Записки молодого человека. Повесть и сборник коротких рассказов

Юрий Цветков, 2023

Книга написана в жанре классической русской психологической прозы. Основное внимание автор уделяет внутреннему миру ее героев. В коротких рассказах содержатся точные и лаконичные картинки и сюжеты о людях самых разных характеров и судеб. В повести описывается становление личности молодого человека, которое происходит в процессе мучительного порой самоанализа героя.

Короткие рассказы

Рыба

Отец наш очень любил рыбу — он приносил ее ото всюду — из магазина, с рынка, от рыбаков. Волнуясь, сдавал все это маме, и дома у нас всегда была рыба: жареная, вареная, тушеная, фаршированная, а по праздникам — рыбник — огромный, зарумяненный в духовке пирог с кусками рыбы на подушке из риса с пряностями и луком внутри.

Когда отец умер, мы купили и принесли маме рыбу — вот, это тебе. Мама только взглянула, помолчала немного и сказала тихо:

— Я не люблю рыбу.

Лошадь

На работе у нас переводчица, живущая с дочерью-студенткой и матерью-пенсионеркой, держала за городом лошадь, на которой они с дочерью по выходным катались верхом. И обе очень дружили со своей лошадью. А потом им пришлось купить еще одну лошадь, от которой в силу ее возраста хозяева собирались избавиться.

Купили потому, что их лошадь дружила с этой лошадью.

Шутник

Увидев его на пляже, я подумала про себя: «Какой волосатый. Достанется же кому-то.»

Мне и достался.

А подругу мою мать ее будущего мужа увидела впервые у нас дома, когда к мой матери зашла в гости. Посмотрев на вызывающе синие модные тогда чулки и ярко крашенную рыжую голову, она сказала моей матери: «Да-а, не хотела бы я иметь такую невестку…»

Ее и получила.

Бог — шутник. Вот и думай теперь, что его нет. Кто же еще все это услышал и так над нами всеми пошутил?!

Иванов

Был у нас на работе такой Иванов, в возрасте уже человек. Я — молодой тогда — смотрел на него и думал: «Вот ведь мерзкий тип, противная рожа!» А жена у него была хорошая, приятная женщина. Он при ней прямо менялся, добрел лицом, и голосом, и манерами. «Наверное, только на нее и хватает у него доброты.» — думал я тогда презрительно.

Потом только, дожив до ивановских тогдашних лет, я увидел, что и сам стал таким, как он: с людьми противным, а добрым — только со своей женой. Может, дело не в нас, а в них?

Леса

«Зачем вы ставите леса? — спросил я у мастера. — И так ведь дотянуться можно — экономия то какая была бы!»

«Вы знаете, — помолчав, ответил он — я в молодости тоже, когда смотрел на леса, всегда думал: «Зачем такие большие леса ради такой небольшой работы? И только став мастером, понял, что, пока леса не поставишь, толком ничего и не сделаешь.»

Ветер

Был как-то у нас на дачах очень сильный ветер ночью. Утром встретил я вышедшего за калитку соседа, обсуждаем сильный ветер, и сосед рассказывает мне с непонятной улыбкой на губах:

— В прошлом году таким же вот ветром с крыши туалета у меня сдуло рубероид — я целый год собирался залезть и накрыть. Да все никак не мог приноровиться — я ведь уже не мальчик по крышам скакать. А этой ночью ветер совсем сдул мой туалет — повалил его на землю. Теперь то я приколочу рубероид на крышу как нечего делать!

Через месяц я при встрече спросил его — просто так, для поддержания разговора:

— Ну что, прибил рубероид?

— Нет еще.

— И туалет не поднял?

— Нет еще.

— А как же вы обходитесь?

— Да приспособились как-то…

Кошка

Я дружу с соседской кошкой через забор — в руки она мне не дается, но любит слушать, как я ее хвалю. Бывало повернет уже за угол своего дома и идет куда-то по своим делам, но услышав мой голос, не оглядываясь, садится послушать меня. Я называю ее ласково по имени, говорю, что она хорошая, и всячески восхищаюсь ее красотой. Когда запас моих комплиментов иссякает, я наконец устало замолкаю. Посидев еще немного и ничего больше не дождавшись, она встает, и все также не оглядываясь, неспешно продолжает свой путь.

Скамейка

В этом двенадцатиэтажном доме был только один подъезд. А на улице у подъезда стояла скамейка. На скамейке обычно сидели пожилые люди — они так гуляли. Сидели они до странности неподвижно, словно в каком-то оцепенении. На них поэтому никто не обращал внимания, хотя некоторые из вежливости на ходу здоровались, не глядя ни на кого конкретно.

Много лет и этот жилец дома проходил или пробегал мимо. Но минули годы, и однажды он вышел из дома не для того, чтобы пойти дальше, а чтобы посидеть здесь на воздухе. Уже сидевший на лавочке пожилой мужик подвинулся, давая ему место: «Садись, занимай очередь.» «Какую очередь?» — не понял вновь пришедший. «На кладбище» — весело ответил мужик. «Как на кладбище?» «Ты что, не знаешь? Скамейка эта называется «Очередь на кладбище» — люди спускаются, посидят, посидят, и их увозят на кладбище. А на их место спускаются другие и тоже сидят, ждут здесь своей очереди…»

Лес

Как то на улице я встретил своего давнего знакомого — бывшего главного лесничего, который работал когда-то еще с моим отцом. Он рассказал мне, что теперь и он на пенсии и не работает больше. А лет за десять до пенсии построил себе загородный дом, и на половине участка посадил десятка два сосен.

— Теперь они уже совсем большие, как вот эти, — показал он на растущие неподалеку деревья. — Там я и гуляю между ними, — сказал он с гордостью, радостно улыбаясь своей судьбе.

Щуки

Рыбалка в нашей речке скромная — все больше плотва. Окушки еще — да и то редко. Но однажды в самом широком месте реки вытащили щуку. И ловились такие щуки целую неделю. Почти каждый день. Но только в одном месте. Народу сбежалось ловить — видимо-невидимо. А потом, как отрезало. Но народ не уходил еще несколько месяцев. И потом еще года три люди приходили на это место и стояли со спиннингами на берегу и на лодках. В надежде на щуку.

Курятник

Он начал строить дачу сначала нехотя — жена давно приставала — но потом увлекся, придумал оригинальную конструкцию с выносным вторым этажом, нависающим над первым. Ему самому очень нравилось, и он представлял уже, как поразится жена, когда увидит. Но жена, увидав незаконченную еще работу, неожиданно сказала: «Курятник».

После этого он потерял к даче всякий интерес и больше там почти не появлялся. Жена думала, что он со временем отойдет и достроит. Но шли годы, а дом так и стоял, укоризненно глядя на всех пустыми оконными проемами. Сначала посерел, потом стал чернеть, брусья, из которых были выложены стены, рассохлись и безобразно выгнулись, образуя большие щели. Со временем все стало ни на что не годным, и исправить уже ничего было нельзя. Дом стоял так и десять лет, и двадцать — черный и страшный. Соседи возмущались, но все без толку. Жена его, приезжая, пряталась от дождя или обедала в старой подсобке на участке, а он приезжал только раз в год осенью, чтобы увезти собранную женой картошку. Когда он умер, соседи не раз предлагали ей продать почерневший и покореженный дом на дрова, но она всегда отказывалась…

Соседки

В одной деревне жили по соседству две женщины. И по соседски дружили. И было у каждой по сыну.

Сыновья-сверстники тоже дружили. Один из них после армии женился. Пришел он как-то днем домой и застал там свою молодую жену с другом-соседом. Друг выпрыгнул в окно и побежал. Второй прыгнул следом, схватил лопату, погнался за ним, догнал и убил этой лопатой.

Одного похоронили, другого посадили. А две их матери — подруги и соседки — ходили вдвоем в не топленную баню на задворках, и пили там с горя самогонку.

Дорога

Сын соседки вернулся из армии досрочно — на полигоне получил контузию от разорвавшейся вблизи мины. По началу вроде бы все ничего, но с годами он становился все больше и больше не в себе. Сидел дома на жалкой пенсии по инвалидности, на работу нигде не брали. Но вот как-то сосед согласился помочь и пристроил его по знакомству на лесопилку грузчиком.

В первый день утром сосед зашел за ним, чтобы показать дорогу на лесопилку, но сначала сам он должен был заскочить к себе на работу, чтобы дать подчиненным необходимые распоряжения. Контора его была в стороне от лесопилки, и им пришлось сделать приличный крюк. Но вот, наконец пришли на лесопилку, сосед оставил его на новой работе и вернулся к себе в контору.

И все было нормально, соседкин сын сам теперь ходил каждое утро на работу и сам вечером возвращался домой. И только через несколько месяцев случайно выяснилось, что каждый раз он ходил на работу и возвращался домой по тому самому длинному маршруту, который в первый день утром показал ему сосед.

Щуки

Мы как-то ловили щук на дальней глухой речушке с моими давними приятелями — местными жителями. Мы ездили взад и вперед по этой речушке вчетвером на старой деревянной лодке с небольшим старым мотором на небольшой скорости, потому что ловили «на протаск» старыми спиннингами со старыми большими инерционными катушками, которые тормозить и останавливать надо было рукой. Каждый держал по удочке, а на удалении за кормой тянулись за нами под водой самодельные тяжелые и грубые блесны. Время от времени то у одного, то у другого из нас «садилась» на блесну щука, и ее с торжеством, но — по здешнему рыбацкому кодексу — молча вытаскивали из воды через борт и бросали на дно лодки.

На одном из изгибов реки стояли на берегу два мужика в сапогах и забрасывали блесны прямо с берега. Вид у них был не веселый. Нам они ничего не сказали. Мы тоже проехали молча и мне стало перед ними как-то неловко, что они там стоят, а мы тут мимо них ездим и ловим. На обратном пути один из них не утерпел и спросил: «Как улов?» Я было встрепенулся сказать, как есть, потому что такой рыбалки у меня еще никогда не было и меня распирало. Но тут один из моих приятелей, почти перебив меня, скучно ответил: «Да, так, не очень…» Они удовлетворенно промолчали.

А когда мы завернули за остров, я не выдержал и спросил у него: «Ты чего?», — потому что на дне нашей лодки ногу негде было поставить от щук. Он, помолчав, ответил: «Ну, чтобы не завидовали…»

Одежка

Сосед — бодрый еще пенсионер — ходил по огороду в своей рабочей куртке, а жена его — бывшая чиновница приличного ранга — в том приличном пальто и шляпке, в которых ходила раньше на работу — донашивать куда-то надо, потому что «на выход» у нее уже было куплено другое пальто.

Когда она работала лопатой — было не так заметно, но когда выпрямлялась и элегантно — в пальто и шляпке — катила по участку груженую тачку — картинка получалась очень смешная.

Стройка

Я купил в коттеджном поселке участок под застройку и при каждом удобном случае ездил туда, ходил по участку, прикидывая, где и что построить.

Когда на соседнем участке из недавно построенного дома появлялся хозяин, мы сходились с ним на границе у забора и начинали светскую соседскую беседу — о погоде, о видах на урожай, и я все старался незаметно подвести разговор к интересовавшей меня теме — строительству дома. Сосед был не против поговорить и об этом, но когда он начинал говорить о своей стройке и о строителях, он быстро переходил на отборный мат. Постепенно он все больше и больше распалялся от нахлынувших воспоминаний и, помогая своему рассказу, сильно размахивал руками. Чтобы как-то успокоить его, я сказал ему:

— Ну, зато теперь-то у вас совсем готовый дом…

Он остановился, посмотрел на меня и, подумав немного, сказал:

— Теперь-то?.. Теперь-то я вижу, что первый дом — это не дом… И что дешевая рабсила дорого обходится…

С этим я и пошел назад к себе на участок, сильно озадаченный и с трудом обдумывая сказанное.

Дружба

Его лучший друг однажды по неосторожности сказал на людях что-то лишнее, чего не надо было бы говорить. Ничего особенного друг не сказал, но все-таки было неприятно, и он решил наказать его — в воспитательных целях не разговаривать с ним неделю — другую. «Подуюсь немного, а потом перестану» — думал он про себя. Но прошла неделя, и другая, а разговоры как-то не возобновлялись. Да и говорить вроде бы было не о чем.

Через месяц он с удивлением заметил, что и не тянет его к другу, и что он спокойно может без него обходиться. А потом понял, что может теперь и разговаривать с ним — в меру необходимости — совершенно свободно, как со всяким другим совершенно посторонним ему человеком — ровно и без какой-либо неловкости, словно и не было между ними никакой ссоры, но не было и никакой дружбы, и не знали они друг о друге столько, сколько не знал никто другой. Обида прошла и унесла с собой дружбу.

Друг несколько раз пытался объясниться с ним, помириться и вернуть былую дружбу, но натыкался лишь на холодное искреннее безразличие к нему. Сказать другу в ответ было совсем нечего, и разговоры эти затухали без каких-либо результатов. Это было поразительно — он и сам себе удивлялся и не мог понять, что с ним происходит. Но время шло, и они становились все дальше друг от друга. Так эта дружба и умерла — сама по себе, как будто ни за что и ни про что.

Неожиданность

Отец с матерью так дружно жили. Отец в ней души не чаял. Когда отца не стало, мамина сестра, с которой они всегда любили друг друга, предложила ей жить вместе — для компании. От чего мама отказалась с неожиданной мотивировкой:

— Я еще одна не жила, — прочувствованно сказала она.

Правда

Все, что есть в женщине — это красота, данная ей природой. Все остальное — это наше воображение.

Ревность

— Узнаю — убью, — сказал муж.

— То-то все убитые вокруг валяются, — сказала жена.

Вывод

— В зрелом возрасте я пришел к выводу, что женщина — это человек с пи*дой, — сказал мне как-то один мой знакомый. Но я с ним не согласился…

Зрелость

В молодости у него было много друзей. А к зрелым годам — вокруг уже никого не было — с чьей-то женой переспал он, а кто-то переспал с его женой. Не переспал никто только с женой одного друга, у которого жена была некрасивая. Этот друг ничего не знал и не понимал, почему они больше не дружат все вместе, как раньше. И каждый раз при случае приставал к друзьям: давайте встретимся, посидим, чего вы?..

Дом

Загородные дома после нашего небогатого прошлого строят у нас обычно в несколько этажей, с размахом. Когда я приезжаю к друзьям в их загородный дом, они водят меня по этажам и комнатам, показывая: здесь у нас то, а здесь — это. Я, конечно, хвалю и восхищаюсь. А про себя все думаю: как много пустых комнат. Перед отъездом не выдерживаю и спрашиваю деликатно: «Для чего так много места?» «Ну, как же, — отвечают мне с воодушевлением, — «дети будут приезжать, внуков оставлять…»

Навещая их время от времени, я все яснее вижу, что дети к ним не ездят, внуков не оставляют. И ходят они вдвоем по этому огромному трехэтажному дому, с опаской поднимая голову в сторону пустых верхних этажей и боятся громко сказать что-нибудь, чтобы не услышать гулкое эхо в ответ.

Гитара

Я позвонил матери на дачу и попросил вынести на берег речки мою гитару и телогрейку, а я, мол, скоро подъеду на лодке и заберу. Мать пообещала, но, когда я подъехал, ее на условленном месте не было. Я снова позвонил ей, и она сказала:

— Я пошла туда, но потом подумала: увидит кто, скажет — вон, баба на речку пошла посидеть с гитарой…

И я вернулась.

Мыслитель

Я зашел как-то к своему приятелю обсудить кое-что. Он поднялся мне навстречу из-за своего письменного стола и предложил мне не присесть, а пройтись по близлежащему лесопарку и поговорить там: «Я сейчас обдумываю одну научную статью для журнала, — сказал он, — что-то застопорилось — надо походить.»

Мы около часа ходили скорыми шагами по аллеям и тропинкам лесопарка, живо обсуждая наши с ним общие дела, и не вспоминая о его статье по теме, от которой я, правда, был совсем далек. Но на выходе из парка, пожимая мне на прощанье руку, он сказал: «Ну вот, хорошо как прогулялись — при ходьбе у меня мысли приходят в порядок — пойду, запишу все, что надумал, — сказал он и, поймав мой недоуменный взгляд, добавил — я про статью свою, замучила она меня, но теперь я готов ее добить.»

Озадаченный, я пошел в задумчивости к остановке автобуса, размышляя над тем, как же это он обдумывал свою статью, когда мы все время говорили совсем о других вещах?

Тонкий

— Вот ты думаешь, ты тонкий… — ни с того, ни с сего начала было жена.

— Я тонкий? — перебил ее муж, — я — толстый!

Жена невольно рассмеялась и не договорила того, что начала. А потом оказалось, что она тогда пыталась признаться ему в измене. А он перебил ее, и ей пришлось потом долго снова собираться с духом, чтобы сказать ему это.

Убеждения

Захотелось как-то к слову рассказать в компании хороший еврейский анекдот, который мне очень нравился, и, на всякий случай, чтоб не обидеть кого-нибудь ненароком, спросил, в шутку:

— Среди нас евреев нет?

— Я еврей — по убеждениям, — ответил один курносый парень.

Заинтригованный таким ответом, я посмотрел в его лицо, невольно пытаясь найти на нем следы каких-то особых убеждений. Словно отвечая на мой немой вопрос в глазах, он постучал себя рукой по лбу. И все. А я теперь думаю.

Поминки

Мы выбрали этот ресторан, потому что в нем разрешали приносить на поминки свое спиртное.

— Сколько у вас будет водки? — спросил опытный распорядитель.

— Десять — хватит? — спросили мы вопросом на вопрос, памятуя, что народу у нас будет не много.

— Возьмите семь, — посоветовал он, — а то они у вас запоют.

Шутка

— А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, — сказал при мне один мой приятель другому.

— И на второй тоже, — не удержавшись, в тон ему и без всяких раздумий добавил я.

Я сказал это в шутку, ради красного словца. А человек обиделся. И я с сожалением понял, что был прав, хотя и не хотел этого совсем.

Извинение

Отец при матери воспитывал свою дочь:

— Когда ты виновата — нужно извиниться или даже прощения попросить. Твою маму вот в детстве не научили извиняться — и это сильно осложнило ей жизнь.

Мать никак не отреагировала, но потом наедине сказала дочери:

— Я уже не могу перешагнуть через себя и извиниться, но ты еще сможешь.

«Ха! Извиниться! Так обойдутся,» — подумала про себя дочка и с вызовом дернула головой, как это делала ее мать.

Мать

Мы купались в реке возле здания института, и наш однокурсник утонул на наших глазах. Мы ныряли за ним, но не нашли его в мутной воде. Потом приехали водолазы и тоже ничего не нашли.

Его мать потом все сидела на берегу и ждала. На третий день тело всплыло, и мать побежала за людьми. Люди достали сына, и мать оплакала и похоронила его.

Дурак

— И все-таки он дурак, — внимательно выслушав доклад выступавшего, сказал он сидевшему рядом приятелю — в продолжение какого-то их давнего спора.

— Зато, смотри, как молодо выглядит для своих лет — не желая возобновлять этот спор, пытался отшутиться приятель.

— А дураки всегда молодо выглядят…

Приятель промолчал.

Швейцария

Этот дикий совершенно случай произошел с нашим коллегой по московской юридической фирме, которая была филиалом известной швейцарской юридической фирмы.

Коллега этот много лет был на хорошем счету и потому со временем заслуженно получил приглашение переехать на работу в головной офис в Швейцарию. Переехал он с семьей — женой и сыном-подростком. И все было хорошо, но сын там увлекся наркотиками, и сколько родители его не лечили — ничего не помогало. Все было бесполезно.

Вокруг них была уютная и спокойная Швейцария — соседи на всей улице при встрече здороваются, птички поют, солнышко светит, хорошая работа и денег много, а «по жизни» парень был разрушен, просто руки плетьми повисали. И впали они с женой в сильнейшую депрессию.

По работе он часто ездил в Москву, и жена скоро поняла, что у него там кто-то есть. Да он особо и не скрывал. Выяснилось, что московская подруга его забеременела и родила ему еще одного сына. Шли чередой семейные скандалы. А когда он, не таясь и не скрывая уже своей радости, собирался в Москву на первую годовщину дня рождения своего нового сына, жена в порыве ярости нанесла ему на кухне семнадцать ударов в грудь кухонным ножом.

Он умер, а жену его обалдевшие швейцарцы посадили за убийство в тюрьму.

Мы и сами ходили по офису, не в силах постичь случившееся. Мы даже не обсуждали это между собой, но с течением времени стали понимать, что и новую подругу то он завел не потому, что был женолюбив, а в попытке найти какой-нибудь выход из своего тупика. И жена-то истыкала его ножом не из ревности к другой женщине, а потому, что понимала, что сейчас он уйдет и оставит ей одной эту безысходную жизнь с сыном-наркоманом.

Вопрос

Время от времени я захаживал к своему приятелю к нему домой, где они жили с женой вдвоем, потому что детей у них не было. Как-то раз после обычных разговоров за столом жена его, улучив момент, подошла ко мне на кухне и спросила:

— Скажи, а ты не знаешь, что у него в голове? Он всегда молчит, что-то себе думает, а мне не говорит…

Птичка

Я посеял у себя во дворе газон и, закончив работу, собирал инструменты. В этот момент прилетела, наблюдавшая за мной издали, трясогузка и стала клевать посеянные семена. Я умилился птичке божьей и не посмел ей ничего возразить.

Она же, клюнув несколько раз, вспорхнула и улетела прочь. А через минуту — это оказался, видимо, самец — он прилетел назад со своей бабой. Показал ей накрытую для нее поляну и они стали споро клевать уже вдвоем, не обращая на меня никакого внимания.

Пришлось прогнать их.

Вот так всегда, — подумалось мне почему-то.

Дед

Лежал я как-то несколько дней в больнице по поводу небольшой операции. И вот на второй день кладут к нам в палату на освободившуюся койку старичка, у которого дома случился приступ почечной колики и в болях вышел наружу камень. Дед вызвал на дом неотложку, и та привезла его на всякий случай в больницу под наблюдение врачей.

Сначала он лежал на койке, рассказывал в деталях, как ему было больно, но теперь полегчало, доставал из кармана, разворачивал и показывал всем по очереди завернутый в бумажку вышедший из почек розоватый камешек, говорил, что боится повторного приступа и просился у докторов на обследование. Ему пообещали, и он целый день потом ходил по больнице, возвращался в палату, сидел на своей койке и без умолку разговаривал с нами. Говорил все больше о том, что жена его померла два года назад, а теперь он, как перст один, и спрашивал всех, нет ли у кого в семье свободной бабушки, потому что очень уж тяжко жить одному. Все пожимали плечами — ни у кого свободной бабушки не было.

Но на другой день вышел в свою смену врач, который опознал его и сказал, что дед этот уже не первый раз тут болтается с одним и тем же камешком, который, скорее всего, был и не не его даже, а его умершей жены. Что самого его уже несколько раз досконально обследовали и ничего не нашли. А сюда он прорывается со скорой и с жалобами на почечные колики, а на самом деле — чтобы побыть сколько удастся среди людей и передохнуть от тоски и одиночества в своей квартире.

После этого деда стали выгонять из больницы, а он сопротивлялся, не хотел уходить и прятался в туалете. Но в обед не выдержал, заскочил в палату поесть — тут его и отловили. Доесть обед дали, но после с шутками и прибаутками вывели его — почти что под руки — из палаты и даже для верности отвезли на дежурной машине домой.

Все в палате смеялись потом, обсуждая деда. А мне было совсем не смешно. Много лет прошло с тех пор, а этот дед все никак не идет из моей головы.

«Не приведи, Господи,» — думаю я каждый раз, вспоминая его.

Любка

Хорошая девка Любка — может, и не красавица, но покладистая, надежная и работящая — не то чтобы крепкая, а жилистая такая скорее. Сначала все было, как у людей — вышла замуж, родила двоих ребятишек: сына и дочку. Потом муж стал пить и драться — пришлось выгнать, слава Богу, хоть жить ей было где с детьми — старенький деревянный домик на окраине городка остался от матери.

А потом и началось: на железнодорожном переезде погибла под колесами поезда дочка. Оплакав первое свое горе, Любка вышла с сыном второй раз замуж. Новый муж тоже пил, но был тихий и не дрался, хотя и работал всегда в пол силы — потому что был сердечником. Любка родила от него сынишку, и они с мужем стали потихоньку строить новый дом вместо совсем развалившегося старого. Через несколько лет новый сруб уже стоял с почти полностью покрытой рубероидом крышей, когда муж вдруг пропал, неизвестно почему и не известно, куда. Через три дня он всплыл в небольшом пруду на соседней улице, куда ходил за водой для полива огорода. Медики сказали, что у него, видимо, случился сердечный приступ, когда он зачерпывал ведро — упал в воду и утонул — потому еще, что был нетрезвым. Дом был не достроен — в нем был только черновой пол и не было совсем потолка. Жить в нем было нельзя, Любка с двумя детьми зимовала в хлеву вместе с козами, кроликами и курами, которые их кормили и грели вместе с круглой железной печкой-времянкой. Когда старшего сына уже можно было оставить одного, Любка устроилась сторожем на спасательную станцию, куда ездила зимой и летом на велосипеде ночевать с младшим сыном, который из-за недостатка внимания долго толком не мог говорить. Переночевав на работе, Любка на велосипеде гнала с ребенком на раме домой, бросалась кормить старшего, поливать и полоть огород, доить коз, собирать яйца и продавать молоко и яйца соседям.

Она не пала духом и, как муравей, таская по одной доске, достраивала пол и потолок в доме. А потом, на скопленные не понятно как и еще взятые в долг гроши поставила котел и отопительные трубы (заместо батарей — чтоб дешевле). В доме уже худо-бедно можно было жить, но она так уже обвыклась и приспособилась жить в хлеву с животными и железной печуркой, что провела в нем и еще одну зиму. Наконец они переселились в дом и начали понемногу его обустраивать. Жизнь начала налаживаться. Младший пошел в школу и учился говорить. Любка устроилась мыть полы в доме престарелых в подмосковье (в своем городке работы больше не было), куда ездила на электричке — сутки через трое — по три часа в один конец, оставляя детей одних ухаживать за домашней скотиной. Старший поступил в техникум и стал ходить в спортивную секцию по вольной борьбе. Любка радовалась, но оказалось, что тренер готовил из них бойцов для банды рэкетиров. Когда сына послали на первое «боевое» задание, он отказался. Его избили так показательно жестоко, что лицо превратили в сплошное месиво. Он два месяца боялся выйти из дома и забросил техникум. Тут его забрали в армию. Любка опять обрадовалась, думала, что в армии из него сделают мужчину. Но он пришел в армию уже настолько сломанным духом, что это сразу почувствовали и над ним из-за этого так издевались, насиловали даже, что он пытался покончить с собой и попал в психушку, после чего его комиссовали. Но командир ей об этом не сказал и отказывался отпускать его домой, вымогая взятку.

После двух лет, проведенных сыном в психбольницах, ему дали, наконец, инвалидность. Любка собрала денег на какую-то посильную ей очередную взятку, и в техникуме его сначала восстановили, а через год — без занятий и экзаменов — выдали диплом. Но он сказал, что работать не может и сидел дома на мамкиных харчах, покупая себе на свою мизерную пенсию какие-то гостинцы. Любка долго еще за него боролась, но потом устала и махнула рукой — будь, что будет. Она оставила его в покое и сосредоточилась на младшем…

И даже в этом месте я не могу перевести дыхание: за что?! За какие такие страшные грехи предшествующих поколений в своем роду расплачивается Любка? Сколько было этих грехов? Почему все сошлось на ней? Никому не известно. И что будет дальше, тоже не известно. Я с ужасом жду, что с нею будет, и гадаю, что с нею может еще быть. Она же пока не сломлена, все стоически переносит и даже, как ни в чем ни бывало, улыбается. Но все-таки — что будет дальше? Сердце мое замирает от страха за нее…

Храни, Господи, Любку!

И прости нам всем грехи наши тяжкие на этом свете!

Обида

Через несколько домов от моего дома жила миниатюрная кошка-хромоножка — она всегда почти гуляла на улице, безбоязненно подходя к прохожим. Когда они подошла ко мне, я погладил ее и поговорил с ней. Она увязалась за мной, как собачонка, мы с ней погуляли немного вместе, а потом она вернулась к своему дому. Но после этого, едва завидев меня из далека, она со всех лап, не сводя с меня глаз, бежала, слегка прихрамывая, ко мне, и я, тронутый таким вниманием, делал несколько шагов ей навстречу чтобы поздороваться и погладить, даже если мне совсем не нужно было в ту сторону.

Как-то я встретил ее на нашей улице вместе с ее хозяйкой. Кошка при ней подошла ко мне и потерлась об мои ноги. Пришлось объяснять удивленной хозяйке, что мы с ее кошкой дружим и часто вместе здесь гуляем.

Хозяйка в ответ стала мне рассказывать, что кошка эта к ним прибилась не так давно, после того, как умер ее прежний хозяин — одинокий мужчина, который ходил к ним класть камин. Раньше у него была собака, которую он всегда брал с собой на работу. Когда эта собака умерла, он, может быть, предчувствуя свою скорую смерть, или почему-то еще не решился завести новую собаку, а завел кошку. Но по своей привычке к собакам, невольно воспитал ее во всем как собаку. И она тоже стала собачонкой бегать за ним на работу к его заказчикам. Камин был почти готов, когда мужчина умер. В поисках своего пропавшего хозяина кошка однажды привычной своей дорогой пришла к ним домой и там осталась.

Мы с ней продолжали дружить, но однажды мне сказали, что некоторые кошки на нашей улице чем-то болеют. Я на всякий случай перестал на время ее гладить и подходить к ней. Она сначала удивилась, но как-то быстро поняла, что я ее избегаю, тоже перестала ко мне подходить и не бежала уже как прежде навстречу, едва завидев меня из далека.

Но однажды она пришла вдруг на мой участок — чего никогда не бывало раньше — и легла в отдалении от меня под деревом. Она лежала и смотрела оттуда, не отрываясь, прямо на меня. Смущенный этим, я не выдержал и пытался даже заговорить с нею. Но она ни как не реагировала на мой голос, а потом и вовсе поднялась и ушла прочь.

Теперь я больше для нее не существую — она не узнает меня на улице и не обращает никакого внимания.

Такая обида озадачила меня. Размышляя над этим, я пришел к выводу, что она, скорее всего, обиделась не на меня, не на мое предательство нашей с ней дружбы, а на предательство своего пропавшего друга-хозяина, которого она во мне неожиданно нашла и так же неожиданно потеряла. А из-за меня она пережила эту потерю дважды.

Потеря

У товарища в автомобильной аварии погиб сын. Мы ему очень сочувствовали, но стали невольно избегать его.

Словно несчастье заразно.

Проблеск

— Иногда ты бываешь так нетерпима и так набрасываешься на меня по любому поводу, что я начинаю бояться, что у тебя есть любовник. А иногда ты бываешь так добра и внимательна ко мне, что я опять начинаю бояться, что у тебя есть любовник, — сказал муж.

— Что? Что? — заинтересовалась вдруг жена.

Он понял, что она, как обычно, пропускала его слова мимо ушей, и только уловив в этих словах что-то, что могло быть важно для нее, спохватилась и переспросила.

Муж все повторил. Она, внимательно выслушав, с деланной небрежностью проворчада что-то вроде: «Ну, что ж ты все боишься чего-то?..»

Было видно, однако, что она заложила услышанное себе за щеку, чтобы потом достать и помусолить это наедине.

Удача

В сентябре было пасмурно и все шли дожди. Но однажды утром после дождливой недели неожиданно вышло солнце, и мы все бросились в огород копать картошку. Работали, торопясь и боязливо поглядывая временами на небо — не пошел бы опять дождь. Но к вечеру, порядком устав, все благополучно закончили. Присев устало на лавку, мама, глядя на спокойно заходящее солнце, сказала:

— Вот какой день отстоял — как украли…

Соседка

При встрече на улице со своей пожилой соседкой я любезно спросил, как обычно, про ее здоровье. Она рассказала коротко про болезни, надеясь — ввиду наших хороших отношений — на мое сочувствие, и добавила в заключение:

— Теперь, наверно, будет все хуже и хуже…

«Эк, спохватилась» — подумал я, а вслух сказал первое, что пришло в голову:

— Ну, конечно — не бывает ведь в нашем возрасте так, чтоб было все лучше и лучше.

Она уже тронулась было идти, куда шла, но, пораженная моими словами, остановилась на секунду, и повторила самой себе:

–…Да, все хуже и хуже…, — и в задумчивости пошла дальше.

А дело было в том, что с полгода назад она схоронила своего деда, с которым прожила более пятидесяти лет. Жили они мирно, можно сказать, в любви и согласии, но у него был от природы более сильный характер, и невольно, сам того не замечая, он по мужски слегка придавливал ее с самых молодых лет, хотя и любил по-своему. После его смерти она, погоревала — погоревала о нем, но потом, как-то заметно со стороны, вдруг приосанилась — расправила плечи и подняла голову. Пришедшая нежданно-негаданно свобода понравилась ей, она в понемногу вошла во вкус и теперь прикидывала, сколько еще сможет так по-новому пожить.

Скука

— Ты что, проголодался? — спросили его.

— Нет, — ответил он, подумав, — я ем просто от скуки…

Голова

Теща моя, когда была чем-то недовольна, говорила своему сыну и его жене:

— У вас на двоих одна голова умная, да и та моя.

Излом

Коллега по работе — из молодых — рассказал мне, что приютил как-то он своего друга — со студенческой еще скамьи — у себя на квартире. Тому пришлось в спешке уйти из дома от бывшей жены, и ночевать ему тогда было совсем негде. Постелили ему раскладушку на кухне, потому что в единственной в их однокомнатной квартире комнате спал он сам — со своей женой и ребенком.

Друг искал съемную квартиру, но что-то затянул с поисками и, пока суть, да дело — соблазнил его жену. Он обо всем догадался, «друга» выгнал. А жена стала каяться, мол, нечаянно влюбилась… Но через несколько дней взяла за руку ребенка и ушла жить к другу.

Месяца через три, однако, она вернулась. Он безропотно и без упреков принял ее и изо всех сил старался вернуть их прежнюю семейную жизнь, потому что до этого они жили с ней «душа в душу, ну, душа в душу!» Он очень любил ее и раньше, до того, как это все случилось, думал, что и она его тоже любит.

Но, пожив с ним пару месяцев, она снова ушла, взяв с собой и ребенка. Ушла, однако, не к любовнику — они расстались, как оказалось, раз и навсегда — а ушла в никуда, просто ушла от него. Не захотела с ним больше жить после новой своей любви.

Он тосковал по ней, потом даже женился на другой женщине, но это, по его словам, было уже не то…

Женщины

На какой-то светской вечеринке известная своей манерностью и красотой дама, подходя к группе других дам, сказала, показывая взятое с чайного столика оригинальное пирожное:

— Смотрите, девочки, что я нашла. Я считаю, что все в жизни нужно попробовать…

— В сорок пять она собралась все попробовать — я уже в восемнадцать все попробовала, — заметила ей другая дама, известная своей натуральной простотой и бойкостью.

–…Я думаю, ты еще раньше все попробовала, — последовал после секундной паузы ответ.

Дети

На утреннике в детском садике воспитательница вышла на сцену в платье, покрытом желтыми листьями, и с корзиночкой, тоже наполненной желтыми листьями.

— Кто я, дети? — спросила она.

— Еле-на Михай-ловна — дружно и с готовностью ответили дети.

— Не-ет, дети, я — осень, — не моргнув глазом, поправила их воспитательница.

Читатель

Он читал Льва Толстого с перерывами: прочтет несколько страниц и откладывает книгу — настолько плотно написано, что он чувствовал себя переполненным, нужно было перевести дух и придти в себя.

В поиске

После школы они с подругой уехали из своей деревни в районный центр учиться в техникуме. Когда она заканчивала техникум, двоюродная тетка прислала ей письмо, в котором звала после диплома приехать на работу в свой городок, где у нее на примете был для нее неплохой жених — сын директора предприятия средней величины, ее ровесник и тоже приближающийся к принятому тогда возрасту женитьбы. Она поехала в тот городок по распределению и прихватила с собой землячку-подругу. После не то чтобы бедной, но скудноватой деревенской жизни у своих родителей она искала себе в городе долю получше. Ну и подруга ее не хотела от нее сильно отставать.

Жених был и правда не плохой, и родители его, действительно, с достатком, но любовь как-то не сложилась и до женитьбы дело не дошло. Тогда она пристроила к нему свою подругу, а сама взялась за его приятеля, у которого отец, как оказалось, был директором треста городских столовых. Тогда это была очень хлебная должность, и в своих фантазиях она рисовала себе достаток его семьи гораздо более яркими красками. Дружба их складывалась успешно на этот раз, и когда через полгода после их знакомства она пришла к нему в дом знакомиться с родителями, то была обескуражена, оглядывая довольно обыкновенное внутреннее убранство: «Ну, и где же все это?..» — читалось на ее лице. «Отец у меня очень скромный человек» — пояснил сын, видя ее недоумение.

Но делать нечего — все уже шло к женитьбе, а богатства, наверное, в закромах — из осторожности, решила себе она, и вышла замуж. Но богатства — какие бы они ни были — из закромов доставать не спешили, и ей пришлось вертеться, делать карьеру и обеспечивать себя и свою семью самой. Ну, еще и направляла твердой рукой мужа, чтобы и он не забывал нормально зарабатывать.

Подруга же ее тем временем вышла замуж за уступленного ей жениха. И дети родились, и вроде бы все было нормально, потому что претензии по материальной части у нее были скромнее. А беда пришла откуда не ждали. В деревне в семьях принято было все время и за все бранить и поносить мужей, «чтоб сильней любили» и слушались. Этот шаблон семейных отношений прочно утвердился в сознании обеих подруг, сколько их не пытались разубеждать их знакомые и родня — «городские». Муж второй из них очень плохо переносил ругань в свой адрес и закатывал скандалы. Сначала на словах, а потом и с рукоприкладством. Его отец пытался увещевать невестку, говорил, что сын его такой человек, что любит, чтоб его «подхваливали», и этим можно бы воспользоваться. Невестка вроде бы и понимала, но не могла через себя переступить, ведь она видела, как ее мать всю жизнь устраивала выволочки отцу, и хорошо все жили.

Как-то раз она за общим семейным ужином рассказывала про своего попугая:

— Такой драчун! Когда хорошо с ним говоришь — и он такой хороший. А чуть прикрикнешь — и пошло с него…

— Мне с тебя смешно, — заметил свекор, — ведь это можно было бы применить и к человеку.

Но жена сына была непреклонна. И муж, не перенеся постоянных скандалов, стал пить от обиды. Дальше — хуже. Дело в конце концов дошло до развода с разделом имущества.

Подруга ее тоже бранила по-деревенскому обычаю своего мужа, но тот оказался более устойчивым к ругани — хотя и переживал. Но терпел всю жизнь и не запил.

Глаза

У него были уже две взрослые замужние дочери, когда его увела из семьи симпатичная женщина, моложе него на пятнадцать лет — ему было пятьдесят, а ей — тридцать пять. Он не очень то и сопротивлялся, потому что она ему нравилась и ему было лестно, что у него теперь такая красивая и молодая жена.

Новая жена была единственной дочерью у своих родителей, которые были людьми среднего достатка и обеспечили дочку в свое еще время отдельным жильем, чтобы облегчить ей выход замуж и устройство личной жизни. Все семейные деньги держала мать, которая, хотя и рада была, что дочь наконец вышла за муж, но относилась к нему настороженно и в денежных вопросах не очень ему доверяла. С отцом у него сложились напротив — доверительные отношения на почве того, что он тоже побаивался свою жену и потому недолюбливал ее. Чтоб досадить ей он все время подначивал зятя: «Ты знаешь, сколько у нее денег? Она недавно все окна поменяла на новые — пластиковые. Полмиллиона отдала, не меньше, не моргнув глазом. Проси у нее на машину, скажи — для дочери. Для дочери она должна дать.» Он так и сделал и скоро пригнал из салона новенький внедорожник. Он уже представлял себе, как будет на глазах у друзей и знакомых выходить из внедорожника с молодой красивой женой, но теща вдруг сказала, чтобы он поставил новую машину возле ее дома. На вопрос зачем, она ответила: «Там ей будет лучше». И пришлось ему снова гонять на своей видавшей виды иномарке. Он жаловался друзьям и знакомым: «Что же она не хочет для своей то дочери?» Друзья и знакомые пытались объяснить ему, что для дочери-то она хочет, но не хочет, чтобы для него. Он этого не понимал и продолжал жаловаться.

Потом жена предложила купить в ипотеку загородный дом — родители давали деньги на первоначальный взнос с условием, что дом будет зарегистрирован на ее имя. В целях экономии дом купили недостроенный — только стены и крыша. Он ей сказал: «Раз дом и ипотека на тебя — ты и устраивайся на вторую работу, а я вместо работы буду дом достраивать.» На том и порешили. Он с головой ушел в строительство, она — в работу. На тяжелые работы он пытался привлекать зятьев — мужей двух своих дочерей из первой семьи. Старший зять как мог увиливал, но младший был совестливее и приезжал по выходным помогать. Но потом и он стал появляться на участке с перерывами, поскольку и у него были свои дела.

Как-то раз, не дождавшись зятя, он попытался в одиночку поднять на толстостенный сруб бани край очередного увесистого бревна и у него от перенапряжения потемнело в глазах. Он почти ослеп на какое-то время. Соседи отвезли его в город. В глазной больнице сказали — дело серьезное, отслоение сетчатки, надо лечиться. После каких-то процедур зрение вернулось, хотя и не полностью, но о поднятии тяжестей ему сказали забыть навсегда, а не то снова ослепнешь. Он залег в глазную больницу на месяц, чтобы закрепить лечение. Жена приходила его навещать — все такая же красивая, заботливая, приносила домашнюю еду и фрукты. Но он сильно забеспокоился — что с ним будет дальше? Будет ли он нужен таким калекой? По нескольку ночей подряд не спал, по ночам выходил из спящей палаты в больничный коридор, часами бродил там и все думал, думал.

В глазной больнице все в основном меняли хрусталики и лежали по три дня, а он один лежал здесь несколько недель. Люди в палате все время менялись и он мог рассказывать свою историю снова и снова — все время новым и новым людям. Люди как правило сочувственно выслушивали, пытались помочь советами или таблетками от бессонницы, а потом выписывались и исчезали. Но на их место приходили новые, он выбирал из них кого по добрее или поумнее лицом и рассказывал свою историю снова и каждому — по нескольку раз, заглядывая им в глаза и ища в них ответы на свои вопросы.

Мальки

В конце лета в реке подрастают мальки, которые весной вылупились из икринок. Теперь они уже представляют интерес для окуней. Если стоять на берегу и смотреть на водную гладь, то можно увидеть, как вдруг в одном месте ни с того ни с сего выпрыгнет из воды на воздух разом, как по команде, стайка мальков и через секунду также разом падает назад в воду. Объясняется это удивительное явление просто: на стайку мальков под водой налетает наглый разбойник окунь, чтобы сожрать одного из них, а мальки по врожденному своему инстинкту выскакивают на секунду из воды, чтобы атакующий окунь пролетел под ними мимо. И ведь он тупой пролетает.

Кости

Мастер отчитывал своего молодого помощника:

— Вот зачем ты выбрал себе такую худую девчонку?!

— А что?

— Как что — ты костлявый, она костлявая — грохоту будет, как на железной крыше…

Балкон

Был у нас в штате на предприятии инженер-строитель. И вот как он любил рассказывать про себя:

— Когда я был прорабом, строили мы жилые дома-многоэтажки. Один раз поставил я треснутую бетонную плиту, как балконную. И вот с тех пор, как иду мимо — все смотрю, не обвалилась ли. Вот какой я человек — другой бы и думать забыл, а я все переживаю.

Отец

Соседки по подъезду одного дома родили в один год — одна девочку, а вторая — мальчика. Девочка родилась в полной семье — с мамой и папой, а мальчик родился без отца — отец был уже женат на другой женщине и когда мать мальчика сказала ему, что беременна, он, конечно же, ей сказал, что и его жена только что объявила ему о своей беременности, и теперь он не может уйти от нее и бросить в таком положении — «Вот если бы ты забеременела хоть на месяц раньше, то тогда бы, конечно, а так нет, не могу.» Любовница верила и всем рассказывала, что вот он бы женился на ней, но такая досадная ситуация… Поскольку была она уже в зрелом возрасте, то ребенка решила оставить в надежде, что любимый человек, когда увидит, то обязательно полюбит своего сына. Но мужчина после рождения сына все время держал дистанцию, не подпуская к себе мальчика, а потом даже запретил ему называть себя папой, чтоб чего не вышло. Мальчик, когда стал подрастать, очень переживал, что папа не разрешает называть его папой.

Особенно обидно ему было смотреть, как носит на руках соседскую девчонку-сверстницу ее отец. Он даже терся возле ее отца, чтоб тот заметил его и увидел, что он лучше нее и мог бы стать ему очень хорошим сыном, не то что она. Девчонка совершенно не заслуживала иметь такого папу. Он ее ненавидел так, что не мог терпеть. Дело осложнялось еще и тем, что ему пришлось ходить с ней в один детский сад, в одну группу, а потом и в одну школу, да еще и матери их дружили и водили их в гости на дни рождения друг к другу. Ему приходилось изображать детскую дружбу, и тем сильнее становилась скрытая ненависть к ней в его груди. А она, дура, ничего не понимала и по простецки дружила с ним. Матери просто умилялись на их дружбу. Он пытался сорвать свою злобу толчками исподтишка. А однажды, когда они играли в снежки, он слепил снежок с камнем внутри и кинул, метя ей в лицо. Но камень попал ей в лоб и она отделалась только синяком. Все списали это на детское недомыслие и не придали значения. После этого он стал вынашивать планы убить ее. Но годы шли, а замысел не удавался. Он даже делал какие-то приготовления, потом несколько раз примерялся, но решимости и смелости до конца не хватало.

Ненависть его к ней прошла только когда он уже пришел из армии, женился на другой девушке, у него родился сын и он стал своему сыну хорошим отцом, чтобы не было у мальчика такого отца, какой был в детстве у него самого. А вместо ненависти к соседке осталась только неприязнь, которую за редкостью их встреч ему не трудно было скрывать.

Пес

Поехали мы как-то по осени на утиную охоту. Отовсюду слышались выстрелы и к нам прибился чей-то молодой веселый пес. Когда мы стали уезжать, он бежал за нами с таким упорством, что нам пришлось подобрать его и взять к себе в машину. Жили мы в частном доме за городом и места всем хватало. Но однажды наш новый пес в благодарность за нашу доброту радостно принес и проложил нам на крыльцо нашу же курицу, пойманную и задушенную им в нашем загоне для кур. Мы расстроились и от греха подальше решили вывезти глупого молодого хулигана в наш провинциальный городок, где он, как мы думали, мог бы, наверное, найти своих утерянных хозяев.

Но через день приехал из города наш сын-студент, который успел уже в прошлый свой приезд с ним познакомиться и даже привез ему какое-то угощение.

— А где же пес? — спросил он.

Мы сказали, что за провинность отвезли пса в город.

— Не думал я, что вы способны на такое… — сказал нам сын.

Мы всю ночь не спали, а на утро сели в машину и поехали в город. Не надеялись найти, но к нашему удивлению на той же площади, где мы его оставили два дня назад к нам сразу почти подбежал наш пес, радостно виляя хвостом. Мы взяли его к себе и теперь он живет у нас.

А кур не трогает. Совсем.

Записки молодого человека

Повесть

Трагически и нелепо погиб человек, парень двадцати двух лет. Дело было на кабаньей охоте. Кто-то из группы охотников, рассыпавшихся по лесу, неловким выстрелом подранил матерого кабана. Охотники знают, что нет страшнее зверя, чем раненый кабан, Рассвирепевший от боли он кидается на человека, и горе тому охотнику, который промахнется второй раз.

Подраненный кабан на какое-то время исчез из виду, а потом совершенно неожиданно выскочил на просеку метрах в ста от паренька. Один из охотников рассказывал, что все происходило на его глазах. Он стоял в стороне от просеки, парень был ему хорошо виден, а кабан, тараном несшийся по прямой, как стрела просеке на паренька, лишь время от времени мелькал в просветах между деревьями и кустами. Охотнику было неудобно стрелять. Но он все таки выстрелил и промахнулся. Парень же, по его рассказу, неподвижно стоял на просеке и, прицелившись, вел кабана на мушке, подпуская поближе. Охотник был уверен, что он выстрелит. И лишь когда кабан был уже метрах в пятнадцати, почувствовал что-то неладное: слишком уж парень был спокоен и стоял, как будто не целился, а задумался о чем-то. Дальше все было как в кошмарном сне. Парень довел кабана на мушке почти до самых своих ног, но так и не выстрелил. А когда подоспели люди, было уже поздно.

Никто не мог понять, что с ним случилось? Почему он не выстрелил? Первым делом осмотрели ружье. Оно было исправно, курки взведены. Кто-то высказал предположение, что от волнения парень нажимал пальцем не на спусковой крючок, а на скобу вокруг крючка — это бывает даже с опытными охотниками. Но тогда парень, видя, что выстрела нет, должен был бы проявить хоть какие-то признаки беспокойства. По рассказу же очевидца, он даже не шевельнулся до самого последнего момента. Следователь, который вел это дело, написал в заключении «несчастный случай», но по секрету сообщил мне, что подозревает самоубийство. Я сказал, что слишком уж странный способ покончить с собой. Тогда следователь показал мне записки молодого человека, которые якобы объясняли в какой-то степени случившееся.

Вот эти записки.

1

Я как-то задумался, почему у меня — сколько я себя помню с детских лет — никогда не было никаких прихотей?.. Почему я никогда не был глупым, я хочу сказать, глупым ребенком? Я не могу сказать про себя: «Ах, каким глупым я был!» Я всегда был умным. Я всегда был таким, какой я сейчас, я хочу сказать, я всегда думал так, как сейчас. Мне это смешно. И странно. По-моему, все счастье детских лет заключается в безответственности. Я этого не знаю, но это должны знать другие.

Есть люди, которые совсем не думают за себя даже. И есть люди, которые не выносят этого и думают не только за себя, но и за других — вот я и есть такой, и в том все мое несчастье.

В детстве я был серьезным и вдумчивым ребенком. И первыми моими думами были думы о том, что все живущие на свете имеют свои обязанности: и кошки, и собаки, и люди, и дети — все. Я был ребенком, сыном своих родителей, и мои обязанности заключались в том, чтобы быть хорошим ребенком, хорошим сыном своим родителям, не огорчать их, а наоборот, всячески радовать своими положительными качествами.

Но было бы, наверное, еще полбеды, если бы думы мои не шли дальше этих детских обязанностей и забот. Меня же почему-то заносило еще и в обязанности и заботы взрослых, и вскоре я увяз в них по уши. Начиналось все это очень невинно и для взрослых даже забавно. Как-то мама раскрыла пошире белый полотняный мешочек с кусковым сахаром, который стоял у нас в буфете и в который мы обычно, не глядя, запускали руку, чтобы достать пару кусков к чаю, и с недоумением обнаружила, что среди целых кусков там попадалось изрядное уже количество обкусанных половинок. А дело было в том, что однажды я слышал, как мама жаловалась, что «сахару не напасешься». Наверное, именно тогда впервые я обременил свою бедную головушку думой о семейном бюджете, а сердце — сочувствием к своим родителям, поняв, как бьются они, чтобы вырастить нас с братом и прожить самим. И я стал экономить сахар: изгрызу не два, как обычно, а полтора, а то и пол кусочка сахару со стаканом чая и кладу втихомолку оставшуюся половинку обратно в мешочек. Но в следующий раз брал снова целый кусочек, а половинки не трогал, чтобы видней была экономия. Это было для меня чем-то вроде игры. Причем никаких корыстных мыслей у меня тогда не было, я даже не думал о том, что это могут заметить. Когда же все-таки заметили, мне почему-то вдруг стало как-то неловко и даже стыдно, как будто меня поймали на чем-то не то что нехорошем, но не очень красивом. Мне казалось, что именно так это выглядит со стороны, и ожидал, что родители сейчас пристыдят меня, но они почему-то ничего не сказали, только посмеялись между собой, и ощущение неловкости и стыда тотчас исчезло. После этого я уже на их глазах, открыто и даже напоказ тянулся к мешочку и клал туда оставшуюся половинку. Им это казалось забавным. Никто же не знал, чем это грозит для меня и во что выльется.

Но сахар еще что — с деньгами было хуже. Естественно, зарабатывать деньги я тогда не мог, но забота о семейном бюджете прочно засела во мне. Гораздо чаще, чем о сахаре, я слышал жалобы матери на нехватку денег. То их не хватало вообще, то на что-нибудь конкретное. Родители садились за стол рассчитывать, выкраивать, пересчитывать, а я тихонько терся где-нибудь поблизости и впитывал в себя эти расчеты, как губка. А потом, следя за редким появлением новых вещей или даже продуктов в доме, делал свои пересчеты и болел, болел душой за каждую копейку.

В этом я был полной противоположностью своему брату, который был старше меня на два года. Брат и в голову не брал таких мыслей. Если ему хотелось лыжи, он просил лыжи, новое пальто — просил пальто, и не просто просил, а с моей точки зрения, совершенно бессовестно клянчил до тех пор, пока ему не уступали.

Я ничего не просил, хотя мне тоже многого хотелось, но просить не позволяла совесть: меня бы загрызли думы о том, каким тяжелым ударом было бы, к примеру, новое пальто для меня по семейному бюджету. А потом, всякие просьбы были бы, наверное, бессмысленны, ведь мне была уготована участь всех младших братьев — донашивать вещи старших. С годами мама привыкла к тому, что я никогда ничего не прошу купить, и не покупала. Особенно страдал я от этого в старших классах. Мама думала, что такой умненький, серьезный мальчик, как я, не интересуется нарядами, что он выше тряпок. «Он у меня не привередливый, что дашь, то и наденет,» — говорила она соседке. Ох, в какое бешенство вгоняла меня потом эта фраза, но я молчал.

Примерно также, только еще хуже получалось и с карманными деньгами. Брат клянчил деньги, да ему и так давали — на кино, на праздники, а мне не давали. Не давали сначала потому, что рядом с братом я по контрасту всегда оставался «маленьким», в смысле, слишком юным, для того, чтобы иметь карманные деньги. Я рос, но рос и брат, а потому я все ходил в «маленьких». Родители забывали, что брату в моем возрасте уже давно давали деньги. Наконец, стали предлагать и мне. Но не тут-то было! Деньги были нужны, но… я скромно и упорно отказывался от протянутого рубля — брать мне уже не позволяла роль скромника, в которую я влез по уши. А потом я тайком вынимал из кошелька матери или выворачивал из карманов отца по пятнадцать — двадцать копеек и постепенно набирал необходимый рубль. Получалось, что и рубль не взят и деньги у меня есть. Конечно, меня мучила мысль о том, что я поступаю нехорошо, но зато утешала мысль другая, о том, что таким образом я избавляю своих дорогих родителей от неприятности тратить на меня рубль. И что за нелепая была мысль! Наверняка, родители относились к этому не как к неприятности, а как к необходимости. Да я вовсе и не считал своих родителей скупыми, и сам я не был скрягой. Просто это было застарелое, въевшееся желание доставить родителям, намучившимся в прошлом из-за копейки, удовольствие от сознания того, что вот не пришлось тратить рубль, и рубль остался цел, а если я этот рубль возьму незаметно для них, вынимая по пятнадцать — двадцать копеек из кошелька, то они об этом не узнают и никаких неприятных чувств не испытают.

Я заразился от взрослых хозяйственной заботой о будущем, все старался сделать так, чтобы пусть сейчас будет немножко поменьше хорошего, зато немножко хорошего останется на потом. В довершение ко всем своим несчастьям я был еще и добросердечен, прежде всего я думал о других, потом уже о себе. Брат же мой был эгоист, себялюбец и жил сиюминутными удовольствиями — легко и беззаботно. Так вернувшись однажды домой, мы с братом нашли на столе только что принесенный мамой из магазина кусок халвы, и брат тут же принялся уплетать эту халву за обе щеки, а я стоял и ныл около него, уговаривая его только попробовать немножко, если уж так хочется, и не есть больше, потому что, если мы много съедим сейчас, то на ужин, когда все соберутся и захотят попить чаю с халвой, халвы будет уже мало и всем не хватит. Но брат не мог утерпеть, ел халву, отмахивался от меня и еще смеялся надо мной. Не имея на него никакого влияния, я не выдержал этой муки и ушел в другую комнату переживать за халву и все прикидывал, много ли он успеет съесть, пока не придет наконец мама. Потом приходила мама и начинала ругать брата за съеденную халву, но брат довольно таки спокойно переносил эту ругань, а после шел ко мне и в пол голоса дразнил меня и смеялся надо мной. Он думал, что меня удерживала только боязнь ругани.

Конец ознакомительного фрагмента.