Василий Тёмный

Юрий Торубаров, 2019

Первая половина XV века. Не за горами то время, когда Русь станет единой, но пока она раздроблена, поделена на уделы, а потомки Рюрика ведут междоусобную войну, выясняя, кто имеет больше прав стать великим князем Московским. Родство – не причина щадить друг друга, а как раз наоборот. Но даже побежденный князь не может считаться поверженным окончательно, когда дух его не сломлен.

Глава 3

Лето быстро пролетало. На рыбалку князь Задонский больше не ходил. Та, одна, оставила в его душе горький отпечаток. Он понял, что даже дети Юрия прониклись к его семье какой-то желчной ненавистью. «Этот Косой… Ну, что сделал Василий? Играл, обрызгал его. А он? Чуть не утопил двоюродного брата. Ладно Михайло. А не окажись он там… Потом, что бы взяли с мальца? Нет! Тестя надо подключить. Что-то барахлит мое здоровьеще. Всяко могет случиться, — такие думы часто посещали князя, когда он, сидя в кресле на расписном крыльце, любовался серебристой рекой, тихим алым закатом солнца. — Вот и нет его… ушло, а куда? Так и я уйду… кто останется? Эх, как жаль, что Василий так мал. Останется малец, разве ему потягаться с Юрием. Да и… Нет, я правильно сделал, что в завещании утвердительно благословляю сына своим Новгородом Нижним, Муромом, но о великом княжении, не знаю, прав я или нет, но написал предположительно: а даст Бог сыну моему великое княжение. Это на всякий случай, если победит Юрий. У Василия будет где собирать силы. Думаю, правильно я поступил, что приказываю сына своего Василия тестю Витовту, братьям Андрею, Петру, равно как и троюродным братьям, сыновьям Владимира Андреевича». В этот вечер, занятый своими мыслями, князь Задонский и не заметил, как на небе заблестели звезды. «А интересно на них смотреть. Так глянешь, они словно мертвые. А приглядишься, как живые: мерцают, куда-то двигаются. Да, жизнь, когда идет движение…»

Вот подошло время, и задумал князь с кузнецами самим пушки да пищали лить. Но ничего не получается.

— Не, князь, мозга у нас слаба, — вытирая лоб рукавом, проговорил здоровый кузнец Петро, — ты, князь, грамотный, вот и отпиши, пущай с немчуры приедет мастер. Мы поглядим, а далее все само пойдет.

«А че, Петро прав», — подумал Василий Дмитриевич и позвал дьяка Тимофея Ачкасова, чтобы он отписал письмо. А адрес бы узнал в Немецкой слободе. Ачкасов так и поступил. Шло время. Князь, как обычно, вышел на крыльцо, оно было завалено засохшими листьями.

— Гляди, и осень пришла, — вздохнул он.

А вскоре крылец покрылся белым пушистым снежком. «Зима», — опять вздохнул князь. В один из зимних дней Софья получила письмо от отца. Оно было коротким: «Сильно занят, решаю судьбу своего единственного внука». «Че он там решает», — думал князь, сидя на крыльце и закутавшись в тулуп. Ноне погода пасмурна. Еще с прошлого вечера потянул ветерок, который приволок за собой серо-белые тучи. Они захмурили небо, спрятали солнце. Начал сыпать снежок. Порывы ветра забрасывали снег и на крылец. Сидящий на крыльце князь покрылся белой пеленой. Она же спрятала от глаз князя солнышко. На этот раз заката он не увидел. Князь вздохнул. И тут услышал звон приближающейся тройки. «Кого ето несет?» — подумал князь и постучал кулаком в дверь. Тотчас из хором выскочил служка.

— Слушаю, великий князь, — раздался бойкий молодой голос.

— Слышь звон? — спросил князь.

Служка кивнул, вопросительно глядя на князя.

— Ступай, ворота открой.

Тот мигом скатился вниз. Князь не ошибся: во двор въехала чья-то тройка. Она лихо подъехала к крыльцу и остановилась. Из кибитки выскочил… боярин Албердов. Несмотря на вечернюю мульность, княжеский глаз зоркости не потерял, и он узнал его сразу. Как-то тревожно в голову ударила мысль: «Не случилось ли чего?» Боярин энергично взбежал по лестнице и, остолбенев, остановился перед сидящим князем, белым от покрывшего его снега.

— Ты? Василий? — неуверенно вырвалось из груди боярина.

— Я, Алберда, я! — каким-то печальным голосом ответил князь.

— Да че с тобой, Василий? — Алберда опустился перед ним на одно колено, взяв его руки в свои.

— Эх! — произнес князь, высвободив руку и махнув ею. — А помнишь, как мы с тобой в трюм забились, задыхаясь от вонючей шерсти?

— Помню, князь, помню. Помню, как ты, я и Софья в логу ночевали.

— К каждому шороху прислушивались: а не стража ли идет. Эх, Алберда, вернуть бы те денечки. Да ты встань, встань, пошли в хоромы. Софья сильно обрадуется.

Боярин послушно поднялся.

— А ты как здеся? — Князь поднялся и посмотрел на боярина.

— Знаешь, князь, чей-то на душе у меня неспокойно стало. Боюсь, князь, чей-то страшное произойти могет. Вота я и здеся. Прогонишь, назад поеду.

— Так уж и прогоню. Софьюшка тогда с потрохами съест. — Князь надрывно засмеялся.

Софья действительно была очень рада видеть этого скромного боярина. Будучи другом семьи, он ни разу не воспользовался этим. Даже если князь одаривал его за дело, то он всегда отказывался. И чувствовалось, это было не наиграно. Несмотря на вечерний час, княгиня распорядилась, чтобы быстро и достойно собрали на стол. Втроем они просидели, не замечая времени, до полуночи, вспоминая былое. Уложив гостя и идя к опочивальне, Софья как-то страдальчески произнесла:

— Ох, Василий, боюсь, не к добру наше веселье.

— Да будет те, Софьюшка! Встретили старого друга. Ну как не вспомнить былого. А оно было таким прекрасным.

Софья улыбнулась:

— Да, приятно было вспомнить.

А утром случилось другое событие. Появился…князь Пожарский. Об этом князе доложили, когда он и гость полудновали. Князь посмотрел на Софью:

— Откель взялся? Чей-то я о нем давно не слышал.

— Пущай войдет, — сказала княгиня.

Князь набрал через нос воздух, посмотрел на боярина и выговорил:

— Проси!

Вошедший князь до неузнаваемости был обросшим. Но голос его прозвучал довольно радостно.

— Великий князь! Твое повеление выполнено!

После таких слов лицо Василия изменилось. На нем появился отпечаток непонятности.

— Какое поручение?

Пожарский с достоинством доложил:

— Великий князь, по твоему повелению мной пойман преступник, бежавший… э… ну, когда его хотели казнить.

— Улеб… Палуза? — Князь не забыл ни имени, ни фамилии беглеца.

— Да, ен! — ответил Пожарский.

— И где ен? — полюбопытствовала княгиня.

— Ждет решения великого князя.

— Заведи его суды! — приказал князь.

Пока тот ходил за пленником, князь с княгиней наперебой рассказали Алберде о произошедшем. И когда он услышал от княгини, что та требует его помиловать, Алберда понял все и взял сторону княгини. Тем временем дверь открылась и ввели преступника. Это был рослый, плечистый парень. Его красивое волевое лицо дышало гордостью, и на нем не было видно и тени трусости.

— Так-так Улеб, — проговорил князь, — значит, ты чуть не убил боярыча?

— Князь. — Парень тряхнул плечами, и воины, державшие беглеца, отлетели по сторонам.

Алберда приподнялся.

— Боярин насильник. Он покушался на честь моей невесты. Или боярам все можно? А мы должны радоваться их своеволию? — Говоривший склонил голову и смотрел исподлобья на князя.

Князь даже стушевался:

— Да нет, боярин Хомут получил свое.

— А я получу отрубленную голову? — зло спросил Улеб.

— Нет, — княгиня встала, — ты, по милости великого князя, получишь… свободу. — Сказав, она села и отвернулась к окну.

— Премного благодарен тебе, великий князь, — и склонил голову еще ниже, — и тебе, великая княгиня. Моя жизнь теперь принадлежит вам, и я ее за вас отдам, не раздумывая, — заявил он.

К нему подошел боярин и, отсыпав из кисета несколько десятков монет, взял его руку и вложил в нее деньги.

— Ето те на первое время. А хочешь, иди ко мне служить. Мне таких бравых надоть.

— Как тя кличут? — Улеб повернулся к боярину.

— Я Андрей Албердов, княжеский воевода!

— Боярин, я готов те служить верой и правдой.

— Тогда жди меня.

Князь тоже решил поблагодействовать освобожденному. Повернувшись к слуге, он сказал:

— Сведи его в поварную, пущай хорошо накормят.

— А ты, князь, — Василий повернулся к Пожарскому, — саживайся за наш стол да расскажи… ты сколь его ловил-то?

— Да более года, — ответил Пожарский, — умен он, великий князь, — и кивнул на дверь, — поблизости, в лесах прячется. Все обшарили, не нашли. А вот и зима настала. Смотрим, а следы-то ведут из лесу к ее домишку. Мы по следу. Еле взяли: здоров. Да жаль такого казнить.

— Я милую его, князь. Казнить не будут, — пояснил Василий, считая, что тот не понял его. — Но ты молодец, — сказал князь, — все бы так выполняли княжьи поручения, — вздохнул Василий и поднял кубок, — Пожарский, за тя!

Алберда еще пожил у князя несколько дней и поехал проведать своих. Но когда он был у ворот, неожиданно к нему подскакал всадник. Колотушка застыла в воздухе. А тот, не слезая с коня, бросил:

— Беда, боярин! Вертайся в Москву. — Выкрикнув эти слова, он тотчас развернул коня и поскакал дальше.

Сердце Алберды екнуло: «Неужто с великим…» Но спросить не успел, тот уже был далеко. Ужас этих слов был так велик, что он, не раздумывая, развернул коней и погнал их что есть силы. Еще за несколько верст до Москвы до его ушей донесся печальный звон колоколов. И он понял: с ним…

Да, когда они прощались, он жаловался на сильную боль в груди, чувствовал, как уходят силы: «Смерть мне не страшна, — говорил он, — Бог мне отпустил достаточно времени. И каяться мне не за что. Я все делал, чтобы поднять Московию, поднять Русь. Вот только одно меня печалит: мал мой Василий. А у него за спиной стоит мой брат Юрий». Тогда он, Алберда, сказал: «Не думай об этом. Мы в обиду Василия не дадим».

«Ты разговаривал с митрополитом?» — спросил он тогда.

— Говорил, — ответил Василий, — он за то, чтобы власть передавалась в семье по наследству. Фотий не признает право по отчине или дедине.

— И правильно делает, — заметил тогда Алберда.

Боярин стал понимать, что такое наследие приводит к раздроблению княжества. А отсюда его слабость и все беды. Только один, старший, в семье без всякого деления имеет право на великое княжение. А своим братьям он сам решает, что дать в кормление. Юрий же может это поломать. «Скорее в Москву, благо взял с собой часть войска. Пусть попробует! Скорее, скорее!»

Да, предчувствие его не обмануло. Он нашел Василия Задонского лежащим в гробу, установленном в Архангельском соборе. Площадь была заполнена плачущим народом. И эти слезы давали оценку его тридцатишестилетнего правления без больших войн и кровопролитий. Это он сумел защитить Русь от орд великого азиатского полководца Тамерлана, не потеряв при этом ни одного своего воина. Трудно сказать, что было бы: триста лет нового рабства или крововая бойня посильнее Куликовской? Сколько бы легло воинов? Кто теперь это скажет? Важно одно: он отстоял Русь без человеческих потерь, дал ей подняться. Берег народ, помогал ему в тяжелые годины. Что же будет дальше? Кто перетянет? Еще совсем ребенок Василий или умудренный опытом его дядя Юрий Дмитриевич? Кого хочет народ? А народ хочет… мира, спокойствия и работы.

После отпевания, когда в гроб был забит последний гвоздь, не сговариваясь, пошли на митрополитский двор князь Пожарский, двоюродные братья Андрей, Петр, Константин, бояре: Албердов, Иван Кошкин, Морозов, Василий Кутузов и другие. Митрополит Фотий, сидя в кресле и держа в руках большой нагрудный крест, спросил:

— Кого вы хотите на великое княжение?

И все в один голос заявили:

— Василия!

Сухое, морщинистое лицо митрополита задрожало и расцвело в улыбке, стирая морщины:

— И я благословляю Василия! — проговорил он.

Иван Кошкин спросил:

— А здесь или нет князь Юрий?

На что митрополит ответил:

— Его нет, он в своем Звенигороде.

— Так надо послать за ним! — раздалось несколько голосов.

— Это я уже сделал, — сообщил митрополит.

— А если он не приедет? — спросил кто-то.

На что Фотий ответил:

— Венчать на великое княжение будем и без него.

Юрий не приехал. Но, узнав о состоявшемся венчании своего племянника и боясь оставаться поблизости от Москвы, он бежал в далекий Галич, откуда прислал грамоту, где не признавал Василия великим князем и предложил перемирие на четыре месяца. Москва согласилась в ожидании будущих событий.