Западный поход

Юрий Торубаров, 2018

XIV век. Великое Московское княжество периода правления Симеона Иоанновича, сына Ивана Калиты. Князю приходится решать множество самых разных вопросов: взаимоотношения с митрополитом, междоусобица князей, отношения с Ордой, с западными соседями в лице Литвы и Тевтонского ордена, ищущими союзников для нападения на Московию. Возникли и серьезные личные проблемы. Между тем князь Андрей Пожарский и бояре Андрей Кобыла и Роман Ослябя рассказали великому князю о своем намерении отправиться на поиски великой христианской святыни – Чаши Грааля. Заручившись его поддержкой и получив благословение преподобного Сергия Радонежского, друзья отбывают во Францию, где их ждут неожиданные встречи, суровые испытания и необыкновенные приключения.

Глава 7

— Глянь-ка! — Подъехавший Камбила толкнул в бок задремавшего Егора.

Тот открыл глаза и, ничего не понимая, смотрел на товарища.

— Ты гляди, гляди. — И он рукоятью плети показал в сторону.

Там Егор увидел пятиствольную березу, два ствола которой переплелись между собой. Такое встречалось очень редко. Но дело было не в этой диковине. Ее они видели, когда первый раз пробирались в Москву.

— Москва близко! — полудетским обрадованным голосом проговорил Егор.

— Да! — кивнул Камбила и спросил: — Как ты думаешь, може, мы их оставим? — Он кивнул на обоз, тащившийся за ними. — А сами до князя? А? Тут, думаю, опасности больше нет.

Егор сдвинул назад головной убор.

— А че, давай! Куды-то селиться надоть! Вот князь и подскажет.

Камбила задумался. Потом сказал:

— А я думаю, че мы у князя про ето не будем спрашивать. Сами поищем. Нашли же в Новгороде. А еслиф спросит — другое дело.

Взяв пару человек связными, поскакали вперед.

В Москву въезжали через Тверскую слободу.

Вскоре копыта лошадей застучали по мосткам Белого города. Они вступили в царство Кузнецкой слободы. Свое название она подтверждала свойственным ей запахом каленого железа, дымом из кузнечных горнов, громом молотов вперемежку с крепкими словами кузнецов. Вскоре слобода осталась позади, и они подъехали к реке. Миновав Неглинку по льду, выехали на берег, и оказалось, что им надо переехать еще одну реку, Москву. Перед ними, на другой стороне, возвышался Кремль. По реке туда и обратно сновал народ. Были и конные.

Переглянувшись, Камбила и Егор вывели коней на московский лед. Дорога была наезженная. Прибитый снег не давал конским копытам скользить. Благополучно миновав реку, они въехали на Подол. Весь берег был завален лодьями, кербатами, учанами, паузками, стругами. Одни занесены снегом, над другими хозяева начали трудиться, перевернув их днищем вверх. Ближе к Кремлю — какое-то стихийное базарище. Но глядеть на него — нет времени. Солнышко уже выбирало место для ночлега. Видно, как люди начали подтягиваться к церквам на повседневную вечерню.

Когда они въехали в Кремль и подъезжали к Успенскому собору, им встретился сам великий князь Симеон Иоаннович. Он шел, держа за руку мальчика лет десяти, в окружении бояр. Они его сразу узнали, съезжая с дороги в снег. Князь прошел мимо, скользнув по ним безразличным взглядом. Пройдя несколько шагов, он вдруг остановился и, оглянувшись, стал пристально всматриваться во всадников. Те не знали, что делать: слезать с коней и идти навстречу или… Но действия князя сами подсказали, что делать. Он наклонился к сыну, что-то сказал ему на ухо, развернулся и, улыбаясь широкой, доброй улыбкой, пошел им навстречу. Что тем оставалось делать? Бояре, остановившись, с удивлением смотрели ему вслед.

Встретившись, князь поочередно обнял их и, по обычаю, коснулся их щек. Это был великий знак. Поприветствовав прибывших, он отступил на шаг и, оглядев по очереди каждого из них, с улыбкой спросил:

— Совсем?

— Совсем, великий князь, — выдохнули они.

— Вот и хорошо! Я вернусь, — он показал на церковь, — и мы поговорим. А сейчас идите ко мне. Где мои хоромы, знаете.

Оставив своим сопровождающим коней, ободренные такой встречей, они направились к княжеским хоромам.

Сами того не зная, они почему-то пользовались у князя особым расположением. Это показал вечер, когда он с ними отужинал. Этого мало кто удостаивался. Но ни жены, ни детей с ним не было. Расспросив, как они доехали, князь поинтересовался, как в Новгороде отнеслись к их отъезду. Пришлось все подробно рассказывать. Князь слушал внимательно, иногда хмурился.

Гостям стало понятно, что князь, принимая их от всего сердца, все же не хочет ссориться с новгородцами. Узнав о встрече Егора с Андреем, князь смеялся от души. Отсмеявшись, сказал:

— Надеюсь, что все обойдется. Я вас в обиду не дам.

Словно вспомнив что-то, взял колоколец и позвонил. Тотчас появился юноша и, склонившись, произнес:

— Слушаю, великий князь.

— Позови ко мне дьяка.

Удивительно, но Нестерко появился так быстро, словно дожидался приглашения за дверью.

— Петр, — повернувшись к вошедшему, произнес князь, — устрой на ночлег моих гостей. А где… э… жены? — Он обернулся к гостям.

— Моя там… в кибитке. А он, — Камбила кивнул на Егора, — пока… холост.

— Ниче, — подмигнул ему князь, — такому мы быстро найдем женку. Жену забери, — сказал князь Камбиле. — Остальным, где располагаться, покажет Петр. Да… еще, — он глядит на Петра, — завтра покажешь ему, — он кивнул на Камбилу, — землю рядом с Несторовичем. Пущай начинает строиться!

Место было удивительно хорошим. В черте Белого города, там, где Неглинка впадает в Москву-реку. Прямо напротив Кремля. Камбила потом оценит это место.

— Ну, — князь поднялся, давая этим понять, что встреча окончена, — на сегодня хватит. Отдохните с дороги. Если хотите, Петр вам мыльню устроит. А завтра будет повстречанье. — Он подошел к ним и каждого прижал к груди.

Петр оказался мужиком толковым. Больше половины людей Камбилы сумел разместить под крышей. Истопил им и мыльню, чему приезжие были весьма рады. На следующий день, едва солнце поднялось над Успенским куполом, Петр был уже у Камбилы и Егора.

— Давай, давай, — быстро заговорил Петр, — едем место смотреть!

Когда он вышел, Егор бросил ему вслед:

— Ишь, какой деловой! Даже с дороги отдыха не дасть.

Когда они вышли, у крыльца стояла тройка лошадей, запряженная в розвальни. В них лежали тулупы, под ними — бочонок с брагой и закуской. Петр все предусмотрел. Догадлив. Гости только улыбнулись. Под колокольный звон тройка лихо промчалась по кремлевской площади, разогналась на Подоле и в один дух одолела Москву-реку. Колоколец способствовал скорости. Люди, заслышав его, разбегались в стороны, а собаки прятались в подворотни.

И вот они на месте. Рядом — высокий бревенчатый забор, скорее, крепостной частокол. Петр, сбрасывая с плеч тулуп, показал головой на это укрепление и сказал:

— Хоромы Родиона Несторовича.

И пояснил:

— Киевский боярин, перешел на сторону московского князя Даниила со своими людьми. Как ты… — Он подмигнул Камбиле и продолжил: — Родион спас молодого князя Иоанна Данииловича от смерти. Когда московский беглец, боярин Акинф, предался тверскому князю Михаилу, он уговорил того напасть на Иоанна, пока старшего брата, Юрия Даниловича, княжившего на Московии, не было дома. Михаил согласился и дал боярину войско. Молодой же Иоанн оказался храбрым княжичем, не испугался предателя. Но силы были неравны. Тогда, видя, что Акинфий может одолеть его, он послал за помощью. Первым прибыл Родион. Он разбил тверское войско и убил предателя. За это получил место. Князь сказал ему:

— Ты будешь всегда перед моими глазами.

Этот рассказ, выслушанный новгородцами с большим вниманием, обрадовал Камбилу: быть всегда перед глазами князя… Глаза его заблестели.

— Сколько я могу… занять?

— А! Щас.

Петр вытащил из-под соломы топор. И, утопая по колено в снегу, срубил молодую березку. Убрав ветки, подошел к Камбиле:

— А ну, растяни-ка руки!

Камбила не без удивления выполнил Петрову просьбу. Тот, отметив от колена до точки, где кончалась поднятая рука, отрубил оставшуюся часть дерева.

— Ето, — он потряс оставшимся в его руке обрубком березки — маховой сажень. Вот и мерь. — Он показал на угол Родионовой ограды. — Отмерь триста саженей.

Камбила с Егором быстро отмерили. К ним подошел Петр и забил кол.

— Это, — он махнул в сторону Родионовой оград, — твоя земля.

Глаза Гланды округлились. Увидев эту реакцию, Петр расхохотался.

— Че, мало?

Тот покачал головой:

— Много!

— Ниче! — Петр махнул рукой. — Как говорится: бери, пока дають. Наш князь к те уж больно добр. Он даст те еще и другую землицу, но не в городе. Служи только верно.

Потом он повернулся к Егору и протянул ему сажень:

— Мерь и себе.

Егор взглянул на Камбилу.

— Мерь, — сказал Камбила.

Егор неохотно взял мерило. Отмерив сто саженей, он решительно заявил:

— Хватит.

— Хватит так хватит. — Петр покосился на парня.

Потом как-то нехотя, словно тот еще может раздумать, забил второй кол.

Петр выпрямился и проговорил:

— Землю надоть обмыть.

И они пошли к розвальням.

А после обеда Камбила и Егор вновь были приглашены к князю. Они посмотрели друг на друга, пожали плечами.

— Идтить так идтить, — сказал Камбила.

На подходе к княжеской светлице, на пороге, они увидели князя, который весьма услужливо сопровождал супружескую пару довольно преклонных лет. Прощаясь, князь сказал им, что он постарается исполнить их просьбу. Сразу было видно, что эти люди другого замеса: так трогательно, так заботливо они относились друг к другу. Князь не ушел, вероятно, любуясь их заботой друг о друге, пока они не вышли из прохода. Только тогда он произнес:

— А, это вы! Проходите! — и жестом руки пригласил их.

Князь сел в кресло, показав гостям рукой на ослоны, стоявшие у стола.

— Ну, когда, боярин, позовешь на новоселки? — с улыбкой спросил Симеон.

Камбила поднялся:

— Позволь мне, великий князь, ото всего мойво серца поблагодарить тя… за твое великодушие. — Сказав, Камбила чуть не до пола поклонился.

— Ну! Ну! — доброжелательно произнес князь, поняв, что тот был весьма доволен. — Скажи-ка луче: ты… христианин?

Гланда покраснел, опустил голову и тихо ответил:

— Нет!

— А желаешь? — быстро спросил князь.

Не раздумывая, Камбила поднял голову и, глядя прямо в глаза князя, ответил:

— Да! — и повторил: — Да! Да!

— Вот и хорошо! При этом полагается принять христианское имя. Я бы думал назвать тя… Андреем. В честь почитаемого нами святого Андрея Первозванного. Но у нас еще принято не забывать и батюшку. Будь ты, как и я, Иванычем, — проговорил Симеон.

— Значит, я — Андрей Иваныч?! — Гланда недоумевающе смотрел на князя.

Тот рассмеялся.

— Че, «Иоаныч» не нравится?

— Да как-то… — Он пожал плечами.

— Ниче, привыкнешь. Готовьсь, завтра крестить будем.

Егор, откинувшись на спинку ослона, глядя на Камбилу, произнес:

— Поверь, друг, ето хорошее имя… Иваныч.

Князь бросил косой взгляд на парня. Тот почувствовал, что князю что-то не понравилось в его словах и нагнулся к столу.

— А, — голос князя повеселел, — терь дело за прозваньем. Ты же жил в Новгороде?

Камбила не понял. Лицо его вытянулось.

— Как твой посад обзывался? — пытаясь помочь ему, произнес князь.

— Да… мне посадник назвал, че я живу на Кобыльем посаде.

Симеон расхохотался, говоря сквозь смех:

— Камбила на Кобыльей! Так и быть: Андрей Кобыла!

Просмеявшись, князь сказал:

— Шутник же твой посадник.

— Да и ты, великий князь, не хуже! — заметил Камбила.

Все опять рассмеялись.

Князь повернулся к Егору. Лицо его было довольно серьезным.

— А ты? — Князь словно запнулся, замолчал.

— Он… боярин, — поняв его, пояснил Камбила.

— Боярин? — зачем-то переспросил Симеон.

— Боярин! — повторил тот.

— Род-то какой? — не отстает князь.

Тут пришлось им обоим рассказывать о судьбе Егоровой. Услышав о самоотверженной борьбе литовского князя Маргера, Симеон перебил Камбилу, подняв руку.

— Я хочу сказать, — заговорил он, — что не менее, если не более о поступке воеводы рассказывал мой отец Иоанн Данилович. Когда татары напали на русский Козельск, то там воевода не стал звать людей к самоубийству, а наоборот, сделал все, чтобы спасти многих для продолжения борьбы с вражьей силой. И я скажу… — Вдруг замолчал, потом произнес: — Ладно, продолжай.

Внимательно слушал рассказ о жизни у тевтонских рыцарей. Пожалел, что брат Камбилы поступил таким образом. Когда услышал о Чаше Грааля, его интерес пробудился с невероятной силой. К сожалению, многого Камбила не знал. Симеон задумался. По всей видимости, у него возникла какая-то мысль. Но он ничего не сказал — видать, решил оставить для дальнейшего разговора.

Услышав, как и за что Егор был произведен в бояре, князь назвал это весьма правильным поступком и добавил:

— И у нас ты — боярин!

Камбила незаметно, как поздравление, толкнул локтем Егора в бок. Князь смеялся, когда ему рассказали, как Егор вернул посланцев новгородского посадника. Но все же спросил:

— Значит, хотели схватить?

Те подтвердили.

— Но терь вам нечего бояться! Камбилы больше нет. А ты, Егор, послушай-ка меня. Я понимаю твои переживания по случаю потери дорогой твоему сердцу невесты. Но знаю: время, а еще лучше… разные дела помогают излечиться от тяжелых воспоминаний. Поэтому, боярин, — он так назвал Егора, — хочу предложить тебе такое дело…

Он встал, прошелся по комнате. Подойдя к окну, проговорил:

— Снег опять пошел. Это хорошо. Чем больше снега, тем больше зерна в амбарах. Да-а…

Подошел к Егору — тот поднялся, но князь усадил его на место:

— Вот что я думаю, боярин… — Он не договорил, прошел на свое место, сел и продолжил: — Вам встретилась в проходе удивительная пара. Это бояре Ослябя. Вышли они с Волыни. Их предки, не выдержав ужасов и татарских, и венгерских, и польских, и литовских набегов, бежали на Русь и осели в Брянске. Потом перебрались в Любутск. Дальше идти сил не хватило. Но и здесь земля оказалась недоброй к ним. Они остались вдвоем от многочисленной семьи. Недавно похоронили последнего сына, их надежду. Звали его Романом.

— А что с ним случилось? — полюбопытствовал Камбила.

Князь вытащил из подставы перо, покрутил его, потом вернул на место.

— А случилась беда. Трудно поверить. Был здоровый парень, последний. Первых — то болезни, то набеги сгубили. А этот жениться собирался. Уже свадьбу готовили. Поехал на охоту. Погнался за лисой, да спугнул кабаненка. Лошадь-то шарахнулась, а Роман кубарем с нее. А в траве сук. Кто-то срубил деревцо косым ударом. Получилось острие. Оно вошло в спину и уперлось в сердце.

— Да… — вздохнули новгородцы.

— Когда сына не стало, — продолжил князь, — соседи, как голодное зверье, набросились на родителей. Кто кусок земли отхватил, кто стадо угнал… И пошло, пошло…

— Защитник нужон, — сказал Камбила.

— Нужон, — ответил князь и посмотрел на Егора.

Рассказ князя затронул отзывчивое сердце парня. Он не стал раздумывать.

— Я, великий князь, согласен, — промолвил он, приподнимаясь.

Князю ответ понравился. Это было видно по его лицу. И еще князь понял, что этот на вид суровый молодой человек имеет доброе, отзывчивое на боль других сердце. Симеон подошел к нему, положил руку на его плечо и промолвил:

— Так поступают настоящие русские люди! Тебя, боярин, проводит и представит мой дьяк Нестерко. Петра ты знаешь.

Камбила и Егор почувствовали, какую великую честь он оказывает молодому боярину.

— Только что я тебе скажу, Егор: старички весьма преклонного возраста, и голова у них работает по-другому. Они почему-то ждут возвращения… Романа. По-моему, из их памяти выпали похороны. Они мне твердили, что ждут его возвращения. Поэтому… — Князь посмотрел на Егора.

Парень улыбнулся и сказал:

— Я понял, великий князь, мне надо стать… этим Романом.

— Люблю понятливых людей. Будь Романом! — И князь дружески потрепал его по плечу. — А знаешь, это ведь твоя судьба. Они могли приехать или раньше, или позже. Тогда, скорее всего, все было бы по-другому. Но я рад, что получилось так. Дай Бог те счастья.

Симеон Иоаннович был человеком дела. Сказал, что завтра будет крещен Камбила, так и получилось. Крестил сам митрополит Феогност. Это был важный момент. Не факт самого крещения, а то, что великий князь предложил митрополиту это сделать, и тот не отказал. Было известно, что, с тех пор как Феогност отказал князю в венчании, между ними точно пробежала кошка. Князь хорошо понимал владыку, его правоту, но тут, как говорится… сердечное желание оказалось сильнее разумного подхода. И внутренне оба были довольны, понимая, что лед охлаждения дает трещину.

Народу было мало. Симеон, ставший его крестным, нарочно почти никого не стал приглашать, чтобы бояре не подумали об особом отношении князя к пришельцу, что могло вызвать их ненужную ревность. Были Егор, боярин Василий Кочева с сыном Алексеем Босоволоковым, ровесником Камбилы. Не нужно удивляться, что у боярского сына была другая фамилия. Это случалось довольно часто. Так, у Пожарского сыновья были: Василий Андреевич Пожарский, Федор Андреевич Стародубский, Иоанн Ногавица Ряполовский, Давид Андреевич Палецкий. У известного боярина Родиона Несторовича сын стал Иваном Родионовичем Квашной. Еще присутствовали: боярин Иван Родионович Квашня, сборщик податей Борис Семенов Нестерко да боярин Василий Окатьевич.

Крещение состоялось, и из дверей Успенского собора вышел новый русский боярин Андрей Иванович Кобыла. Навсегда ушел в историю Гланда Камбила Девонович. Крещением и великий князь, и митрополит были довольны. Увидели друг друга, улыбнулись. Перебросились парой слов. К тому же митрополит получил от Андрея Ивановича, по сути, княжеский дар. Он отвалил Церкви сто рублей золотом. После крещения Андрей Иванович пригласил всех присутствующих в свое временное жилье. Митрополит уклонился от посещения, сославшись на здоровье. Он, действительно, выглядел болезненно.

А на следующий день Нестерко уже ладил возы, готовясь в качестве сопровождающего к отправке Егора. Князь не любил откладывать дела «на завтра».