Василий Тёмный

Юрий Торубаров, 2019

Первая половина XV века. Не за горами то время, когда Русь станет единой, но пока она раздроблена, поделена на уделы, а потомки Рюрика ведут междоусобную войну, выясняя, кто имеет больше прав стать великим князем Московским. Родство – не причина щадить друг друга, а как раз наоборот. Но даже побежденный князь не может считаться поверженным окончательно, когда дух его не сломлен.

Глава 7

Княгиня Софья еле достояла окончание заутрени. Был воскресный день, и народу в церкви набилось, как рыбы в бочке. Выйдя на улицу, княгиня остановилась и несколько раз вдохнула прохладного воздуха. Он придал ей бодрости, и она споро пошла к своим хоромам. Подходя к воротам, увидела ходящего взад и вперед высокого, начавшего полнеть, мужчину. Он явно кого-то ожидал. «Кто это?» — подумала она, боязливо оглянувшись назад. Там, у церкви, толпился народ, а поблизости никого не было, спутницы-служанки не в счет. Но Софья решительно направилась к себе, не спуская глаз с этого неизвестного. И чем ближе она приближалась, тем больше он ей казался знакомым. Но кто он, она вспомнить не могла. Когда с ним поравнялась, то в памяти внезапно всплыла его фамилия.

— Неуж… Елферьев? — спросила она.

У мужчины от неожиданности расширились глаза.

— Э… великая княгиня? — не очень уверенно произнес он.

— Что, я так постарела? — улыбаясь, спросила она.

— Вы… вы… божественны! — И он упал перед ней на колени.

— Встаньте! — украдкой поглядывая по сторонам, бросила она.

Он поднялся.

— Позвольте мне, матушка великая княгиня, приветствовать вас и сказать… — Лицо его покраснело. — Вы моложе, чем я вас видел в последний раз.

— Помолодела! — съязвила она.

Мужчина поспешил поправить свою оплошность.

— Простите, матушка великая княгиня, я хотел сказать, что вы нисколько не постарели.

Пока он говорил, его лоб покрылся потом. И рукавом дорогого бархатного платья пришлось обтирать его.

— Вы кого-то ждали? — спросила княгиня, наклонив голову.

— Я? — почему-то удивился мужчина.

Софья поняла, что он до сих пор сильно волнуется. Ей стало его жаль, и она пригласила собеседника в хоромы.

— Пошли! — И показала ему на свой дом.

Они зашли в светлицу. Софья, сев на место великого князя, пригласила этого неожиданного гостя присесть на скамью.

— Я… — начал он, — хотел передать для великого князя, светлая ему память… — Он перекрестился. — Заказ.

«Да он… купец!» — окончательно вспомнила княгиня.

— Да… — Она тяжко вздохнула. — Ушел от нас Василий Дмитриевич, царство ему небесное. — Она вновь тяжело вздохнула, а лицо ее опечалилось.

— Вот! — И он достал из кармана ожерелье и положил его перед ней.

Когда она на него взглянула, кровь ударила ей в голову. Такое впечатление оно произвело на хозяйку. Признаться, подобной красоты она еще не видела. Золотую цепь тонкой работы украшали необыкновенные каменья. В центре, горя всеми цветами радуги, в золотой оправе светился бриллиант с воронье яйцо. А от него в обе стороны разбегались уменьшающиеся в размерах изумруды. Причем цвет их темнел по мере удаления от бриллианта.

Софья поняла, что эта вещь сказочно дорога. Что же ей делать? Пока сын не набрал сил в управлении своего княжества, такие траты она себе позволить не может. Ее красивые губы сжались. Вздохнув, она осторожно подняла ожерелье и попыталась вернуть его купцу. Но тот замахал руками:

— Вы что, матушка великая княгиня, я не возьму его.

Княгиня подумала, что ему нужны деньги, он потратился, приобретая это ожерелье.

— Я не могу его взять. У меня трудности с наличностью. Уж много дел затеял юный князь, — как бы в оправдание, произнесла она.

— А мне, матушка великая княгиня, никаких денег от вас не надо. Мне их дал еще великий князь, когда был жив.

— Василий оплатил? — не без трудно скрываемого радостного удивления, спросила она.

— Да, — подтвердил купец и добавил: — Великий князь Василий, подавая мне деньгу, сказал: «Купи для моей Софьюшки самый лучший подарок».

От этих слов у княгини на глазах навернулись слезы.

— Как тя звать-то, мил-человек? — спросила она, наклонив голову.

— Меня? — неуверенно отозвался он.

Та кивнула.

— Да Федором, как мойго деда.

— Федор, значит, Игнатич, — сказала княгиня.

Купец расцвел в улыбке и развел руками:

— Матушка великая княгиня, ты помнишь мойго батяню.

— Как не помнить. Сколь раз он бывал у нас. Скажи-ка, где ты бывал?

— Я-то был в Кафе.

— Это… в Крыму? — спросила Софья.

— Да, в Крыму, — ответил он.

— Ну, как там, в Крыму-то?

Купец махнул рукой:

— А, по-разному живут в Крыму… Крым. Родина Тохтамыша. Это тот хан, который последний раз захватил Москву, — пояснил Федор, уловив непонятный взгляд княгини. И добавил: — Он потомок Тукай-Тимура, тринадцатого сына Джучи. В Золотой Орде на Крым с его торговыми городами смотрели, как на бриллиант в оправе чингисовских завоеваний. Тохтамышу пришлось бежать и искать приют в Самарканде у Тамерлана. Орда подгребает под себя Крым. Особенно старается нынешний хан Орды Улу-Мухамед…

Слушает его Софья, а сама думает: «Вот этот купец так много знает, а мы после ухода моего ненаглядного Василия потеряли все концы. Надо сказать об этом великому князю, пусть-ка он попытает на ето дело молодого Федора Федоровича Кошкина». Заметив, что глаза княгини устремлены куда-то вдаль, купец замолчал.

— Сказывай, сказывай, — произнесла княгиня, как бы очнувшись.

— Да… — он неуверенно пожал плечами, — вроде… все.

Софья поощряюще улыбнулась.

— А о самой Орде что-нибудь знаешь? — спросила она, слегка склонив голову.

— Да… слышал я, че щас два хана, внуки того Тохтамыша, Ахмат и Махмет.

При этих словах княгиня усмехнулась:

— Ну и имена, — удивилась она.

— Да… такие уж есть, — зачем-то сказал Федор.

— Федор, — княгиня встала, — я благодарю тя, что ты с таким вкусом выбрал это ожерелье. Теперь буду знать, кому давать заказы. Еще хочу тя просить: я вижу, вы, купцы, многое знаете. Тя не затруднит, если, когда что-то будет интересное, рассказать великому князю. — Княгиня склонила голову.

— Премного, матушка великая княгиня, буду щаслив в чем-либо услужить великому князю.

— Вот и хорошо. А это… — она достала из стола колечко с бриллиантиком, — те за твои труды. — Княгиня взяла его руку и вложила в ладонь свой подарок.

Расстались они весьма довольные друг другом.

Но, как только стихли шаги гостя, раздался звон колокольчика. В дверях появился слуга.

— Слушаю, матушка княгиня, — сказал он и склонил голову.

— Найди мне Федьку Кошкина. Пущай живо идеть ко мне.

Федор Федорович Кошкин, младший брат Ивана Кошкина, был выше среднего роста. С темно-русыми волосами и бородкой, аккуратно подстриженной. Прямой нос, высокий лоб и выразительно-внимательные глаза придавали ему вид умного, серьезного человека. Коим он был и на самом деле.

— Желаю здравия, матушка великая княгиня, — произнес он, склоняясь и прижимая руку к груди, — слушаю вас, — и выпрямился.

— Садись, Федор. — Княгиня перстом указала ему на кресло.

Он сел.

— Я, — начала она, — пригласила тя, боярин, ибо слышала о тебе много лестного о твоих знаниях и способностях разгадывать разные тайные дела.

Боярин стыдливо усмехнулся:

— Наговаривают, матушка великая княгиня, наговаривают. — В его голосе чувствовалось какое-то стеснение.

«Ишь, скромник, а ето неплохо», — подумала княгиня, а вслух произнесла:

— Будет, будет скромничать. Ты, чай, не девка. Замуж я тя не отдаю.

— Да я уж женат, — в тон ей ответил боярин.

Княгиня рассмеялась. Потом, посерьезнев, сказала:

— Хочу, чтоб ты, боярин, помогал великому князю, следи, че делается за нашими границами. Особлево надо знать, че делается в Орде. Хоть послабела она, но, поди ж, нашелся хан, Тохтамыш, который захватил Москву. Все перед этим в ладоши били, мол, все, кончилась власть Орды. А… так что, знать надобно, следить за ней, че они задумывают.

Боярин ответил не сразу. Было видно, он обдумывает, что ответить княгине. Дело, которое взваливает на его плечи княгиня, он понимал, очень ответственно. Допусти промашку, и голову можно потерять. Княгиня поняла его.

— Если ты, боярин, думаешь, че не осилишь, так и скажи. Я люблю правду.

— Я думаю, матушка великая княгиня, осилю. Но буду деньгу просить, чеп давали, — заявил он.

Княгиня понимающе закивала головой.

Оставив княжеские хоромы, боярин отпустил карету, решив в одиночестве пройтись и обдумать все сказанное княгиней. Хотьба помогала ему думать. Он пришел к выводу, что надо искать людей, какими-то корнями они связаны с Ордой. А также задумался, почему княгиня не поручила это дело Стремилину, ранее занимавшемуся этими проблемами. И решил встретиться с Дмитрием Зерно, потомком Мурзы Четы, бежавшего в Москву еще при Калите и со Стремилиным. А еще хотьба помогла сделать ему вывод: княгиня вовремя спохватилась, а юному великому князю нужно время, чтобы охватить весь объем княжеских забот.

Да, княжна вовремя спохватилась, поняв, пока она горевала, дела потекли неуправляемо. Хорошо, что она свозила Василия к его деду, чтобы тот взял на себя заботу о нем. Тот не только это сделал с охотой, но и дал намек, пока не понятный даже ей, дочери великого литовского князя. Но что он готовит что-то большое для Василия, это она поняла. Но что? А не сказал потому, что боится, если, кто прознает, может помешать. От этой мысли она перебежала к Юрию, томящемуся в Галиче. Как он там? Готовит что или нет? Туда тоже кого-то надо послать. Но кого? Решила посоветоваться с боярином Албердиновым. Но тот по-прежнему проживал не в Москве. А по праву мог бы. Некогда завоевывал Двинскую землю для княжества. «Щас велю ему вернуться в свои хоромы, здесь, в Москве», — подумала княгиня и послала за ним нарочного.

Федор Кошкин уже на другой день решил действовать. Первым, кого он посетил, был боярин Дмитрий Зерно. Это был уже немолодой, лет шестидесяти, человек. Хотя он был третьего поколения от истинного татарина, но татарское в нем угадывалось с первого взгляда. Невысокий, коренастый, с черными, с раскосинкой, глазами. Узнав, что хочет княгиня, он тягостно вздохнул:

— Будь я помоложе, взялся бы за дело. Но я вряд ли доберусь. А вот Костя, мой Шея, сгодится. Седня он отъехал, а завтра вернется, и я к те, боярин, пришлю.

На этом и порешили.

Время было, и Федор решил зайти к Стремилину. Хоромы дьяка были небольшими, но везде чувствовался порядок: что во дворе, что в доме. Его встретила немолодая полноватая хозяйка с круглым лицом. Платок прятал второй ее подбородок. Узнав, зачем пожаловал боярин, она засуетилась и как-то виновато извинилась:

— Да мой Алешенька… болен.

— Эй, кто тама, Настенька? — раздался в проходе чей-то голос.

Она открыла соседнюю дверь.

— Да к те, Алешенька, боярин от княгини пришел, хочет о чем-то поговорить с тобой.

— Пущай, кхе, кхе, войдет, — приказал он.

— Проходи, боярин, — сказала Настенька, широко отворяя дверь.

Да, Стремилин был болен, и, видать, серьезно. У него был нездоровый, какой-то желтый цвет исхудалого лица. Он попытался подняться, но, видать, не хватило сил, и упал на подголовник.

— Ты лежи, лежи, мил-человек, — сказал подошедший Кошкин, беря себе ослон, — я к те от матушки великой княгини, — доложил он больному, — она повелела мне заняться ордынскими делами.

— Спохватились-таки! — обрадовано проговорил Стремилин. — А я уж думал, молодец княгиня. Василий-то их дюже молод. Помогать ему надоть, кхе, кхе, — закончил он.

— Ты бы, Алешенька, помолчал. Ишь, какой кашлюн нападат, — посоветовала Анастасия.

— Ничего, Настюшка, лучше горло прочищу. А ты боярина угости, — напомнил дьяк.

— Ой, и правда! — воскликнула та, покраснев от смущения, что сама не предложила угощения. — Я побегу. — И быстрым, энергичным шагом вышла из опочивальни.

Проводив хозяйку взглядом, боярин повернулся к больному:

— Если те не трудно, расскажи, че знашь, — попросил гость.

Как оказалось, знал он многое. Но прежде чем начать говорить, дьяк взял с приставного столика бокал с каким-то напитком и попытался приподняться. Федор понял, что больному самому не подняться, помог ему. Тот глазами показал на подголовник, лежащий в его ногах. Боярин понял и подложил его ему под голову. Пока тот пил, Федор оглядел опочивальню. Это было небольшое помещение с двумя окнами с цветными шторами. Широкая дубовая кровать с двумя перинами. В углу дальней стены, у окна, стол с бумагами и деревянным креслом с высокой спинкой, плотно придвинутое к столу. На стене, за кроватью ковер, довольно красивый, с цветами и необыкновенными птицами. На стене, против окна, голова оленя с ветвистыми рогами, а рядом огромная шкура медведя, где такого нашли, завешенная разным оружием. Особенно выделялись дамасская сабля с позолоченной рукоятью и рыцарский меч с крестообразным приемцем. У входа поставец. В приоткрытую дверцу видно, что он забит одеждой.

Кончив пить и поставив бокал, дьяк обтер начавшие седеть обвислые усы.

— Так вот, — начал Стремилин.

От этих слов боярин встрепенулся и уставился на Алексея.

— Я занимался Ордой. Че скажу. Тама еще до Мамая началось деление Орды. Ее поделил Мюрид и Абдула. А вот третьему хану, Пулад-Темиру, ничего не досталось. Кхе, кхе. — Стремилин опять потянулся к бокалу. Сделав несколько глотков продолжил: — И етот Пулад подался в древнюю страну Булгарию и утвердился там. Че я хочу сказать. Кхе, кхе. Это прекрасный край. Богатый и землями, и зверем, и рыбой. Вот куды, думаю, Москве свой взор направить. Стару Орду не возродить. Если Димитрий Донской ее тяжко ранил, то Тимур нанес ей смертельный удар. Хотел тот было и Московию заодно прибрать. Да непобедимый Тимур был побежден нашим Василием Дмитриевичем. Задонским.

— Ето я знаю, — вставил слово боярин.

— Мало знать. Надоть и оценить, — заметил больной, — а мы уж и забыли. А помнить надоть. — И опять потянулся за бокалом. Смочив горло, продолжил: — Пулад напал было на Новоград Нижний, да евонный князь Димитрий разбил его. Тому пришлось бежать в Орду. А там уже правил хан Азыз. Он и убил Пулада. Вот щас ты бы подсказал молодому князю, в аккурат бы и забрать те земли. А то боюсь я, как бы Орда туды не перешла. Даст она тогда нам забот.

— Да черт с ним, с етим Пуладом, а насчет занять ту землицу я попробую. Но ты скажи мне, Алексей, хто у тя есть в Орде аль нет?

— Есть, есть! — В голосе прозвучала обида.

Он давно болел, его почти перестали посещать, а поговорить было охота. Боярин же обрезал его. «Ну че, боярину-то дело надоть делать», — подумал Алексей.

— Хто поедет в Орду? Ты? — спросил Стремилин.

Боярин пожал плечами.

— Думаю, туда послать лучше Костю Шею, как-никак потомок Мурзы. Мне Димитрий Зерно…

— Знаю такого, — вставил Алексей.

— Так вот, — продолжил боярин, — он мне хочет представить своего сына Костю.

Стремилин задумался:

— Млад он. Боюсь… тово…

— Я — тоже боюсь, — признался Федор.

— Дело иметь там лучше с Сураем, — посоветовал дьяк.

— А твой-то Сурай, как ен, надежен? — спросил боярин.

На лице больного впервые появилась улыбка.

— Надежен-то надежен. Да суха ложка…

За него договорил Федор:

— Рот дерет, ето я знаю.

Они оба почему-то рассмеялись, после чего больной долго кашлял. Прокашлявшись, он продолжил:

— Но где они щас кочуют, я не знаю. И хто правит… — Алексей развел руками. — Знаю, че там были два брата: Улу-Мухамед и Кичим. Но жили они, как кошка с собакой. Ну и, боярин, устал я. Да и сказать больше неча. Так уж извиняй.

— Ты меня, Алексей, извиняй. Вот дала княгиня мне загадку… — Он вздохнул.

— Ниче, княгиня молодец. Сынку помогат. Ето надоть, — проговорил Алексей.

И они распрощались.

В этот день, отобедов в одиночестве, ибо Василий какой день мотается с воеводой Пестрым, княгиня, вздохнув, скорбно посмотрев на кресло, за которым сидел совсем недавно ее муженек, торопливой, разбитой походкой, пошла к себе. Но чьи-то твердые, торопливые шаги заставили ее обернуться. Хоть в проходе было не так светло, она все же узнала его. Это был боярин Андрей Албердинов. «Уже примчался», — радостно подумала она. Княгиня остановилась. Он, поцеловав ей руку, спросил:

— Зачем звала, матушка великая княгиня?

— Для кого матушка великая княгиня, а для тя, Алберда, Софья, как звал ты меня когда-то.

Тот усмехнулся.

— С той поры, матушка, ой, сколь воды утекло. Вон друга мойго не стало.

— Да-а, — с тяжестью в голосе подтвердила она.

— Зачем звала-то, аль че случилось? — повторил он вопрос.

— А звала я тя вот зачем… Зайдем-ка суды. — И она открыла дверь в светлицу.

Выслушав ее, Андрей сурово сдвинул брови и задумался.

— Тут нужен свой надежный человек, — промолвил он, — вдруг Юрий его схватит.

Княгиня поняла, если тот выдаст, кто послал, князь Юрий получит возможность обвинить их в заговоре против него. А этого бы не хотелось. Лицо ее погрустнело.

— Есть такой! — радостно произнес боярин.

— И хто? — спросила княгиня, склонив голову, теребя на высокой груди концы шелкова платка.

— Ты, матушка, его знашь. Когда-то ты его спасла от казни.

Княгиня тотчас вспомнила того красавца.

— А… как он? — поинтересовалась она.

— Лучше не надо, — ответил боярин.

— А как… женился? — вдруг зачем-то спросила княгиня.

Заметив пытливый взор боярина, быстро пояснила:

— Помнится, он спасал свою невесту.

Боярин вздохнул:

— Не-е, — ответил он, — та, узнав че его схватила стража, куды-то делась. Нихто не знат.

— А че он… другу не нашел? Парень он видный, — стараясь придать голосу безразличное звучание, сказала она.

— Да… никто, видать, по душе не приходится, — ответил боярин.

— Ладно, он, так он, — закончила разговор княгиня.