Побег из ссылки. Мемуарная повесть

Юрий Филиппович Луценко

– Ты думаешь, они могли нас снять с поезда? – А ты хочешь сказать, что тебе не так подумалось? – ответил вопросом на вопрос сердито. Потом добавил: – Они всё могут. От них всего можно ожидать. Это их государство, тут их власть, их законы. А потом трое суток в пути. Трое суток ощущения внутренней, почти полной свободы.

Глава 5

Мы из Томска уезжали вместе с моими родителями. Как вполне взрослые, самостоятельные люди: купили в кассе билеты, заняли целое купе первого класса и почувствовали себя — четверо взрослых с тремя малышами — необыкновенно приятно в замкнутом пространстве тесного, расширенного зеркалами уюта.

А когда поезд отошел от Томского перрона, я, с отцом молча, со схожим мироощущением, не скрывая друг от друга удовлетворения, переглянулись и отвернулись от окошка, потеряв всякий интерес к вечерним сибирским пейзажам.

— Ну, слава тебе, Господи! — отец пробормотал с облегчением.

— Ты думаешь, они могли нас снять с поезда? —

— А ты хочешь сказать, что — тебе не так подумалось? — ответил вопросом на вопрос сердито. — Потом добавил: — Они всё могут. От них всего можно ожидать. Это их государство, тут их власть, их законы.

А потом трое суток в пути. Трое суток ощущения внутренней почти полной свободы.

Старшие ребята вели себя мудро, как опытные дисциплинированные путешественники. Младшая — Любушка — сразу же освоилась в вагоне и стала очень быстро баловницей не только нашего укрупненного семейного коллектива, но и бригады проводниц. За трое суток мы перезнакомились и подружились и с пассажирами из соседних купе. Дети беспокойства не доставляли, после сибирских будней их интересовало все кругом и в вагоне, и в большом мире — за окнами. Только за Любой нужен был постоянный, хоть отдаленный контроль. Она вела себя очень активно, подчас, даже по-детски беспардонно, пользуясь добрым чувством взрослых. Неожиданно вдруг она оказывалась в купе проводниц, или среди молодых ребят соседей. Ей только недавно в начале июня исполнилось всего два года, но она уже разговаривала и могла выразить свои пожелания.

Много лет потом, вспоминая прошлое наше путешествие, кто-нибудь с умилением пытался копировать жалобную просьбу засыпающего ребенка:

— Дедуська! Дай Бубуське молока!

Она еще не разобралась в степени родства своих прародителей, путала их звания. И с удовольствием, без всякого стеснения, несмотря на запреты, как должную подать собирала гостинцы от соседей.

И, может быть, именно от нее начиналось ощущение удивительного комфорта в нашем временном маленьком мирке перенаселенного, но совсем не тесного для нас купе.

Женщины дружно хлопотали над устройством быта, в этом ощущался всеми залог оптимизма будущих дружеских взаимоотношений. А отец с некоторым даже озорством, плутовато поглядывал на меня. И, было тогда только чуть-чуть, совсем немножечко тревожно на душе.

Мы сами себе так нравились! Ведь мы решились! Мы бежали из Сибири!.