Человек в шляпе и призраки прошлого

Ярослав Бабкин

Действие романа происходит в альтернативной реальности середины 30-х годов XX века. Доцент Танкред Бронн уже обдумывает свои планы на грядущий брак, когда его невеста внезапно исчезает, а сам он, отправившись на её поиски, оказывается втянут в игру разведок, криминальные разборки и секретные исследования. Удастся ли ему вернуть пропавшую невесту, и что он найдёт на своём пути, кроме приключений на свою голову?

Глава первая

Я сбежал по каменным ступеням, и водрузил стопку книг на деревянный столик рядом с большой лампой. В её полированном зелёном абажуре на мгновение отразились мои всклокоченная голова и слегка помятый галстук-бабочка над воротником джемпера. Библиотекарь бросил на меня взгляд через конторку, вздохнул, извлёк откуда-то из недр вязаных жилетов и суконных тужурок неожиданно огромные карманные часы на толстой латунной цепочке, внимательно изучил их и укоризненно покачал седой головой.

Я примирительно улыбнулся и пожал плечами. Библиотекарь снова вздохнул, поставил росчерк в талоне и начал перекладывать книги вниз. Я в ожидании смотрел по сторонам. Уже стемнело, и библиотечный холл погрузился в глубокий сумрак, едва сдерживаемый мерцанием одинокой лампы. Возле неё, на отполированной бесчисленными читательскими рукавами столешнице, лежала пачка формуляров. От нечего делать я пробежался взглядом по заголовкам карточек. Многие имена я знал. Университетская библиотека располагала вполне устоявшейся клиентурой. Вот старый председатель кафедры восточной философии, вот Вернер — молодой, но многообещающий профессор физического факультета, недавно перебравшийся к нам из Дании, вот… странно. Альфред Геллинг. О нём я слышал, но не знал, чтобы он бывал в наших краях. Надо будет как-нибудь спросить…

Библиотекарь закончил перекладывать книги и вернул мне мой читательский билет.

— Я ещё зайду завтра… — предупредил я, — нужно готовиться к лекциям.

— Те же самые? — спросил библиотекарь, делая какие-то пометки в формулярах.

— Да. И ещё «Лингвистический ежегодник» пятый выпуск, пожалуйста…

Он обречённо кивнул. Я снял с вешалки плащ и шляпу и вышел на улицу. Там шёл дождь. Он не кончался уже неделю, с самого отъезда Эрики. Бесчисленные лужи блестели и на новомодном асфальте, и на старой доброй брусчатке. В них разноцветными созвездиями дробилось и отражалось электрическое сияние витрин и фонарей. Я поднял воротник, надвинул шляпу и заспешил по вымощенному плитами тротуару. Колёса проезжавших автомобилей выплёскивали электрические созвездия, заставляя их переворачиваться и складываться в новые вселенные и галактики, замиравшие лишь на мгновение, чтобы минуту спустя опять подвергнуться акту творения под новой парой резиновых скатов. Я увернулся от нескольких шальных планет, и заспешил по мостовой к позванивавшему на углу трамваю.

Вагоновожатый ждать меня не собирался, но пока он пропускал мебельный фургон, я успел добраться до задних дверей и вскочить на площадку. Скопившиеся на полях моей шляпы дождевые капли слетели на стоявшего рядом щуплого типа в кепке, который пробурчал что-то вроде «а ещё очки надел…». Я ограничился дежурной извиняющейся улыбкой и протолкнулся к одетому в суконную шинель кондуктору. Смерив меня оценивающим взглядом, тот слегка фыркнул в пышные моржовьи усы, но билет выдал. Я устроился на фанерном сидении и повернулся к окну. По запотевшему стеклу бежали дождевые струйки. За стеклом простиралась лишь темнота, разрываемая лишь вспышками одиноких фонарей.

Напротив меня устроился солидного вида мужчина в промокшем пальто и старомодном котелке. Он листал вечернюю газету, периодически хмыкал и качал головой.

— Нет, вы только посмотрите! — негромко воскликнул он, тыча пальцем в разворот, — совсем никакого порядка не стало!

Я бросил взгляд на заголовок статьи.

В убийстве видного британского деятеля подозревают боевиков ирландской группировки «Фох о баллах».

— Одну войну из-за покушения на кронпринца мы уже получили… — пожал я плечами, никто не учится на своих ошибках.

Обладатель котелка хмуро посмотрел в мою сторону, что-то пробурчал и уткнулся носом в газету. Я отвернулся и продолжил рассматривать струйки на окне.

Трамвай останавливался у меня практически под окнами, что, несомненно, сейчас было весьма кстати. В отличие от раннего воскресного или субботнего утра, когда грохот проезжавшего на рассвете трамвая мог пробуждать во мне на редкость кровожадные мысли в отношении технического прогресса, его достоинств и недостатков.

У дверей я натолкнулся на полного мужчину в котелке и старомодном пальто.

— Пан Танкред? Вот уж кого не ожидал увидеть во время каникул. Да ещё в такой дождь. Я был абсолютно уверен, что вы с пани Эрикой сейчас отдыхаете где-нибудь на тёплом море.

Это был Ян Старек — владелец галантерейного магазина и по совместительству любящий дядюшка одного из не самых бестолковых моих студентов.

— Да нет. Остаюсь в родных пенатах, пан Янош. Готовлюсь к очередному семестру.

— Вредно так много работать, пан Танкред. Вы себя не щадите… Кстати я слышал, Вас рекомендовали к должности профессора? Это такая честь для моего сына быть учеником настоящего профессора, пан Танкред.

— Постучите по дереву, пан Янош, пока ещё ничего не определилось.

— Я уверен, пан Танкред, они не смогут обойти такого приятного человека как Вы… Это было бы просто несправедливо.

— Будем надеяться, справедливость восторжествует, — улыбнулся я.

Стекавшая с угла парадного дождевая струйка норовила угодить мне точно за воротник. Пришлось слегка поправить шляпу.

— Кстати, пан Танкред, — оживился галантерейщик, — я недавно вернулся с юга…

— Я заметил у вас загар, но… — попытался я остановить поток его красноречия, мой плащ уже основательно намок, а мысль продолжить беседу в более сухом месте галантерейщику в голову упорно приходить не желала.

— О да. Италия — отличное место. Так я вот что хотел сказать…

— Да? — я нервно пошевелил мокрыми плечами.

–… вы не поверите, пан Танкред, я видел юную даму как две капли воды похожую на пани Эрику! Даже поздоровался… О боже, это был такой конфуз. Честное слово, если бы пани Старек только узнала, что я здоровался с незнакомыми юными дамами! Но клянусь, я был просто уверен, что это пани Эрика!

Галантерейщик никак не оставлял мысли осчастливить нас своими товарами, особое внимание уделяя именно Эрике. Увы, совершенно безуспешно. Вот если бы он торговал лётными комбинезонами и шлемами. Или запчастями к двигателям внутреннего сгорания и радиодеталями. Тогда у него были бы неплохие шансы. Но для обычного галантерейщика клиенткой она была крайне неблагодарной. Хотя недавно я видел у него в витрине кожаную мотоциклетную куртку, возможно, пан Старек всё ж таки сделал некоторые выводы…

— Действительно не поверю, — усмехнулся я, — пани Эрика сейчас у родителей в Америке.

— Вот оно как… — вздохнул галантерейщик, который видимо был бы не особо против, окажись незнакомая юная дама лишь его соседкой, что явно бы избавило его от тягостных размышлений, что бы случилось, узнай об этом случае пани Старек, — передавайте ей поклон, как будете писать.

— Обязательно. А вы передавайте моё глубочайшее почтение пани Старек.

Мы раскланялись, и я смог, наконец, очутиться под крышей. Проклятый дождь. И когда он только кончится? Увы, ночная темнота за окном так ничего мне и не ответила.

Звонок в дверь оторвал меня от утреннего поединка с яичницей. Эрика вообще-то готовила не слишком охотно, но отчего-то её персона вызвала просто неукротимый приток материнских чувств у державшей на первом этаже бакалейную лавочку фрау Агаты. Чувств, как правило, приобретавший формы «я уверена, вам очень понравится этот пирожок» или «обязательно попробуйте эти свежие кнедлики» чем мы совершенно беззастенчиво пользовались. Увы, моя персона столь магического действия не оказывала. Скорее наоборот. Увидев меня, фрау Агата мрачнела и ворчала что-то на тему «такая девушка, а он всё с женитьбой тянет». В любом случае отъезд Эрики оставил меня один на один с кухней. И кухня явно побеждала… пока только по очкам, но меня не оставляло чувство, что рано или поздно дело может кончиться нокаутом.

Я отложил сковородку и пошёл открывать дверь. Это оказался Марко — наш консьерж и представитель домовладельца. Пожилой, но ещё крепкий, он перебрался сюда из Хорватии после войны и революции.

— Насчёт крана… — Марко показал мне лоток с ключами и прочим инструментом.

Я кивнул.

— Как же, помню, чаю хотите?

— Не надо, у меня много работы — он говорил медленно, с едва заметным акцентом.

Но чайник я всё равно на огонь поставил.

— Прокладка в кране, — сообщил мне Марко, когда я вернулся в ванную, — заменить надо.

Он полез в недра своего переносного инструментального лотка, а я присел на край ванны.

— Какие новости?

— Дожди продолжаются, — сообщил консьерж, извлекая на свет коробочку, наполненную резиновыми шайбами, — в Помереллии выборы. На Тихом океане снова кризис.

— Опять? — несколько деланно удивился я… в конце концов надо же было поддержать разговор?

— Уже третий за последние пару лет. Всё ископаемые делят. Нефть, говорят. Как бы войны не было…

— Да уж, — вздохнул я, — только войны им и не хватало. И ведь пожалеют потом. Мы вот после одной-то никак отойти не можем.

— И то верно, — Марко со скрипом провернул ключ — поговорим о чём-нибудь мирном. Госпожа Эрика, я так думаю, отправилась на юг?

Я фыркнул.

— И с чего все вдруг решили, что она отправляется на юг?

Марко развёл руками.

— Она просила выписать ей несколько итальянских фраз, и я подумал, что она собралась на юг. Тем более такая погода…

— Эрика поехала к родителям, — пробурчал я, — и с чего ей вдруг понадобились итальянские фразы? Вот можете мне сказать, с кем она будет говорить на итальянском в Калифорнии?

Консьерж лишь снова развёл руками.

— К тому же я и сам говорю по-итальянски. Могла бы и меня попросить… — добавил я.

Марко убрал ключ и вытер руки ветошью.

— Всё. Теперь не будет подтекать.

Я посмотрел на кран.

— Спасибо. Может всё-таки чаю?

— Да не за что, — Марко расплылся в широкой улыбке, — мне ещё надо на третьем этаже проводку заменить, а то такая сырость. Боюсь замыкание может быть.

Закрыв за ним дверь, я подошёл к окну, и с тоской поглядел через стекло. Нескончаемый дождь превратил лежавший там мир в унылую серую муть.

— Так. Надо заняться делом!

Я обернулся и посмотрел на письменный стол. Рядом с видавшей виды пишущей машинкой покоилась так и не дописанная мною статья для «Археографического альманаха». Бодро направившись к столу, я несколько раз перелистал стопку бумаг, и отложил их в сторону. Вдохновения не было. Похоже у музы истории Клио явно имелись сегодня более важные дела, нежели посещение моей скромной персоны. Я отложил черновики статьи и прошёлся по кабинету. Из головы не выходили слова Марко.

Нет, ну в самом деле, зачем ей импровизированный итальянский разговорник в Калифорнии? Может мне кто-нибудь это объяснить?

Ответа не было. Немного побродив, я пришёл к выводу, что при следующей встрече с Марко надо будет поговорить с ним про вопросы квартирного отопления, накинул шерстяную кофту и устроился за клавиатурой старенькой машинки. Купленная по случаю и кое-как отремонтированная, она знавала и лучшие времена. Но увы, они остались далеко в прошлом — а теперь клавиши её постоянно западали, спутываясь лапками, а шрифт не всегда был разборчивым, что очень нервировало редакторов научных журналов. Тем не менее, она служила мне верой и правдой уже несколько лет, и все предложения Эрики всё ж таки напрячься и накопить на новую, пока оставались безответными. Я слишком привык к этой скрипучей и заикающейся, но хорошо знакомой машинке будто к старому другу и помощнику. Я даже украдкой подмигнул старой латунной надписи «Вагнер и Ундервуд»… Пальцы, ощутив под собой металл клавиш, забегали сами собой и я на какое-то время позабыл об итальянском разговорнике.

К реальности меня вернул телефонный звонок. Не люблю телефон. Если он звонит, это означает, что либо что-нибудь случилось, либо я кому-то очень срочно понадобился. А последнее тоже означает, что что-нибудь случилось…

— Слушаю?

— Танкред Бронн… то есть я хотела сказать доцент Танкред Бронн… то есть…

— Да, это я. С кем имею честь разговаривать?

— Вы меня, может быть, не помните…

— Ну, если вы представитесь, это сильно увеличит шансы, что я вспомню…

— Ой… Конечно. Меня зовут Линда. Линда Бендикт.

Я напряг память. Из её глубин всплыло молодое округлое лицо с веснушками, большие голубые глаза и короткая причёска…

— Кажется, я вас припоминаю. Вы ещё хотели записаться на семинары по археологии мезолита. Правильно?

— Да-да, именно. А ещё я очень хотела обсудить с вами недавнюю статью в «Вестнике каменного века». Ну ту, про огамические надписи, помните?

— Да, что-то такое было…

— Вы просили вам перезвонить через две недели, вот я и…

Я уловил ожидающую интонацию.

— Честно говоря я почти совсем забыл… Но, думаю, мы можем встретиться. Вечером. Вы в курсе, где находится читальный зал общественных наук?

— Конечно.

— Я планирую там поработать часов с восьми. Сможете подойти?

— Да-да. Я буду. Я не займу много времени. Обещаю.

— Отлично…

Я повесил трубку. Однако. Я действительно напрочь забыл, что обещал прокомментировать ей ту статью… И неужели уже две недели прошло? Следует поторопиться, так не успеешь оглянуться, как учебный год начнётся.

Продвинув телефонный аппарат к стене, я вдруг обнаружил, что, во-первых, уже далеко за полдень, во-вторых мой желудок сильно возмущён пропущенным обедом, в третьих — пожалуй уже настало время зажигать свет. Окна и так небольшие, а свинцовые тучи и густой дождь прилагали все усилия, чтобы задержать максимальное количество света.

Бурча про себя, я поплотнее запахнулся в шерстяную кофту и зашаркал войлочными подошвами тапочек в сторону кухни. Там меня ждало неприятное открытие — макароны закончились. Более сложные кулинарные решения меня однозначно не вдохновляли. Я посмотрел через оконное стекло на змеившиеся по булыжникам мостовой ручейки. Они меня тоже не вдохновляли. После некоторой внутренней борьбы я всё же решил, что дождь не вдохновлял меня меньше.

Я прошаркал обратно и совершил ещё одно открытие — в кошельке у меня оставалась только мелочь. С ворчанием я направился к комоду. Где-то здесь должен быть конверт с деньгами. Эрика вечно засовывает его на самое дно… Ну вот скажите, кому придёт в голову обокрасть бедного доцента? Я выдвинул ящик и начал извлекать оттуда связки писем, каталоги моторов, замасленные описания каких-то агрегатов, фотографии с дарственными надписями «От Освальда и Манфреда на память» и «Артур Рой для Эрики Витт с наилучшими пожеланиями», сложенные листы кальки со схемами и чертежами, новенький паспорт и всякий прочий хлам. А вот и конверт с деньг… Стоп. Паспорт? Откуда здесь паспорт?

Я вытащил паспорт, раскрыл и некоторое время тупо рассматривал надпись «Эрика Витт». Потом закрыл, аккуратно убрал обратно в комод и сел на стул.

Телеграмма из Бостона лежала у меня на столе, и я был абсолютно уверен в её существовании. Тем не менее, встал, дошёл до стола и перечитал.

дорогой танкред зпт плавание прошло хорошо зпт я на месте тчк завтра выезжаю трансконтиненталом в калифорнию тчк целую эрика

Для надёжности я даже внимательно изучил бланк и все пометки. Это действительно была телеграмма из Бостона. Но Эрика никак не могла попасть в Бостон без паспорта…

Пять минут спустя я ворвался в галантерейный магазин Старека.

— О, пан Танкред, как я рад вас вид… что-то случилось?

— Нет. Ничего. Решительно ничего. Я спокоен. Я совершенно спокоен.

За стремительно вышедшей из магазина покупательницей с грохотом захлопнулась дверь. Хозяин проводил клиентку разочарованным взглядом.

— Так что вы говорили, пан Танкред?

— Это вы говорили.

— Э-э-э?

— Вчера. Вечером. Вы говорили, что были на юге и видели…

Пан Старек чуть сконфузился и бросил пугливый взгляд в сторону задней двери.

— Да, да, — пробормотал он негромко, — я помню.

— Где?! Где именно?

— Рагуза. Честное слово это была вылитая пани Эрика, клянусь. И что поразительно, её сопровождал огромный негр! Честное благородное слово! Настоящий негр. Чёрный. И вы не поверите, у него были рыжие волосы! Вы просто не поверите, но я видел это собственными глазами!

Я поверил…

Машина подкатила к открытой подъёмной решётке и въехала в аккуратно посыпанный белым гравием внутренний дворик. В глаза сразу бросились ряды новеньких электрических фонарей. Что удивительно — смотрелись они довольно уместно и совершенно не выбивались на фоне старинных каменных стен и кованых решёток. Архитектор недаром ел свой хлеб. Чуть поодаль, в темноте бывшей конюшни, за широко распахнутыми воротами, проступали силуэты ещё нескольких автомобилей. На пороге стоял какой-то механизм, возле которого хлопотал рослый чернокожий мужчина в промасленном синем комбинезоне и повёрнутой задом наперёд кепке. Заметив подъехавшую машину, он улыбнулся, слегка поклонился и снял кепку. Под ней оказалась копна довольно светлых и густо вьющихся волос с лёгким золотисто-рыжеватым оттенком.

— Ваш механик? — спросила Эрика.

Ласло кивнул.

— С крашеными волосами? Или это парик?

Он рассмеялся.

— Нет, волосы настоящие, в тех краях дети часто появляются на свет с чёрной кожей и белокурыми волосами, которые с возрастом темнеют. Однако не у всех.

— Вам нехорошо? — переполошился галантерейщик.

— Нет, нет. Всё в порядке… У вас найдётся какой-нибудь стул?

— Вот. Присаживайтесь. Я сейчас принесу что-нибудь выпить…

— Не стоит хлопот…

Ошибки быть не могло. Это мог быть только он… Его механик… Проклятый трансильванец. Ласло Фледерштейн. Граф.

В моей памяти замелькали события месячной давности.

— Наш поезд отходит с третьего пути, дорогой.

Стоявший в указанном направлении колоссальный локомотив менее всего ассоциировался с трансильванской деревней. Длинный обтекаемый корпус, аэродинамические кожухи над колёсами и шатунами, встроенные в кожухи фонари — ожившая в металле иллюстрация из дизайнерского каталога от «Лоуи и Драйден». Всем своим обликом паровоз наводил скорее на мысли о Большом Восточном экспрессе, нежели о провинциальных узкоколейках бывшей Тройственной Монархии…

— Ты уверена? Надеюсь, мы собираемся не в Багдад?

Эрика рассмеялась.

— Нет, просто в Трансильвании, наконец-то, построили нормальную железную дорогу. Через пару лет её должны соединить с линией Бухара — Одесса.

— Да, газеты что-то об этом писали, — пробурчал я расстроенно.

Мог бы и сам догадаться. Этот железнодорожный прожект был одной из самых популярных новостных тем, именовался журналистами не иначе как «новое рождение Великого Шёлкового пути», и не слышать о нём мог разве что человек не знакомый с печатными изданиями и радио в принципе.

Разобравшись с багажом и билетами, мы поднялись в купе. Оно оказалось на верхнем ярусе двухэтажного вагона.

— Ты решил сэкономить на билете?

— Зато какой вид из окна…

— Можно было взять места и внизу.

— Мы едем не на другой конец Европы. Я посмотрел расписание. Такое впечатление, что они составили его уже в расчёте на рейсы минимум до Яркенда или Турфана… В общем мы будем на месте меньше, чем через восемь часов. Знать бы только зачем…

— Ты решительно не умеешь организовывать путешествия, дорогой.

— Да. И я этого совершенно не отрицаю. Я терпеть не могу дороги… Посмотреть новое — может быть и интересно, но вот вся эта суета с поездами, кораблями, цеппелинами, аэропланами… ужас какой-то.

— Я тебе говорила, что ты жутко изменился? Когда мы впервые встретились, ты собирался лететь на край света в грузовом отсеке почтового самолёта, а твой костюм был порван накануне в какой-то драке… Никогда бы не подумала, что ты всего за какие-то пару лет превратишься в обыкновенного буржуа в неизменных очках и бабочке…

Провинциальная трансильванская станция вполне оправдала мои ожидания. Обязательные кудрявые перелески, мягкие увалы холмов на горизонте, добротно побеленные домики с потемневшими от времени черепичными крышами и неизменно облупившаяся тёмно-зелёная краска на вокзальном заборе. Всё как при давно канувшем в лету старом режиме. Разве что традиционный штандарт Тройственной Монархии уступил своё место над станционным зданием сине-красно-жёлтому флагу Трансильванской республики.

Куда большей неожиданностью оказался дожидавшийся нас роскошный автомобиль. Лакированный новенький кабриолет модной кофейно-кремовой расцветки. На разбитой тележными колёсами брусчатке он выглядел настолько чужеродно, что вызывал острое желание лишний раз протереть глаза.

Рядом, облокотившись на машину, стоял подтянутый и довольно молодой человек спортивного вида. Видимо шофёр. Чуть выше среднего роста, белокурый, и стройный, в трикотажной безрукавке, гольфах и кепке. Заметив нас, он с неожиданным изяществом поклонился.

— Рад вас приветствовать, господа, — граф Ласло фон Фледерштейн к вашим услугам.

Краем глаза я заметил вышитый на безрукавке алый щиток герба с чёрной летучей мышью.

— Очень приятно…

Граф тепло, на мой взгляд, даже излишне тепло, поприветствовал Эрику, а я занялся чемоданами.

— Сюда, пожалуйста, — граф распахнул скрывавшуюся под запасным колесом створку багажника.

— Хорошее у вас авто, — я начал загружать чемоданы в небольшую ёмкость в задней части машины.

— Что не удастся разместить, можно будет положить в салон, — улыбнувшись, предложил граф, — а автомобиль хорош, пока не начались осенние дожди. Правительство республики склонно уделать всё внимание железным дорогам, а обычные пребывают в некотором, можно сказать, запустении…

— Честно говоря, я ожидал чего-то более традиционного в плане транспорта, — признался я, покончив с багажом.

— Двенадцать цилиндров? — поинтересовалась Эрика, разглядывавшая вытянутый нос автомобиля.

— Шестнадцать, — уточнил Ласло, — семь и четыре десятых литра.

— Ого…

— Литра? — переспросил я.

— Рабочий объём, он влияет на мощность…

— Можешь не объяснять, — заулыбалась Эрика, — Танкред ничего не понимает в технике. Только в иероглифах и древних свитках. Так что не вздумай заговорить с ним о каких-нибудь хотанских рукописях или кушанских храмах. Умрёшь от скуки…

— Ты преувеличиваешь, дорогая…

— Ну ладно, ладно, ты очень занимательно рассказываешь, не спорю. Но давай хотя бы не здесь.

— Ну что вы, я с удовольствием послушаю, — улыбнулся граф, — жаль, что доктор Альфред Геллинг был вынужден уехать…

— Ого, — теперь это была уже моя реплика, — вы с ним знакомы?

— Имею такую честь. Мы уже давно вели переписку, — скромно улыбнулся Ласло, — я немного интересуюсь антропологией. Ничего серьёзного, просто хобби. Я даже пригласил его погостить у меня в замке. Увы, ему пришлось направиться по срочным делам в Пресбург. Жаль, что вы с ним не сможете встретиться.

— Очень. Я как раз хотел обсудить несколько его гипотез…

Тут машина тронулась, налетела на ухаб, и я чуть было не прикусил себя язык.

— Увы, я же говорил, дороги — одна из самых значительных проблем нашей молодой республики, — посетовал граф.

— Это что, вспомните африканские, — засмеялась Эрика, — вот там ухабы, так ухабы.

Мы выехали со станционной площади, и машина, урча мотором, покатилась к возвышавшимся на горизонте лесистым холмам. Равнину заполняли бесконечные поля — капуста, кукуруза, подсолнухи. Затем мы миновали небольшую речку, и дорога пошла вдоль опушки леса.

— Вы когда-нибудь уже бывали в Трансильвании? — спросил граф.

Эрика отрицательно покачала головой. Я поморщился.

— Доводилось… в войну. Маршем в Валахию.

Ласло понимающе кивнул.

— Да, тяжёлые времена, — он повернул руль, дорога покинула равнину и начала забирать в лес, — мне стоило большого труда сохранить замок. Только в прошлом году я, наконец, расплатился с долгами и выкупил закладные. Вы ведь помните, как это было? Тогда, сразу после революции.

— Он был за границей, — торопливо вмешалась Эрика.

— В плену, — уточнил я, — кампания на Ближнем Востоке завершилась для имперской армии не самым лучшим образом…

— Я тоже служил… в гусарском полку, — вздохнул Ласло, — но плена мне удалось избежать. Давайте лучше поговорим о чём-нибудь более оптимистичном.

Я поглядел на пробегавшие за окном машины хмурые заросли — наш путь шёл через густой лес. Оптимистичным тот ни разу не выглядел.

Заметив мой взгляд, граф усмехнулся.

— Каждый, кто приезжает в Трансильванию первым делом спрашивает про графа Дракулу… Этот ирландский литератор, Стокер, создал нашей молодой республике мировую славу. Хотя и несколько, хм, своеобразную…

— Даже такая слава, лучше никакой, — вмешалась Эрика, — к тому же не самый плохой роман, если честно.

— Не люблю мистику, — пробурчал я.

— Вы с ней и не столкнётесь, — заверил меня граф, — наша страна вполне реальна, а я не имею привычки летать по ночам, прикинувшись летучей мышью. Предпочитаю аэропланы. Технический прогресс — вот наше будущее, и я всеми силами пытаюсь содействовать его продвижению. И возьму на себя смелость заметить, даже кое-чего добился.

— Эрика говорила что-то про электричество…

— Именно. Мне удалось электрифицировать замок и несколько прилежащих ферм. Я также планирую найти в здешних местах нефть.

— Нефть?

— Именно. Не уголь — хлеб промышленности, а нефть. Времена меняются, но, увы, многие этого не понимают. Именно нефтедобыча — будущее мировой экономики.

— Я не очень силён в геологии, но всё же. Разве в горах бывает нефть?

— Результаты моих изысканий, надо сказать, весьма обнадёживающие. Я даже планирую заключить несколько контрактов…

Машина сделала ещё одну петлю на лесной дороге, и между густыми кронами открылся вид на возвышавшийся на вершине холма замок.

— Добро пожаловать во Фледерштейн, — улыбнулся Ласло.

— Довольно таки глухое место, — заметил я.

— В те времена расположение жилища выбирали из оборонительных соображений, — вздохнул Ласло, — замок стоит на господствующей высоте и закрывает старую тропу через перевалы. Раньше здесь располагался удобный путь в долину, а наша история никогда не была особенно мирной.

Я внимательнее посмотрел господствовавший над лесом замок. Это было довольно тяжеловесное и слегка замшелое сооружение из тусклого бежевого камня.

— Первую башню здесь возвели рыцари Тевтонского ордена, — продолжил граф, — все помнят об их роли в Прибалтике, но мало кто знает, что сперва рыцари обосновались здесь, но были затем изгнаны венгерским королём. Родоначальник фон Фледерштейнов — рыцарь Конрад — остался в этих местах, избрав присягу королю Андрашу. Его дальний потомок Люциус получил графский титул за доблесть, выказанную им в войне императора Фердинанда Второго против короля Фридриха Саксонского, сына достопамятного Морица Великого. Мой предок служил капитаном в армии Тилли.

— Ваши предки были добрыми католиками?

— Недостаточно добрым католикам было тяжело сохранить владения и титулы в империи последних Габсбургов, — усмехнулся Ласло.

— Зато легко при турках и Ракоци. Судя по тому, что я вижу, — заметил я, — замок в основном возведён несколько позже. Возможно даже при Виттельсбахах. Я бы предположил самое раннее — в конце семнадцатого века.

— Вы совершенно правы, большая часть построек была сооружена при внуке Люциуса — графе Ференце, во время большой войны. В те годы по старой горной тропе проходили самые разнообразные армии — поляки, турки, венгры. Даже испанские терции короля Бальтазара добирались до наших краёв. Да и как вы справедливо заметили, после падения Габсбургов добрым католикам в наших краях надолго стало не слишком то уютно. В общем, у Ференца был повод укрепить и перестроить замок.

Я кивнул. Хмурые старые бастионы выглядели достаточно убедительно даже для многочисленной армии, а крутые склоны не давали разместить вокруг осадную артиллерию. Предки Ласло явно знали толк в фортификации.

— Вот выпейте…

Я вернулся к реальности. В данный момент реальность предстала образом Яна Старека с подносом и стаканом воды.

— Спасибо.

Я осушил стакан.

— Боюсь, я наговорил лишнего, пан Танкред, — вздохнул галантерейщик, клянусь, если бы я что-то подозревал…

Позади зазвенел подвешенный к двери колокольчик. В проёме показался укрытое намокшей пелериной кепи патрульного старшины.

— Всё в порядке, пан Янек?

— В полном, пан старшина, хотите сливовицы?

— Я на службе, — смущённо прогудел гость, потупившись и чуть шевельнув густыми усами.

— Значит пива, — сделал вывод галантерейщик, извлекая откуда-то пару огромных кружек, — и не вздумайте отказываться. Вам просто необходимо чуть-чуть посидеть в тепле. На улице такая сырость. Кто будет оберегать наш покой, если вас опять разобьёт ревматизм? Вот и пан Танкред составит нам компанию…

— Фрау Хельмиц сказала, что к вам кто-то ворвался… — оправдательно сообщил старшина, снимая мокрый клеёнчатый плащ и вешая его на рогатую деревянную вешалку у дверей.

— Ей показалось…

Я автоматически выпил поданное галантерейщиком пиво, не ощущая вкуса. Проклятый трансильванец. Он всё-таки своего добился. Я опять утратил связь с реальностью, утонув в воспоминаниях.

Ласло притормозил у парадного входа. С крыльца сошёл грузный человек в тёмном костюме и чёрном котелке. Судя по лицу, он был китайцем или японцем.

— У вас служат довольно интересные люди, — заметил я, выбираясь из машины на хрустящий гравий.

— Увы, после революции всех прежних слуг пришлось уволить, так что теперь я опираюсь на содействие исключительно тех, кого мне удалось встретить во время странствий по миру. С тех пор как закончилась война мне довелось немало путешествовать и заниматься самым разным бизнесом в совершенно неожиданных уголках света… Собственно во время одного из таких предприятий я и повстречал очаровательную Эрику.

Он галантно поклонился. Она чуть зарделась в ответ.

— Да-да, помню, ты тогда ещё работал с какими-то дровяными торговцами из Анголы. Кажется, фирма называлась «Альвец и Перейра»?

— А у тебя отменная память. Да, это были именно они, весьма солидная фирма, мы до сих пор иногда сотрудничаем… Но не будем отвлекаться. Пойдёмте же в дом. Тунг, друг мой, позаботьтесь о багаже, пожалуйста.

Человек в котелке молча кивнул и направился к багажнику. Из машины он показался мне не слишком рослым, видимо из-за плотного, даже коренастого, телосложения, но сейчас я понял, что он чуть ли не на полголовы меня выше. Более стройный и невысокий граф на фоне своего дворецкого так и вовсе смотрелся карликом. Двигался слуга с мягкой и чуть ленивой грацией профессионального борца, и я мог поклясться, что, несмотря на всю грузность фигуры, под чёрным сукном его костюма не скрывается ни капли лишнего жира.

— Господин Тунг, — заметил Ласло, — очень полезный и исполнительный человек, разве что несколько молчаливый, но я привык.

— Где ты его нашёл? — удивилась Эрика.

— В юго-восточной Азии, я там вёл дела с одной… скажем так у нас были общие знакомые и я смог переманить Тунга от них к себе на службу.

Я проводил странного дворецкого взглядом и последовал за графом внутрь.

Обширный холл завершался мраморной парадной лестницей, уходившей на второй этаж. Нижний её пролёт замыкала площадка с двумя пустыми вазонами, в которых, должно быть, некогда располагались пальмы, или ещё какая декоративная растительность. Но сейчас там располагались лишь остатки паутины. Стену между вазонов заполняло внушительное панно, изображавшее трёх граций, каждая из которых символизировала одну из частей канувшей в лету Тройственной монархии. Грации игриво прикрывались гербовыми щитами, уточнявшими которая из них какой фрагмент империи олицетворяет. Блондинка несла эмблемы Богемии, Баварии, Моравии, Тироля и австрийских земель. Шатенка — Венгрии, Трансильвании, Кроатии, Сербии и Далмации. Щит брюнетки был украшен гербами Савойи, Венеции, Романьи, Неаполя, Сицилии и Албании. На заднем плане скромно расположились ещё две смуглые девушки, видимо должные представлять имперские колонии.

Эрика остановилась у картины.

— Красиво…

— До, но увы не современно. Нынешние трансильванские власти считают его слишком верноподданическим и старорежимным… — вздохнул Ласло, — но это семейная память. Мой прадедушка был известным ценителем живописи. Панно написал один художник, подобранный им в Вене… Паренёк был всего лишь театральным декоратором, но на деда произвёл исключительное впечатление. Тот даже оплатил ему обучение в академии. Говорят, позже он стал довольно таки популярен в Париже. Увы, к моему стыду не могу сейчас вспомнить, как его звали…

— Альфонс…

— Что?

Я обернулся и заметил спускавшуюся по боковой лестнице молодую женщину. У неё была неожиданно светлая, словно фарфоровая, кожа и тёмно-рыжие, отливавшие медью волосы.

— Так его звали, — уточнила незнакомка.

— Кого? — не понял я.

— Художника, — женщина смерила меня раздражённым взглядом.

— Позвольте представить, — вмешался Ласло, — Альжбета Йоргович, моя ближайшая помощница и секретарь.

Помощница снисходительно наклонила голову. Я представился.

— Танкред Бронн, доцент.

— Очень приятно.

Она развернулась и ничего больше не говоря стала подниматься по лестнице.

— Вы, кажется, интересовались старыми книгами? — отвлёк меня голос графа.

— Н-н-да… наверное… да.

— Чуть позже нас ждёт небольшой ужин, а пока вы можете отдохнуть с дороги, и если захотите, то ещё и осмотреть замковую библиотеку.

Я кивнул и огляделся. Холл замка был чисто убран и неплохо освещён, но всё же производил впечатление не слишком жилого помещения. Скорее аккуратно вычищенного, но заброшенного дома. Сквозь электрическое освещение и тщательную вымытость как-то исподволь проступала застарелая плесневая сырость нежилого здания.

— А если не секрет, какое именно дело сподвигло вас нас пригласить? — мне отчего-то вдруг начало казаться, что идея поездки в Трансильванию была не столь уж разумна.

— Танкред! — всплеснула руками Эрика, — это невежливо…

— Ничего страшного, — улыбнулся граф, — конечно же, у меня был повод. Но думаю, будет лучше, если мы обсудим его за ужином. А пока отдыхайте и, несмотря на полную банальность этой фразы, я всё же её скажу — будьте как дома. Замок Фледерштейн в полном вашем распоряжении. Я же с вашего позволения отдам некоторые указания по хозяйству. Если что-то потребуется — господин Тунг и Альжбета с удовольствием вам помогут.

Он легко взбежал по мраморным ступеням, а Эрика мрачно посмотрела в мою сторону.

— Ты поставил его в жутко неловкое положение, Танкред, я была куда лучшего мнения о твоих манерах, — вполголоса сказала она.

— Извини, но не думаю, что он пригласил нас исключительно любоваться довоенной живописью и слушать истории о его предках.

— И что? Это повод выставлять его меркантильным дельцом, начисто лишённым гостеприимства?

— Извини, — я поёжился, — мне просто как-то не слишком понравился замок.

— Нормальный замок, — она передёрнула плечами, — самый обычный.

— У тебя такой уж большой опыт жизни в замках? — не удержался я, и сразу же пожалел.

— Хоть и поменьше, чем у некоторых, зато попав в замок, я не начинаю первым делом пялиться на всяких рыжих девиц!

Она обиженно вздёрнула подбородок и зашагала вверх по лестнице, оставив меня наедине с тремя имперскими грациями и затянутыми паутиной вазонами…

Эта компания меня не слишком радовала, и я тоже отправился наверх. Ощущение некоторой запущенности не исчезало. Замок не выглядел жилым. Скорее временно обитаемым.

На втором этаже начиналась длинная анфилада комнат. Я отправился вдоль по ней, решив отыскать библиотеку. В конце концов, там действительно могло оказаться что-то интересное.

Третья по счёту комната оказалась чуть просторнее остальных. Судя по виду — старая оружейная. Выгоревшие на солнце обои ещё хранили тёмные силуэты когда-то висевших на стенах щитов и стоявших по углам доспехов. Ближе к потолку, вне досягаемости мародёров, смогло уцелеть несколько запылённых и изрядно тронутых ржавчиной алебард. Поцарапанный стеллаж у дверей заполняла коллекция бумерангов и причудливых дубинок, явно привезённых графом из своих послевоенных странствий. Возле окна в стойке выстроился длинный ряд тщательно ухоженных винтовок и ружей. Бок о бок с дорогими люттихскими охотничьими ружьями штучной работы виднелись стандартные армейские «Скарапелли» дешёвой военной сборки…

Альжбета Йоргович стояла рядом со стойкой и задумчиво вертела в руках револьвер. Когда я вошёл, она вернула его на место и, не оборачиваясь, спросила.

— Ищите библиотеку?

— Кхм.. как вы догадались?

— Это было нетрудно…

Она шагнула ближе к окну. За чуть мутноватыми стёклами виднелись поросшие лесом холмы, волнами сбегавшие к далёкой равнине.

— Вы выглядите именно как человек, которому очень хочется узнать, как пройти в библиотеку, — добавила она.

— А вы вот не выглядите, как женщина, которая так уж горячо интересуется оружием, — заметил я.

— Отчего же? — она, наконец, обернулась, и я увидел её неожиданно большие синие глаза.

— Просто не выглядите…

— Вы ошибаетесь, — мне на секунду показалось, что она сейчас улыбнётся, но я ошибся. Лицо собеседницы осталось холодным.

— Это лишь моё впечатление… — сдался я.

— А вы сами интересуетесь оружием?

Я посмотрел на аккуратно расставленные по стойке винтовки.

— Нет.

— Неужели? Мне казалось все мужчины интересуются…

— Я в армии насмотрелся… мне хватило.

— Ах да… Вы же были на войне.

Интересно, откуда она это знает?

— Я не слишком люблю об этом вспоминать.

— Все не любят об этом вспоминать, — её лицо внезапно стало ещё более холодным и резким, губы чуть дрогнули, и она сразу же повернулась к окну.

Я неловко потоптался на месте и осмотрелся. Через галерею дверных проёмов я заметил Эрику. Она в свою очередь увидела нас с Альжбетой, остановилась, развернулась и зашагала назад. Я хотел было её догнать, но вспомнил её встречу с Ласло и передумал. Потом поговорим.

— Так что насчёт библиотеки? — спросил я Альжбету.

— В следующей комнате, вторая дверь налево.

Библиотека оказалась просторной, но, увы, оправдывала мои худшие ожидания. Запылённые, потраченные жучком полки, тянувшиеся до самого потолка, по большей части оказались пустыми. Социальные потрясения не щадят ни книг, ни книголюбов. В эпоху больших перемен ценность приобретает исключительно то печатное слово, которое можно приравнять к штыку, и одна лишь муза пропаганды может рассчитывать на возможность быть услышанной. Остальным музам приходится ждать, пока закончат беседовать пушки. Тихие книгочеи отступают на второй план и им на смену приходят решительные молодые люди, которых старые манускрипты интересуют с сугубо прагматической стороны…

Судя по всему, сию кладезь мудрости решительные молодые люди тоже своим вниманием не оставили. Война, революция и несколько лет отсутствия хозяев сказались на библиотеке самым печальным образом. Те книги, что избежали судьбы быть пущенными на растопку и самокрутки, заметно пострадали от мышей и плесени.

Тем не менее, я проторчал в библиотеке до самого ужина, хотя, как в общем и ожидал, ничего ценного в итоге не обнаружил. Уцелевшее содержимое шкафов оказалось более чем ожидаемым и вполне традиционным для провинциальных замков бывшей Тройственной монархии. Фамильная Библия, подаренная далёкому предку в шестнадцатом столетии, набор французских бульварных романов вековой давности и масса завещаний и переписок с соседями о том, кому именно принадлежит та или иная мельница или домик лесника в местечке с непроизносимым названием. Оторвал меня от их изучения господин Тунг, лаконично озвучивший сакраментальное «кушать подано».

Графа, однако, я застал не в столовой, а в большом зале, оборудованном для гимнастических упражнений. Ласло сменил дорожный костюм на белоснежную рубашку и алый шёлковый платок, отчего выглядел до безобразия аристократично. Поигрывая шпагой, он что-то говорил на ухо Эрике.

— Кхм…

— А, это вы, Танкред, — граф обворожительно улыбнулся, — постоянные разъезды требуют держать себя в форме, а фехтование — прекрасная гимнастика. Я как раз показывал мадемуазель Эрике мой излюбленный финт…

— Не знал, что ты интересуешься фехтованием…

— Но… в конце концов я имею право интересоваться чем захочу… да… и не надо вот так вот на меня смотреть, — она слегка покраснела.

— Эрика сказала, что вы тоже не чужды искусства владения клинком?

— Когда-то давно был… сейчас — чужд.

И это была правда. Того мира больше нет. Он исчез вместе с тройственной монархией, чёрными фраками и длинными бархатными платьями. Война убила его. А может того мира и вообще никогда не было. После нескольких лет окопов, колючей проволоки и ядовитых газов, мир балов и фехтования перестаёт казаться реальностью.

— Жаль, — Ласло снял фехтовальную перчатку и отложил её вместе со шпагой на скамью, — мне так не хватает достойного противника. Надеюсь, мы когда-нибудь найдём всё-таки возможность скрестить клинки.

Я промолчал.

— Думаю, ужин уже готов, позвольте пригласить вас к столу, — граф сделал небольшой полупоклон в мою сторону, взял смущённую Эрику под руку и зашагал к выходу.

Я машинально поправил бабочку, мне вдруг показалось, что она стала тесновата.

— Курите? — прозвучало под ухом.

Обернувшись, я увидел Альжбету. Она протянула мне портсигар.

— Увы, — я отрицательно помотал головой.

— Удивлена. Большинство известных мне фронтовиков курят…

— После той газовой атаки мои лёгкие стали излишне чувствительны к табачному дыму.

— Прошу прощения, — её голос чуть дрогнул, но лишь на какое-то мгновение.

Следует отдать должное — повар у Ласло был отменный. А меня хорошая кухня всегда настраивала на миролюбивый и добродушный лад. К десерту я уже вполне был готов счесть хозяина более чем приятным человеком.

— Итак, — начал я, — думаю, граф, вы наконец-то удовлетворите наше любопытство касательно причин этого приглашения?

Эрика бросила в мою сторону недовольный взгляд, но промолчала.

Ласло улыбнулся.

— Несомненно. С моей стороны было бы уже совсем невежливо затягивать с этим и дальше.

Я поудобнее откинулся на спинку массивного орехового стула, демонстрируя готовность слушать.

— Как вы, наверное, в курсе, у меня есть небольшой бизнес на Востоке, — граф отставил бокал и взялся тонкими пальцами за столовые приборы.

Я не имел об этом ни малейшего понятия, но всё же понимающе кивнул.

— А залог успешного ведения дел, — продолжал Ласло, — надёжная и заслуживающая доверия команда единомышленников. И я был бы крайне рад увидеть вас двоих среди её членов.

— Хм… — только и нашёл я что сказать.

— Но почему именно нас? — спросила Эрика.

— С вами, дорогая, я уже имел честь быть знаком, и абсолютно уверен, что мне будет исключительно сложно отыскать лучшего пилота…

«Дорогая» — этот граф позволяет себе слишком много даже для потомственного аристократа, и даже после бокала вина…

–… а о почтенном доценте Танкреде я много наслышан, хотя и не имел чести до сегодняшнего вечера быть знаком с ним лично.

Я снова промычал что-то не слишком членораздельное.

— Вы хотите привлечь меня в качестве пилота? — оживилась Эрика.

— Ваша репутация во время службы в компании «Эйр Африка» была впечатляющей…

Интересно и как только ему удаётся выглядеть человеком сделавшим реверанс даже тогда, когда он сидит за столом с ножом и вилкой в руках?

Эрика заметно смутилась.

— Ну… моя тогдашняя работа не то чтобы была совсем уж такой… м-м… идеальной.

— Главное, что вы занимались любимым делом. А дела, проворачиваемые владельцами «Эйр Африка», пусть остаются на их совести.

— Если честно я уже довольно таки давно не садилась за штурвал…. Разве пару раз для развлечения…

— Так самое время за него вернуться. Мастерство не теряется с годами. Тем более такое…

У него определённо проблемы с тактичностью. Ну нельзя же так грубо льстить! А Эрике не стоит так развешивать уши. Она же буквально растаяла!

Я понял, что необходимо срочно вмешаться…

— Вы, кажется, говорили о нас обоих?

Граф отвёл взгляд от девушки.

— Несомненно, ваши таланты тоже смогут найти достойное применение.

— Например?

— Мой бизнес немного связан… э-э-э… с геологоразведкой.

— Нефть, полагаю? Но причём здесь я?

В его взгляде что-то промелькнуло.

— Почему вы решили, что именно нефть?

— Мне так показалось…

— В любом случае это может иметь некоторое отношение к… скажем так… раскопкам. Мне казалось, что подобное может вас заинтересовать.

— Смотря что и где копать… Хотя если честно, то я в большей мере специалист по языкам, а не по раскопкам.

— Значит, я ошибался… — его голос оставался по-прежнему спокойно-учтивым, но взгляд графа мне определённо не понравился.

— А что именно надо будет пилотировать? — выплыла из мечтательной задумчивости Эрика.

Она, что даже не допускает возможности отказа?

— Мы пока не решили. Выбираем между машинами Хинкли-Пайка, Бёрли-Армстронга и Лангерса. Правда, наши партнёры имеют особое мнение…

— Последняя цельнометаллическая модель Лангерса это просто нечто, а если они реализуют свою идею трёхмоторника… а где летать и что возить?

— На самом деле не только возить, но и…

Я демонстративно закашлялся.

— Вы поперхнулись? — холодно поинтересовался граф.

Я проигнорировал его вопрос.

— Дорогая, может сначала было бы разумно выяснить общие вопросы, а уже потом начинать обсуждения моделей аэропланов?

— Танкред, я всегда мечтала снова летать!

— Я понимаю, однако это ещё не повод соглашаться на первое же предложение без раздумий.

— Но… — она чуть задумалась.

— Я не хотел спешить с выбором модели до того как узнаю мнение пилота, — невинно заметил граф.

— Лично на мой взгляд… — начала Эрика.

— Я бы предложил взять тайм-аут хотя бы на несколько дней, — снова попытался я перехватить инициативу беседы, — уже довольно поздно, а ваше предложение следует обдумать.

В глазах Эрики мелькнуло раздражение.

— Ты специально решил перебивать каждую мою фразу?

— Нет, я всего лишь предлагаю трезво взглянуть на вещи.

— Очень разумно предложение, — кивнул граф, — полагаю, мнение нашего уважаемого доцента будет крайне весомо для вас… Кстати, как я заметил, вам понравилось моё токайское?

Он едва заметно усмехнулся в мой адрес.

— Я вполне самостоятельная и современная женщина, — Эрика чуть насупилась.

— Значит, вы хотите всё обдумать и посоветоваться? — граф повернулся в её сторону.

Интересно, почему у него на гербе волк, а не змей?

— Если честно, — вздохнул я, — пока ваше предложение не кажется мне таким уж заманчивым. Я подготовил новый курс к предстоящему семестру, к тому же в этом году открывается вакансия на профессорскую должность и…

— И вы не готовы променять это на сомнительные раскопки где-то на краю мира?

— Ну, как сказать… да.

— Что ж, в любом случае, предложить стоило.

— Я вас понимаю, граф, но у меня есть правило не соглашаться на сомнительные предложения. Ничего личного.

— Правила — это хорошо. Их следует соблюдать, — граф вежливо кивнул, но его взгляд мне уже совсем не понравился, — я, например, всегда соблюдаю правила…

Очередной звон колокольчика вернул меня к реальности снова. Оглядевшись, я обнаружил, что старшина нас покинул, оставив на память лишь небольшую лужицу под вешалкой, где натекло с его плаща.

–…вот и я говорю, пан Танкред, не стоит так расстраиваться. Возможно ведь, что это было всего лишь небольшое внешнее сходство. Правда?

Я рассеянно посмотрел на галантерейщика.

— Вы совсем меня не слушаете, — покачал тот головой, убирая стаканы, — нельзя принимать всё так близко к сердцу, — в конце концов пани Эрика могла просто пожелать немного развеяться… Хотя я вполне мог и ошибиться, вполне мог.

— Так вы говорите Рагуза, — уточнил я, поднимаясь со стула.