Хроники ордена Церберов

Яна Ясная, 2022

Если вдруг из тебя не вышло не то что приличной жены, но и даже неприличной ведьмы, а в сердце свербит жажда приключений (хотя некоторые утверждают, что это шило и значительно ниже сердца), если на родных болотах тебе больше нет места – остается один путь: в Орден Церберов, гонять чудовищ. Но ступив на этот путь, следует быть готовой к тому, что у чудовищ есть своя точка зрения, и они, в свою очередь, тоже весьма не прочь погонять церберов! Ну а к тому, что твой напарник может оказаться похлеще всяких чудовищ, готовой быть и вовсе нельзя…

Глава 6

Тук-тук-тук — топают копыта по утоптанной дороге.

Отряд церберов из пяти человек вытянулся цугом: Камень, возглавляющий отряд, за ним я, как его Око, потом Гемос, а следом еще одна пара из мужчины-Клыка и женщины-Ока. Их я не знала.

Утром, сразу после второго колокола, еще до завтрака и тренировки, нас позвали к Ольгерду Жару.

Гемос и эта пара церберов уже были там, и ждали, похоже, только нас с Камнем — потому что стоило только закрыться двери за моей спиной, как магистр заговорил:

— Вот что, ребятушки. Сегодня на рассвете в акрополь приехал гонец из городка Хорвус. Тамошний бургомистр подозревает, что рядом с одной из деревень завелась какая-то потусторонняя тварь. Доказательств у него нет. Но Хорвус, сверх обычного отчисления, ежегодно жертвует ордену двести монет золотом. Этого достаточно, чтобы месяц кормить четверть всех церберов Кремоса — и этого уж точно достаточно, чтобы вы впятером подняли задницы и поехали выяснять, завелось ли там что-то или нет, и, если завелось — что именно. Бургомистру не хамить, держаться вежливо: если из-за вас, раздолбаев, он решит жертвовать не на Кремос, а на другое отделение ордена, сюда можете не возвращаться, лучше сразу там и утопитесь в болоте. Ничего внятного почтенный бургомистр Атамус не написал, так что с подробностями разберетесь на месте. Дорожные мешки и заводных коней вам уже подготовили. За старшего назначаю Илиана. Всё, выметайтесь. Если через полчаса вы будете еще в Кремосе — пеняйте на себя!

Светлая пышная борода магистра недвусмысленно указала на дверь — и мы вымелись.

* * *

Рыжий дернул повод в очередной раз, пытаясь дотянуться до вьючной лошади, послушно идущей в поводу, и вернул мои мысли из кабинета магистра Жара на дорогу.

Коряжка был деловит и радостен: он любит ездить большой компанией, радостно знакомился с собратьями, совал ко всем добродушную рыжую морду… и никогда не упускал случая угоститься чужими харчами, хитрая скотина.

— Танис, следи за своей клячей, — цыкнул сквозь зубы Камень, едущий прямо передо мной.

— Сам ты кляча, — вполголоса отбрехнулась я, но повод потянула, не давая Коряге на этот раз обкусить веточку с придорожного куста.

Высокомерный гнедой Илиана, чуя настроение хозяина, хлестнул хвостом.

В церберском отряде мы с Коряжкой были примерно на равных ролях: он — самый мелкий, ниже остальных коней почти на ладонь, я — самая молодая.

Да и плевать: зато у Коряги самый длинный в отряде хвост, у меня — самый чувствительный дар!

— Цербер Танис Болотная, повтори-ка, что ты сказала, — ласково приказал Камень, который с утра лаял на людей, словно с цепи сорвался.

Позади послышались смешки: мы с напарником радовали отряд своей грызней с самого выезда.

А я, вздохнув про себя (ну как магистру пришло в голову ставить Солнышко во главе отряда?), послушно “повторила”:

— Я сказала, “сейчас заплачу”!

Смешки стали громче, а я развила мысль:

— Обидно же! Коряжка орденский конь, а не кляча, и вообще, вон у него какой хвост…

— По хвосту выбирала?

— Ага, — простодушно согласилась я, и насмешка не получила продолжения.

* * *

Утром Камень проснулся в приподнятом настроении. Правда, не весь: верхняя половина напарника была недовольной. Заметив, что я его рассматриваю, Камень натянул поверх утреннего жизнелюбия штаны, да и свалил из комнаты — тем самым дав мне без помех одеться.

Я, в отличие от Камня, благодаря ночным магическим (и не магическим) экспериментам не выспалась вся.

К утру ночные ощущения утратили силу, и я сомневалась, а было ли примерещившееся мне внимание?

Стоит ли верить ничем не подтвержденным ощущениям, если заклинания, проверенные что церберами, что ведьмами, ничего не отыскали?

Впрочем, верить всегда нужно себе. А потому я схожу к аргусу Эстону, расскажу ему всё (кхм, почти всё) и пусть что хочет, то и делает. Хочет — защиту над акрополем поднимает, хочет — гонит к лекарям прихворнувшее Око…

Но не сложилось.

А я ярко представляла, как это было бы: акрополь Кремос, комната лекаря — тесная, загроможденная сундуками, шкафами, полками. Сам лекарь, пропахший лечебными травами и едкими настоями, требующий описать, что произошло. И я, честно (лекарям не врут!) рассказывающая, как всё было:

“ — Сперва мне показалось, что за мной кто-то наблюдает, а потом я почему-то решила, что будет хорошей идеей, если я разденусь и буду себя трогать. Скажи, лекарь, что со мной?

— И-и-и, душенька, да это тебя естество зовет, мужика тебе надо! Всё, иди отсюда, лекарство за дверью сама найдешь!”

Камень, сощурившись, оглянулся на мой смешок, и я из уважения к его старшинству сделала вид, что смеялся кто-то другой, но не я, нет!

Илиан отвернулся, а я задумалась: а может, и правда, не было никакого взгляда?

Себе, конечно, нужно верить — но если я просто не поняла, что хотела себе сказать? И на самом деле это и впрямь, кхм, “естество зовет”?

Мужика-то у меня действительно давненько не было…

Может, и впрямь, завести кого? Мужиков вокруг — полный акрополь, на любой вкус. Пониже, повыше, тоньше, толще, темные, светлые, да хоть бы и рыжий — “лекарство” по душе подобрать не долго.

Составим с Солнышком расписание, будем по очереди хахалей в комнату таскать!

У церберов на плотскую любовь запрета нет: это семью двенадцать лет заводить не моги, а любиться — любись, лишь бы службе помехой не стало.

Мне про это еще наставница рассказывала.

Тетка Карима, когда поняла, что на болоте мне жизни больше не будет, здорово вспылила — столько сил ею было в будущую преемницу вложено, а из-за моей дурости всё прахом пошло!

Но потом, когда гнев у нее уже схлынул, а задница у меня еще не зажила, стала понемногу отходить и наставлять бедовую-непутевую, рассказывая, что там у них да как:

— Как только звезды в Зале Испытаний новичка признают — всё, пути тому назад нет. Цербер своей волей из ордена уйти не может, только с позволения старших. А они раньше, чем через двенадцать зим, не отпускают. Да и потом — еще по службе поглядят.

Я повозилась на лавке, пытаясь осторожно согнать наглую муху: жар, вроде бы, спал, спасибо Ведающему Тропы, и в озноб меня больше не бросало, только укрыться все еще было выше моих сил. А эта тварь назойливая кружила, кружила, стремясь сесть на подживающую спину или то, что пониже — да и жигануть так, что искры из глаз сыпались.

Тетка Карима поглядывала на моё шебуршение искоса, поджав губы.

— А раньше, что — совсем никак? — я, наконец, устроилась поудобнее и затихла.

— Ну, почему… можно за золото. Но цену назначает орден, и он не торгуется. И обязательно должен найтись человек, который тебя выкупить захочет — самому за себя откуп заплатить нельзя. Это если вообще орден согласится отпустить. А не согласится — так просто откажет, и никто ему в этом не указ.

— А если, скажем, цербер — баба, и понесет?

Муха вернулась, и теперь жужжала где-то над ухом, зля неимоверно.

— Ты себя-то самой умной не считай! — вскипела тетка Карима.

Спина заныла: нынче ей как раз за то и прилетело, что посчитала я себя самой умной.

Я затихла, замерла, выжидая — но миновало, и буря прошла стороной, тетка успокоилась так же быстро, как и рассердилась.

— Орденские бабы, конечно, нос дерут до небес. Да только родить не могут.

Думать об этом мне, шестнадцатилетней, было неприятно: пусть мужа мне ждать не приходилось, но детьми ведьме обзавестись никто не запретил бы.

Детей я хотела.

Не прямо сейчас — но когда-нибудь потом, попозже.

— Но беременная баба — ордену один убыток, — продолжала между тем наставница. — Да и мужикам след бы думать о том, как какую пакость изловить, а не как детишек прокормить. Так что как только станете вы новичками — так и проведут над вами обряд. Парней выхолостят, девкам чрево замкнут.

— Так что, — хмыкнула я, — Парни там все что боровы холощеные?

— Дура, ой, дура! — рассердилась тетка Карима, и моя задница испуганно сжалась на знакомые слова. — Окстись, девка, мужик без яиц — не мужик! Нет. Просто пустым семя становится, и прорасти не способно. Шесть лет, пока орден щенков натаскивает, и еще шесть лет, пока они злыми псами рыщут, вынюхивая, где нечисть затаилась, детей церберам не видать. Зато как срок минует, и волшба спадет, тем, кто доживет, устав семьей обзавестись дозволяет, и даже из ордена для того выходить не обязательно.

Мерзкая муха теперь жужжала совсем перед носом, и я, замерев, приготовилась — а потом резким движением выкинула руку!

Спину обожгло болью, подсохшая корочка треснула и показала мне звезды из глаз посреди бела дня.

Я лежала, блаженно обмякнув, чувствуя, как по спине растекается упоительная прохлада.

— Ох, Ведающий Тропы! — причитала тетка Карима, накладывая мне на спину жирную мазь толстым слоем. — Почему, ну почему, такая сила — такой дуре!

Я потихоньку уплывала в сон.

Над головой ехидно и назойливо жужжала муха.

* * *

Я мотнула головой, отгоняя воспоминания (и привязавшегося ко мне слепня), косы подскочили и снова шлепнулись на грудь.

Дорога, по которой вёл отряд Солнышко, давно отделилась от большака и нырнула в лес. Вокруг шумели кронами деревья — и никакой тебе избушки тетки наставницы…

Только тянуло знакомым моховым запахом — кажется, где-то к самому лесу подступились болота — да метался перед конской мордой слепень, словно вырвавшись из воспоминаний.

Примерившись, я сшибла мерзкую тварь простеньким “огненным плевком”.

— Танис, тебе делать нечего? — тут же возник Солнышко. — Потерпи до привала, там я найду применение твоим силам!

Вот же ж!

Вот интересно. Если цербера можно откупить у ордена за золото — почему граф-отец не растряс мошну для сына и наследника? Может, он и там всех достал?

Хмыкнув, я шевельнула ногами в стременах, и Коряжка пошел резвее, а вслед за ним послушно прибавила ход на совесть выученная вьючная.

— Камень, а Камень! — позвала я напарника.

Позади меня оживились, предвкушая очередное развлечение в скучной дороге. Впереди, наоборот, предпочли не услышать.

— Илиан!

— Чего тебе? — сдался он, поняв, что я так просто не отлипну.

— Есть вопрос! — бодро отозвалась я.

— Рад за тебя, — буркнул Камень.

Я решила, что это вполне можно считать разрешением:

— Скажи, а тебя в Логове как учили — как Клыка или как Око?

Он оглянулся, хмыкнул, приподняв бровь, “украшенную” шрамом.

Ну, он же не ждал, что я этого не узнаю, верно?

Гемос не дал Солнышку скрыть от меня эту великую тайну, хохотнул:

— Из него хотели Око вырастить, надеялись графского дитятю за спиной напарника от опасностей держать. Но такое шило разве удержишь!

— Всему меня учили, — буркнул Камень, метнув выразительный взгляд в напарника Навары. — И как Око, и как Клыка.

— Скажи, может ли такое быть, чтобы Око чувствовало чужое наблюдение, а найти смотрящего не могло?

Теперь во взгляде напарника сквозило удивление.

— Наблюдение магическое?

Отряд, прислушиваясь к разговору, подтягивался ближе.

Я еще раз вспомнила вчерашние ощущения (стараясь вспоминать не все, а только магические, и надеясь, что кровь не прилила к щекам).

Наблюдал за мной, определенно, маг. Человек.

Не чудовище.

Коряжка позвенел трензелями, намекая мне, что я слишком натянула повод, и я торопливо исправилась, потрепала его по холке, извиняясь.

— Магическое.

Камень задумался, нахмурился сосредоточенно — и даже перестал на какое-то время выглядеть, как высокомерный засранец.

— Может.

— Не может! — вставила тетка-Око, русоволосая, полноватая и какая-то вся уютно-округлая.

— Может, Грельда. Если есть существенная разница в силе дара.

— Если цербер наблюдение смог почувствовать, он сможет его и установить! — упорствовала тетка.

Вот и нас в Логове учили: способен почуять — способен найти.

— Если есть существенная разница в силе дара, мастерстве и расстоянии, с которого ведется наблюдение, — невозмутимо продолжил Камень, как будто его не перебивали.

Тетка фыркнула возмущенно и отвернулась ко мне:

— Я, кстати, Грельда Гроза, это Ринко Батог, — кивок себе за спину, — а это, — она ткнула пальцем в спину на Илиана, — хам, который не представил спутников друг другу!

Я сдержала смешок: приятно, что не одна я так считаю!

Камень сделал вид, что не слышит.

Ринко Батог, Клык Грельды, и впрямь худой и жилистый, как пастуший кнут, усмехнулся в усы.

— А ты чего спросила-то?

Переговариваться через Гемоса было не слишком удобно, Грельда повелительно махнула головой — и Клык покладисто подался к обочине вместе с вьючной лошадью, благо, дорога здесь это позволяла, и пропустил Грозу вперед.

Конечно, ответ на этот вопрос нужно было бы продумать заранее — не трудно догадаться, что он возник бы. Но прогнозирование — это не моё, я сильна своей спонтанностью, поэтому пришлось выкручиваться на ходу:

— Да так, гадаю, имеет ли вообще смысл та игра, в которую нас заставляли играть в Логове наставники? Когда нас сгоняли в учебные комнаты и заставляли первую половину учеников следить за товарищами, а вторую — искать, кто именно за ним следит. Какой в ней смысл, если невозможно не вычислить наблюдающего — а значит, у тех, кто следит, нет возможности победить?

— Ну не скажи! — легко проглотила обманку Грельда. — Это же не игра на самом деле, а отличное упражнение на разработку навыка, вы так тренируете скорость и силу поиска! Тут вовсе не в победе дело!

Камень, которого, видимо, тоже интересовало, отчего я задала этот вопрос, бросил на меня “ну-и-дура”-взгляд.

Дура, Солнышко, как есть дура — мне тетка Карима еще сызмальства это твердила!

Но рассказывать кому-то про ночного смотруна до того, как поговорю с аргусом, я не стану. Да и после не стану, даже если аргус Эстон и разрешит: неудачами со всем орденом делиться ненамного лучше, чем орденские секреты разбалтывать.

Но если за мной и впрямь кто-то следил… Я накрыла поиском весь Кремос. Кому я, к лебедям болотным, нужна за пределами акрополя?!

На обед останавливались совсем ненадолго, и доедали его в седлах: орденские кони, которых в ордене привыкли беречь, устать не успели, а двести золотых ежегодно — достаточная причина, чтобы слегка утрудить церберов и вьючных лошадей.

Грельда рассказывала, как она заработала свое прозвище (нет, не потому что она гроза чудовищ — а просто, обладая сильной склонностью к погодной магии, ненужной ордену, она решила развивать ее сама, без наставника, и как-то раз вызвала грозу, которая гремела три дня. Не над Сардом, над другим городом — из которого ее от греха подальше перевели в Кремос, чтобы горе-магичку не пришибли разгневанные горожане). Я увлеклась, и тревожные признаки заметила, когда стало уже поздно.

Я спохватилась, когда изменился запах: в нем стало больше сырости, прелой листвы и еще чего-то, что невозможно описать словами. Знакомого с детства.

Подкованные копыта Коряжки больше не цокали по утоптанной до каменной твердости дороге — они проминали под собой упругую землю.

Мы приближались к болотам.

Мы приближались к болотам!

Илиан!

Мать твою каменную!

Я же смотрела перед выездом карту — мы должны были проехать болота стороной!

Напарник (чтоб ему!), как будто услышал мой мысленный вопль, оглянулся, скомандовал:

— Грельда, вернись на место. Сейчас будем срезать путь тропой через болото — идем походным порядком.

— Там… кхм-кхм, — я прочистила горло: внезапно сел голос. — По этой тропе лошади везде пройти смогут?

— Лошади — везде. Всадники — нет, — невозмутимо пояснил Камень. — Кое-где придется спешиться и вести коней в поводу, но выиграем полдня, самое малое: здесь болото вытягивается узким языком, телегам не пройти, поэтому местные объезжают. А нам нет смысла закладывать такую петлю.

Я тоскливо слушала объяснения, в высшей мере разумные.

Думая о том, что с развилки, которая вела в объезд болотного языка, мы съехали сразу после обеда.

Возвращаться — потерять без малого сутки на само возвращение и на объезд.

Мать-мать-мать!

Я тоскливо разглядывала небо в прорехах ветвей: солнце еще высоко, и есть надежда, что хотя бы ночевать мы будем на твердой земле.

— Что такое, Танис? — насмешливо уточнил Камень. — Ты же выросла на болотах!

Вот именно, Солнышко. Вот именно!

— А можно, я поеду сзади? Меня змеи не любят, — обреченно призналась я.

— Танис Болотная! — голос напарника потяжелел. — “Идем походным порядком” означает, что все каждый занимает свое место в строю и внимательно смотрит по сторонам!

Стиснув зубы, я удерживала рвущуюся наружу злость, пока Камень отчитывал меня, как соплячку.

— Ты не у мамкиной юбки, а в ордене! Цербер должен уметь справляться со страхом!

В голове что-то щелкнуло, там стало пусто и весело.

Ну, сволочь высокосолнечная! Как скажешь!

Справляться — так справляться!

Я замолчала и шевельнула стременами, что всё поняла, заняла свое место и готова тронуться в путь.

— Нашла коса на Камень! — хохотнул позади кто-то из спутников.

* * *

Чавк-чавк-чавк — конские копыта месили осоку и кукушкин лен в белых и розовых цветах. Сладковато пахло багульником, а еще — мхом и сыростью. Водой.

…домом.

Коряжка от окружающей обстановки необычайно взбодрился, норовил сунуть морду в траву, косил по сторонам хитрыми глазищами, стриг ушами и то и дело порывался наддать ходу — приходилось осаживать рыжую пакость. Спасибо, вьючная взирала на эти выкрутасы меланхолично и перенимать настроение не спешила.

Я, как и было сказано, поглядывала по сторонам, ограничившись “соколиным глазом”: мы не в дозоре, и нам не нужно обнаруживать затаившуюся нечисть. Наша задача — без происшествий и задержек дойти до места назначения.

…и там уже вляпываться в происшествия от души.

Солнышко вел отряд не быстро и не медленно, ровным размеренным шагом, уверенно выбирая путь. И отряд он спешил заблаговременно — еще до того, как тропа начала проваливаться под сдвоенным весом коня и всадника.

Чувствовалось, что места эти ему знакомы.

Спешившись, я крепко ухватила и вьючный повод, и поводья Коряжки.

Коряжка возбужденно, тоненько заржал, прядая ушами.

Да, скотина рыжая, сейчас начнется…

Давай, Солнышко, ходу, ходу — чем меньше мы простоим на месте, тем лучше!

Камень окинул отряд взглядом, проверяя всё ли у всех в порядке, и скомандовал выступать.

Первая змея появилась, когда под ногами перестало приятно пружинить и начало противно чавкать.

Я сбила ее бросок сапогом, и даже добивать поленилась, уверенно распознав безобидную веретеницу. Коряжка всхрапнул, но я бескомпромиссно одернула повод, напоминая, что даже если я не в седле, все равно я сверху.

Следующая гостья была уже позадорней — ромбовидная черно-белая чешуя, тупая морда… Такую лучше не пытаться отбросить в сторону — либо обернется вокруг сапога и ужалит (и хорошо, если в сапог, а не выше!), либо вернется и нападет снова, став еще злее.

Камень оглянулся на свист Плясуньи — и нахмурился, я же с невозмутимым видом обтерла оружие.

И не стала убирать в ножны.

— Да что за пропасть, — зло ругнулся идущий замыкающим Ринко, — Уже третья! Камень, ты куда нас завел? Здесь же змеиное кубло!

— И у меня одна, — поддакнула Грельда.

Солнышко не успел огрызнуться, и оправдаться тоже не успел.

Потому что прямо из-под его ноги ко мне метнулась новая змея, и Коряжка не утерпел — стремительно дернулся, и змея забилась с одной и другой стороны конской морды, хлеща ее хвостом и пытаясь жалить. Короткая борьба, отработанный бросок мордой — добыча взлетела вверх, и упасть ей на земь коряжка не дал, заглотил, кажется, целиком не жуя, прожорливая тварь.

Несколько мгновений мои спутники в молчании наблюдали, как рыжий возбужденно топчется на месте, хищно и нетерпеливо поводя мордой, принюхиваясь, выискивая…

А потом началось.

Змеи хлынули со всех сторон.

Визжали вьючные лошади, а орденские строевые хрипели, топча пришельцев. И мой рыжий мелкий конек больше не казался добродушным, алчно и стремительно бросаясь в атаку.

Камень вертелся волчком вокруг меня, попеременно работая оружием и магией.

Я молча и сосредоточенно рубила и жгла тех, кому удавалось проскочить ко мне мимо этих двоих.

Их не может быть здесь много! Рано или поздно, это закончится!

Надрывно закричала чья-то стреноженная магией лошадь, а потом захрипела, забилась в путах, отчаянно, безнадежно.

Почему, ну почему я не подумала, что это обычные лошади, не измененные орденом!

— Вьючные сейчас угробятся! — бросил Ринко, орудуя энергетическим кнутом.

И придя к тому же выводу, что и я.

Они с Гемосом вдвоем прикрывали Грельду, а та швырялась убойными заклинаниями из-за их спин, матерясь, что прорва силы расплескивается впустую.

— Нужно отсюда уходить!

— Это не поможет, змеи пойдут за мной, — я на выдохе рассекла особо резвую, напавшую на меня, и успела полоснуть ту, что топтал Коряга. Перед лошадьми мне действительно было стыдно. — Нужно разделиться!

Камень полоснул меня яростным взглядом, а подползшую змею — заклинанием (хорошо, что не наоборот), а я продолжила:

— Рано или поздно змеи закончатся. Это же даже еще не болото, всего лишь узкая полоса подтопленной болотистой местности, — буркнула я сквозь угрызения совести. — Я сейчас уведу змей по тропе назад, вы успокоите вьючных и уведете их. Я выжду немного, и выдвинусь за вами.

— Можно. Просто. — Гемос убрал оружие и теперь сосредоточенно швырялся пульсарами на движение в траве. — Дождаться. Пока они кончатся! Полчаса. Не больше.

Я бросила взгляд на лошадей, которые хрипели и роняли клочья пены. Через полчаса для них может быть уже поздно.

— Разделяемся, — решил Илиан. — Карта у меня в правом подсумке. Гемос, забери — ты ведешь отряд.

— А вы?..

— А я знаю дорогу и так!