Окрылин

Яна Набокова

В 34 года я нечаянно выяснила, что умею писать книги. Это в корне изменило мое отношение к самой себе и ко всем людям. А вдруг я не одна такая? Да, 100% не одна! Таких, как я, сотни, тысячи и миллионы, не знающих о себе самого главного…Книга – диалог новой меня и привычных мыслей, образа жизни и рутинных дел: порой беседа за чаем, а порой и жаркий спор.Она подарит массу эмоций, раскрасит яркими цветами жизнь и придаст силу крыльям, скучающим по полетам.

2. Мешок картошки

⠀

Когда дети мечтают вслух, они запускают атомные бомбы далеко вперед. Когда взрослые это слушают, они примеряют слова ребенка на свою способность это реализовать, добавляют свое неслучившееся детское, вину, отсутствие ресурса, комплексы, перемножают на неизвестно откуда взявшиеся показатели «нормы», вычитают оттуда долг перед родителями, друзьями, традициями, извлекают корень из социального статуса и делят на типичный взрослый прагматизм. На выходе получается простое решение под названием «губозакаточная машинка».

Она мгновенно запускает процесс деактивации в выпущенном снаряде, который, в свою очередь, тяжелым мешком с картошкой плюхается рядом со стартом. Главное, чтоб картошки хватило. На зиму. Бабушка так всегда говорила. Осенью, когда картошку выкапывали, сортировали, в подвал носили. А еще мешок сахара и муки. И тогда вообще все норм. Можно законсервироваться и зиму пережидать.

Я летала в эйфории от «Медной горы хозяйки» Павла Бажова и «Воскресенья» Льва Толстого, мне и говорить не надо было, что ждет меня картошка. Это было слишком заметно по доползающей вечером до кровати бабушке, по тихим вопросам: «А она все время так читает?» — по откровенному раздражению моего младшего брата Женьки на мое счастливое одиночество в желтоватых страницах.

Я добросовестно собирала колорадских жуков, пропалывала свой клочок луковых грядок и поливала сохнущие помидоры. И все время боялась мохнатых пауков, которых мы иногда выкапывали вместе с картошкой. Страху-то, писку, визгу…

Я помню, кто-то из взрослых как-то сказал:

— Диты, та хоч бы хто спросыв, може, Вам допомогты?

Я усекла урок. Утром подходила и спрашивала:

— Мама, что тебе помочь?

Иногда этот вопрос ставил в тупик и маму, и бабушку. Сейчас мне смешно. Я выходила, сама того не зная, из треугольника Карпмана. Они судорожно что-то придумывали: нарвать укропа, протереть пыль, подмести двор. Я скоро выучила примерный список заданий.

Чтобы, когда я в очередной раз с миской абрикосов залипну в «Гиперболоид инженера Гарина» уже Алексея Толстого, взгляды взрослых не обрастали едкими упреками. Я научилась жонглировать картошкой и своим взрывным, рвущимся в реальность воображением.

Бабушка спрашивала маму, глядя на меня:

— Лена, як вона буде жить?

В ее вопросе сразу был ответ:

— Никак. Помрет с голоду.

Эти слова кислотой выедали надежду.

Когда мне было за 20, я уже выращивала не то что картошку, а даже дыни с арбузами в огороде, почти на «ты» сошлась с печкой и вот-вот должна была сдать экзамен по выживанию на 5. Бабушки уже не было. По ней до сих пор скучаю. Но я все равно чувствовала себя воришкой, ныряя в очередную книгу.

Картошка как-то беспощадно занимала все пространство моей жизни.

Только картошка мешками не похожа на мечту. И превращение работает в одну сторону. Сделать мешок из бомбического будущего легко, а наоборот — мало кто пробует.

Кстати, я одна из этих «мало». Уже.

Картошку люблю, кстати. В книге «Незнайка» Николая Носова Винтик и Шпунтик изобрели аппарат, которому в качестве топлива нужна была картошка.

Мой случай. Кто знает, может, и ваш тоже.