдунами или нечистью, ведьмовская канцелярия, Длинноносые — это потому что они везде лезли и шапки у них с эдакими клювами были, — «кукушечьи стражи» еще — это все одно и то же. При старом короле, который до войны помер, они в открытую служили. Говорят, и сами всяким колдовством баловались. Их вызывали, если где-то происходило что-то непонятное, или вот можно было нанять для сопровождения, если едешь через темное место.

— Темное место? — перебил Корнелий, который слушал и все более скептически кривился.

— Темное. Там, где старых богов места или нечисть обитает… мастер Тенда, люди в это все равно верят. Поэтому охотников этих можно было много где встретить. А потом, как смута началась…

Раду теперь и сам скривился, махнул рукой.

— Их не то распустили, не то преобразовали. Но нынешний король, как первый раз ко власти пришел, их собрал снова. Только давал перья — это так говорится, мастер Тенда, — значит, разрешал набирать в охотники… не после обучения или отбора, а кому ни попадя. Даже разбойникам бывшим. Они не охотились на колдунов и не выслеживали нечисть. Отлавливали по указке свыше несогласных, на остальных страх наводили… всякое было.

— А ты узнавал, был ли при ней нож? — невпопад спросила Тию, отрываясь от книги.

— Да, был. Только соседка ее, кажется, не знала, что к чему. Я пожалел потом, что при ней перья достал.

— Простым людям и в голову не придет, что девушка могла быть охотником. Не женское дело… да и сложно представить, что тот, с кем ты в одной комнате спишь, настолько необычен, — произнесла Тию. — Думаю, та соседка и в голову ничего не взяла.

— Кто их знает, — с досадой отозвался Раду.

— А перья? Почему касаться нельзя? — спросил Корнелий

— Зачарованы могут быть, — ответил Раду. Потом вздохнул, видя недовольное лицо Корнелия. — Или отравлены. Не смертельно, просто чтоб на коже волдыри остались.

Тию в это время отложила книгу и задумчиво сказала:

— А ты ведь мог поспешить с выводами, Раду. Почему ты сразу решил, что она из охотников? Что, если это не она сама, а ее отец, брат или жених был охотником?.. он погиб, а девушка хранила перья в память о нем. Это куда более вероятно, согласись.

— Но только никуда не ведет, — недовольно буркнул Раду.

Он прошел мимо камина туда-сюда, потом присел на подоконник, скрестив руки на груди.

— Я хочу завтра сходить в город, и в ту деревню, которая за лесом, порасспрашивать, — произнес он. — Скажу, что упыря ищу.

— Мы же собирались к аптекарю, — напомнил Корнелий, раздумывая о том, не приказать ли принести нагретого вина со специями. Несмотря на камин и выпитый чай, его все еще знобило. — Весы поискать… и у меня еще несколько поручений для тебя.

— И верно, — с досадой сказал Раду и задумался, пытаясь сообразить, как еще успеть на уроки фехтования, обещанные Лучаном поутру.

— А что, господин Тенда, — негромко сказала Тию, — быть может, если что-то нужно купить, то я схожу? Завтра у меня ровно никаких дел.

— А разве вам не полагается… компаньонка? Одной девушке ходить нельзя, верно? — спросил Корнелий. — Простите, я не очень хорошо в этом вопросе разбираюсь.

— Один раз я могу с собой горничную взять… думаю, что большого убытка хозяйству от этого не будет.

— Я и сам ведь хотел пойти. Раду! Это же прилично? Если я тоже пойду.

Раду недоуменно посмотрел на него.

— Ничего дурного не вижу, если с вами будет горничная, — сказал он. — Так значит, мне можно завтра сделать то, что я задумал?

— Валяй, — устало махнул рукой Корнелий. — Когда у нас ужин? Тию, прикажите подогреть вина со специями. По делам завтра утром отправимся, сразу после завтрака. И, Раду, не вздумай снова фехтовать у меня под окнами. Найди другое место.

Раду прищурился, но спорить не стал.

Следующий день выдался весьма приятным — солнечным и безветренным.

Раду и Лучан от души погоняли друг друга с палашами, и — к облегчению Корнелия, — Лучан сразу после завтрака отправился по своим делам, сожалея, что не может ни с кем разделить компанию. Накануне его отец прислал гневное письмо, и Лучан — больше не от угрызений совести, а от опасения получить еще больший нагоняй, — вернулся к выполнению отцовских поручений.

Они с Раду уезжали одновременно. В воротах повернули в разные стороны, и Корнелий с Тию, которые их провожали, стоя на крыльце, слышали окрик Лучана:

— Вернусь завтра! Раду, встретишь упыря, не вздумай его трогать! Я тоже хочу его ловить, жди меня!

Ответ Раду был неразборчив, но по тому, как вздохнула Тию, Корнелий понял, что ничего приличного в нем не было.

— Сколько вам дать на сборы? — спросил он. — Я уже готов, буду ждать вас в малой гостиной.

— Постараюсь вас не задержать, — отозвалась Тию. — Сейчас позову Летуцу и оденусь теплее.

Корнелий не сразу понял, что Тию говорит о горничной — и сам себе подивился, прежде за ним не водилось такого. Даже не интересовался, как зовут новую кухарку и горничную. Поднабрался высокомерия у местных?

— К слову о ней, — сказал Корнелий, — я все хотел у Раду спросить — не та ли она девица, которую Раду так зрелищно защитил у гостиницы?

— Да, это она. А кухарка — ее мать. Раду сказал, что им все равно нужно где-то работать, и нарочно отыскал их. Отец у них дурной человек…

Тию задумалась о чем-то, потом договорила:

— Надеюсь, что не сильно пострадал после разговора с Раду. Раду иногда такой вспыльчивый.

Корнелий закатил глаза, входя вслед за Тию в дом. «Лучше бы не спрашивал, — подумал он. — К чему мне новые заботы? Еще и обиженный мужик, которому вдруг может прийти к нам сюда, чтобы забрать жену с дочерью. Я теперь и не знаю, легче ли мне было без помощников… хотя скучнее, это верно».

Корнелия в городе не любили. За прежние свои визиты он уж и привык к этому, а сегодня только удивлялся, когда порой с ним останавливались поздороваться господа из приличной публики. «Город маленький, верно, все уже давно знают, что меня к князю вызывали», — равнодушно решил Корнелий.

Правду сказать, на простой люд это не распространялось. В аптеке хозяин не грубил, но цедил слова через губу, порой презрительно поглядывая на стоящих позади Корнелия девушек — «мол, знаем, что за дамы». Бакалейщик едва-едва держался на грани приличий, разве что не шваркая о прилавок товарами.

Да и пусть их. Еще бы не обсчитывали нещадно, а там что хотят, то думают.

— Ах, мерзавец! — с чувством воскликнул Корнелий, разглядев, что купил в аптеке.

— Что там, господин Тенда? — тихо спросила Тию.

— Не то дал, — процедил Корнелий. — Сказал же ему два раза, что нужно. Постойте здесь, я сейчас схожу…

Тию остановила его, невесомо коснувшись рукава.

— Давайте я попробую, может, получится договориться, а не поругаться.

Корнелий только хмыкнул скептически, но девушка взяла из его рук склянки и спокойно отправилась обратно.

Корнелий сначала думал остаться снаружи, на прохладе, но любопытство разобрало его, и не зря — не пожалел, что вошел в аптеку следом за Тию. Летуца, которая тихой тенью брели за ними все это время, придерживая новую шляпку обеими руками, в этот раз попросилась остаться на улице.

Тихо брякнул колокольчик над дверью, и глухой звук рассеялся в воздухе.

В аптеке пахло пылью, травами… серой, спиртом. Мокрой собачьей шерстью и тонкими притираниями — удушающее месиво по ощущениям Корнелия.

Аптекарь, нервно вытирая руки холщовым фартуком, вышел из-за прилавка. Спросил, брезгливо кривя толстые губы:

— Что, господа, еще чего-то изволите?

Корнелий молча смотрел на его костлявые красные руки, покрытые ожогами и пятнами, думал о том, что аптекарь, верно, алхимией балуется. Еще о том, что ему немного жаль Тию, которая с чего-то решила, что ее вежливость и мягкость перебьют наглость и враждебность аптекаря.

— Еще раз доброго дня, — тихо произнесла Тию и улыбнулась. — А у нас такое недоразумение… Право, и не знаю, как быть. Вы, верно, не расслышали, когда господин Тенда вам заказ делал? Вот эта склянка — совсем не то, что ему нужно.

Она подняла на свет зеленую бутылочку, показывая аптекарю.

–Это ж вы что это? — фыркнул аптекарь. — Намекаете мне, будто я дела своего не знаю? А, госпожа милостивая? А вы, может, сами мастер-медикус? Университеты заканчивали, что так разбираетесь в склянках?

Тон его был самый мерзкий, какой можно было придумать. Аптекарь сощурился, скривился, и узкие его темные глаза почти потонули в складках кожи.

Тию, однако, и не дрогнула. Она высоко вскинула тонкие брови и печально сказала:

— Вот как? Но что делать, ведь тут действительно не то что нужно… Должно быть, мой брат Раду ошибся, когда отметил, что ваша лавка из достойных… жаль, жаль…

Лицо аптекаря обмякло, глаза распахнулись широко, и он огляделся, будто бы Раду прямо сейчас мог стоять рядом.

— Я с ним спорить не буду, — продолжила Тию, — но предупрежу, что он мог… преувеличить свою оценку.

— Это что это? — шепотом, в ужасе спросил аптекарь. — Случаем, вы не про господина Раду Матея?.. а?..

— О нем, — кивнула Тию.

— Господин Раду — ваш брат?.. — шепотом переспросил аптекарь. — А что ж вы раньше-то не сказали? Марка!.. Марка! — крикнул он в сторону, — Бегом сюда, господам покупателям принеси стулья! А что там у вас не так, дайте погляжу… ох, глаза мои старые, ошибся, ошибся! Уж не держите зла на старика, сейчас в один момент все поправим, все сделаем как следует!

Он торопливо бормотал, восклицал и хватался за голову, а Тию лишь мягко улыбалась, будто бы прощая ему все это.

— Вы в следующий раз уж будьте осторожнее, — добродушно сказала она. — Мой брат в ответе за все снадобья, которые нужны господину Корнелию. Он несколько несдержан и может рассердиться, если увидит, что что-то не в порядке. Очень хорошо, что я заметила раньше него.

— «Господин Раду»? — спросил у нее Корнелий, когда они вышли из лавки, сопровождаемые мальчишкой-посыльным с их покупками.

— Раду так легко заводит друзей, правда? — улыбнулась Тию.

— Да, господин Раду такой, — тихо подтвердила Летуца. — Да простят меня господа.

Она быстро поклонилась, будто извиняясь за то, что заговорила.

К двум пополудни у Корнелия невыносимо болела голова. Тию, напротив, казалась более оживленной, чем обычно.

По крайней мере, так думалось Корнелию. Тию не смеялась и не болтала без умолку, как это полагается девицам ее возраста, но что-то определенно было иначе.

Не было настороженности? Тихого, но острого взгляда из-под ресниц, который каждый миг охватывал окрестности? Тию даже меньше улыбалась, хотя улыбка, как знал уже Корнелий, была ее первым оружием и защитой.

Впрочем, наблюдение за спутницей ничуть не ослабляло головной боли.

Вернувшись домой, Корнелий приказал растопить камин у себя в кабинете — к вечеру сильно похолодало. Летуца, едва успев надеть чепец, бегом принесла ему подогретого вина со специями. Корнелий подтащил к гудящему камину кресло, вытянул ноги и, пока решал в уме, что необходимо сегодня сделать в оранжерее, незаметно задремал.

Он не слышал, как ходили мимо него Летуца и приведенная ей Тию, как поздно вечером вернулся Раду, только сквозь сон услышал знакомый скрипучий голос.

— И давно он так? Летуца, подбрось дров и приготовь кровать мастера Тенды.

На лоб легла холодная ладонь, и Корнелий открыл глаза.

С трудом, будто веки деревянные были. Да и шея, казалось, тоже задеревенела.

— Все лицо горит, — с осуждением сказала Раду.

Ее черные волосы щекотно касались щеки Корнелия, потом Раду нахмурилась и, придерживая рукой голову Корнелия, прислонилась лбом ко лбу.

— Давно так? — сурово повторила она, отстраняясь.

— Господин Тенда еще вчера все просили везде натопить и согревались вином, — услужливо подсказала не видимая Корнелию Летуца.

— Я заболел? — с досадой, едва слышно спросил Корнелий.

Спросил больше у себя, чем у окружающих.

Лекарь… вот же позор! Сам не заметил, списывая все — теперь уже очевидные — признаки болезни на усталость и погоду.

— Господин Раду, я приготовила постель и грелки. Госпожа Тию сказала, что сама принесет прохладной воды… Матушка готовит яичную болтушку и…

— Отставить, — просипел Корнелий. — Еще мне сырых сладких яиц не хватало.

— Прошу прощения, — испуганно сказала Летуца, — но это самое лучшее средство, еще у нас бузина настаивается, все, как нужно, господин Тенда.

Корнелий начал было ворчать, но горло сводило от сухости и боли.

— Мастер Тенда, придется встать, — вмешался Раду. — Летуца, иди с той стороны, подхватишь, ежели чего. Вставайте, мастер Тенда, и держитесь за меня.

Корнелий и сам мог встать, не маленький. Несмотря на слабость и боль во всех суставах он вполне мог дойти до своей спальни. Но разве Раду когда кого слушал? Корнелий и забыл, насколько его помощник силен — Раду легко, рывком, выдернул Корнелия из кресла, поднырнул под его левую руку и, не слушая никаких возражений, потащил за собой, крепко сжимая под ребра.

В спальне было душно, и Корнелия сразу замутило.

— Окно откройте, изверги, — просипел он.

— Нельзя, — раздался строгий голос Тию. — Еще больше простудитесь.

— Вы меня еще поучите, как больных лечить, — огрызнулся Корнелий и охнул, когда Раду ловко толкнул его на постель. — Да подожди ты, хоть сапоги сниму… Сейчас полежу немного и сниму… Откройте окно, воздух должен быть свежим.

Он, наверно, задремал сразу после этих слов, потому что в следующий миг, когда пришел в себя, с него уже в четыре руки снимали сапоги. Густой воздух спальни разрезала тоненькая струйка холодного воздуха.

Потом он слышал, как Летуцу послали за яичной болтушкой и настойкой, и его снова замутило от мысли, что Раду вполне способен все это залить в него и без спросу.

— Приподнимитесь, я сюртук сниму и шейный платок, — скомандовала Раду.

От ее ледяных пальцев становилось хуже, контраст холода и внутреннего жара действовал раздражающе.

Корнелий слышал, как вышла Тию, что-то сказав при этом, потом на лоб лег прохладный влажный компресс.

Корнелий ухитрился схватить Раду за худое запястье.

— Подожди с… вашей народной медициной, — устало сказал он. — Лучше достань из моих вещей маленький синий саквояж. Там… да, этот саквояж. В нем шкатулка деревянная, открой… а, ключ — у меня на шее. Теперь дай мне, я сам возьму таб… пилюли. А ты пока воды налей. И оставь у меня тут кувшин с теплой водой.

Раду сделала все, как Корнелий сказал и с любопытством смотрела, как тот вытряхивал из продолговатых бутылочек плоские круглые пилюли — на диво ровные и одинаковые.

— Этих хватит, — тяжело сглатывая и запивая, сказал Корнелий. — Остальное убери, как было… Раду! Подожди, не уходи пока.

— Я не ухожу, — удивленно отозвалась та.

Повернув голову, Корнелий увидел, как Раду, убрав саквояж, тащит дубовое кресло поближе к кровати и переставляет лампу на столике, чтобы та не светила Корнелию в глаза.

— Я тут посижу, — сообщил Раду. — Больных нельзя оставлять. Наутро меня Тию сменит.

— Глупости, нет нужды, — отмахнулся Корнелий. — Это всего лишь простуда, за три дня пройдет без следа.

— Да, конечно, мастер Тенда, — кивнула Раду. — Если хотите, могу что-нибудь почитать.

— Ты совсем меня не слушаешь. А кто из нас медик, я или ты? Мне лучше знать. Но… ладно, ты пока посиди, расскажи, где сегодня была и что узнала.

Едва Раду заговорила, Корнелий заснул.

Спал он дурно, то просыпался, то снова проваливался в чересчур яркие бредовые сны. Влажный компресс на лбу только раздражал, но сколько бы Корнелий его ни скидывал, кто-то терпеливо возвращал холодную ткань на место.

К утру стало легче, и Корнелий проспал и рассвет, и завтрак, и все свои обычные утренние дела. Когда открыл глаза, Раду уже не было, зато у подоконника на высоком стуле сидела Тию и, сурово хмурясь, что-то шила.

Она всегда так сердито кривилась, занимаясь шитьем, будто участвуя в небольшом сражении с тканью и нитками.

— Доброе утро, — просипел Корнелий, досадуя, что горло по-прежнему болит, и что он вчера сказал Раду убрать шкатулку с лекарствами.

Надо было оставить у кровати. Привычка всегда прятать такие вещи хоть и полезна, но в данный момент оказалась не к месту.

Тию встрепенулась, с облегчением отложила шитье в корзинку, стоящую у ног, и подошла ближе. Она прижала ко лбу Корнелия запястье внутренней стороной, и тот едва не увернулся. Слишком естественным был ее жест, и слишком беспомощным себя Корнелий ощущал от этого.

— Все равно жар, но уже меньше, — чуть удивленно сказала Тию. — Я думала, что вы еще неделю пролежите.

Корнелий сипло хмыкнул.

— Прикажите подогреть чаю, — произнес он. — И когда проснется Раду, скажите, чтобы она зашла.

— Раду не спит, — ответила Тию, подхватывая корзинку. — Он уже проснулся. Я вас оставлю тогда, пойду распоряжусь насчет чая и остального. Если что-то понадобится еще, пока не придет Раду, позвоните в колокольчик, я его рядом с вашей чашкой оставила.

— Уже проснулся? — удивился Корнелий. — Она ведь не спала почти всю ночь.

— О… Раду не надо много времени для сна. Он всегда спит очень мало.

— Тию, — позвал Корнелий, когда девушка уже была у дверей. — Это просто любопытство, но я давно хотел спросить… Даже сейчас, со мной, или наедине с Раду, вы все равно обращаетесь к ней, как к мужчине, верно? Почему? И это… не беспокоит вас?

Тию сначала выглянула в коридор, потом захлопнула дверь и сказала:

— Господин Тенда… может быть, вам этого не понять, но таким образом нам удалось спастись и выжить. У нас уговор с Раду — обращаться друг к другу именно так, по этим именам и в том роде, как нужно. Если мы будем переходить с одного на другое, то рано или поздно нас может подслушать кто-нибудь или же мы сами запутаемся и проговоримся. Поэтому проще все время говорить как надо, не сбиваясь.

Она снова положила пальцы на ручку двери и ненадолго задумалась. Потом твердо сказала:

— А что касается беспокойства… пока Раду говорит, что так нужно делать, значит, это правильно. Прошу прощения, господин Тенда. Отдыхайте. Сейчас принесут чай.

Она коротко кивнула и поспешно вышла.

— Вы обе странные, — сказал Корнелий Раду, когда та пришла с подносом в руках.

Раду удивленно посмотрела на него — желтые глаза из-под волос сверкнули даже насмешливо.

Корнелий к тому времени успел переодеться, справить все утренние дела и поставить шкатулку с лекарствами ближе к себе. Как и рабочую записную книжку с карандашом.

Раду пожала плечами, наливая в чашку чай, пахнувший как осенний сад.

— Может, и странные, — равнодушно проскрипела она. — Только вы тоже не самый обычный человек на свете, даже если думаете иначе.

— Глупости, — отозвался Корнелий, пытаясь определить по запаху, что положили в чай. — Смородина?.. и что-то травяное.

— Да, — кивнула Раду. — Я нарвал утром листьев дикой малины в лесу. Они уже, правда, не совсем, что нужно, но другого нет. А сушеной смородины у нас целый мешок, кухарка нашла.

— Не стоило утруждаться, — вздохнул Корнелий. — Мне и моих средств достаточно. Раду, сейчас я подкреплюсь и дам тебе задания. В оранжерее нужно будет по плану сделать все, что мы каждый день исполняем…

— Я уже все сделала, — прервала его Раду. — Вот тут каша на молоке, пока теплая, ешьте.

— А… молодец. А кроме каши…

— Ничего, кроме нее, мастер Тенда, каша очень полезна.

— Ты еще полечи меня, — пробормотал Корнелий. — Сама уже поела? Садись рядом и расскажи все-таки, что ты вчера узнала, что видела и где была. Потом поработаем.

Раду вздохнула, усаживаясь в кресло.

— Я так и подумала, что вы вчера заснули в самом начале рассказа, жаль, что сразу не поняла.