Кто убил Влада Листьева?

Юрий Скуратов, 2011

Кто убил Влада Листьева? По мнению автора книги, бывшего Генпрокурора РФ Юрия Скуратова, Листьев оказался в эпицентре политических и уголовных разборок. Он стоял поперек горла не только у мафиозных структур, но и у властной государственной верхушки. Его пытались сначала купить, потом – сломать, а когда не удалось ни то, ни другое, его убили. В книге вполне достоверно и убедительно дается ответ на вопрос: кто убил Влада? Однако данная книга – это не строго документальное произведение, и некоторые герои в нем вымышленные. В послесловии Ю. Скуратов пишет: «Следствие по этому делу не закончено, оно продолжается, и по понятным причинам я многого не могу сказать открыто. Потому и выбрал особую форму повествования – жанр романа, где можно было бы совместить подлинное с вымышленным, действительные фамилии с придуманными. Но почти у каждой придуманой есть свой реально существующий прототип».

Оглавление

Из серии: Кремлевский триллер

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кто убил Влада Листьева? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

11
13

12

Гибель популярного ведущего нарушила всю работу телевидения, полетела вся сетка передач, все вещание — на экране всех каналов был выставлен портрет Влада, перетянутый в углу черной траурной лентой.

К телевизионщикам в Останкино приехал сам президент — понял, что эту публику надо успокоить, ибо если они выйдут из повиновения, то запросто сметут не только преданных его соратников, окопавшихся ныне в Кремле, но и его самого. Конечно, он не сдастся, как не сдался в 1993 году, при противостоянии с Верховным Советом, если что — выведет грачевских десантников и танки, подкрепит армию милицейскими частями быстрого реагирования, с такими силами он скрутит любого… Но повторения 1993 года Ельцину не хотелось. Популярности это не прибавит, рейтинг же зашкалит за нижним пределом. Ох, противное же словечко возникло в горбачевскую пору — «рейтинг», и кто его только выдумал! Этому «просветителю» надо оторвать вообще все, что растет ниже носа.

От президента исходил аромат то ли затейливого, непривычного для простого человека парфюма, то ли дорогого пития — водки, настоянной на редких травах, либо армянского коньяка «Двин», которым любил лакомиться сам Черчилль, — не понять. Но пьян президент не был. Когда он пьян, то взгляд у него темнел, делался отсутствующим, уходил внутрь, словно президент очень внимательно интересовался тем, что у него происходит внутри, и это занимает его гораздо больше, чем разная мелочь, происходящая вне, и тогда события внешнего мира он воспринимал с брезгливостью — это хорошо видно по его лицу.

Впрочем, чего придираться к президенту? Народ пьет не меньше его. Напитки только разные. Президент пьет горькую целебную водочку, настоянную на пятидесяти — шестидесяти целебных травах, — то самое, что надо принимать мензурками, наперстками… Но эта доза не устраивает президента, тут он не должен отставать от народа. А народ… — он пьет бутылками и стаканами, и пьет, конечно, не дорогие настойки — пьет крепкую табуретовку, от которой, если малость перебрать, человек слепнет, на глаза наползает белесая мокрая пленка, и все…

Как-то президент попросил дать ему данные о том, как пил русский народ, скажем, до Первой мировой войны. Цифры заставили его задуматься. По данным Большой советской энциклопедии 1926 года, на одного российского жителя приходилось всего 3,4 литра чистого алкоголя в год. Всего-навсего. Впереди была Франция — 23 литра, Италия — 17 литров, Испания — 14 литров и далее по списку — Англия, Германия, Голландия, Швеция и другие крупные страны.

Недаром говорят, что самый красноречивый язык на свете — это язык цифр. Данные повергли президента в некое смятение: получается, это при нем русский народ сделался самым пьющим в мире. При нем, да при этом пятнистом… Как его… При Михаиле Сергеевиче.

Президент всегда отличался великолепным знанием фамилий, имен и отчеств, он никогда не ошибался. Заплестись язык у него мог, выдать кашу вместо речи — запросто, а вот насчет ошибки в имени-отчестве — никогда.

Как-то он попросил принести ему справку, сколько же пьет рядовой россиянин, — цифра получилась ошеломляющая. Изучив справку, президент небрежно отодвинул лист бумаги в сторону, проговорил невнятно:

— Неплохо, неплохо.

Помощник, седой, с мальчишеской фигурой, с густыми черными бровями и легкой птичьей походкой, недоуменно глянул на президента — думал, что тот будет все рвать и метать, а президент вполне миролюбиво произнес слово «неплохо». Это что же, выходит, он смирился с тем, что Россия спивается? И в основном спивается работающий русский мужик, на котором всегда, испокон веков держалась земля наша?

Помощнику хорошо было ведомо, что спиваются в России ныне не только мужчины, но и женщины, а споить женщину, значит, споить будущее, лишить Россию нормального потомства. Страна наводнена дешевым спиртом, а там, где нет спирта, не хватает денег, мужики гонят жуткую сивуху из всякого дерьма, говорят, даже из гнилой кожуры. Процесс этот необратим. Да и не надо его останавливать, разумел помощник, в этом вопросе он был заодно с президентом — сейчас ведь как дело обстоит: чем хуже — тем лучше.

Люди почти перестали выписывать газеты, но зато все подряд, поголовно, смотрят телевидение. Умными людьми было найдено очень интересное средство воздействия на человека — двадцать пятый кадр… Технически эта штука понятная, помощнику ее объяснили на пальцах, и он все схватил с полуслова. В кинопроекции есть понятие «двадцать четыре кадра». В секунду глаз успевает охватить ровно двадцать четыре кадра, которые, уложенные в секунду, дают непрерывное движение, создают стробоскопический эффект. Двадцать пятый кадр взглядом уже не улавливается, но именно он может воздействовать на человека. Говорят, что на экране писали неприличное слово, пардон, «говно». Глаз это слово не засекал, но в комнате, где стоял телевизор, вдруг появлялся неприятный запах общественного сортира. Досужие люди мигом сориентировались, сделали ставку на двадцать пятый кадр — поняли, что с его помощью в человеческую голову можно вдолбить что угодно, вплоть до идеологии фашизма. А можно заставить всю Россию проголосовать, чтобы она стала колонией какого-нибудь Занзибара. Проблема будет только с теми, кто не смотрит телевизор…

В общем, «венца природы» можно обработать почище всяких наркотиков. Шелковым станет. Поэтому президент поспешил появиться на телевидении, успокоить сотрудников.

Еще не хватало, чтобы телевидение выступало против него!

Пробыл президент в Останкино недолго, просил не бунтовать, не бередить души россиян (слово «россияне» он произносил с особым смаком, рассыпчато: «рас-сия-ни»), а работать так, как работали раньше. Со своей стороны он постарается быстро отыскать убийц Влада.

Влада на телевидении все так и звали — Влад, никто не называл по фамилии.

— С убийцами я вот что сделаю, — пообещал президент, наложил один кулак на другой, правый кулак красноречиво повернул влево, левый, со стесанным пальцем, — вправо. — Вот… Понятно?

Он поднял два кулака, показал их журналистам.

Приехав в Кремль, президент вызвал к себе генерального прокурора. Тот явился умопомрачительно быстро, будто сидел в приемной под дверью и ждал вызова, прошел в кабинет и, встав перед столом президента, выжидательно наклонил короткую борцовскую шею. Президенту нравились преданные люди. Нельзя сказать, что он ценил их, но нравиться нравились. По крайней мере, от них президент никогда не ждал удара в спину, как от некоторых улыбчивых «дружбанов», напрашивающихся к нему в баню. И сделают они все так, как надо… Как попросишь, так и сделают. Даже если закон надо будет прикрыть плотной тряпкой, чтобы ничего не просвечивало.

Несмотря на то, что генеральный прокурор нравился президенту, президент некоторое время угрюмо смотрел на него. Смотрел и молчал.

Это встревожило генерального прокурора. Он переступил с ноги на ногу, подсунул под воротник рубашки палец — показалось, воротник жмет и ему нечем дышать. Наконец не выдержал и спросил неестественным, зажатым голосом:

— Что-нибудь случилось?

Президент продолжал молчать, потом недовольно шевельнул ртом:

— А вы разве не знаете, что происходит? Телевизор включаете или нет?

— Все знаю, все знаю, — заторопился, глотая слова, генеральный прокурор.

— Тогда чего спрашиваете? — Президент замолчал и вновь долгим изучающим взглядом уставился на генерального прокурора. У того начало медленно краснеть лицо.

— Значит, так, — наконец прервал молчание президент, стукнул левым кулаком по столу, — дело об этом убийстве я беру под свой контроль. Вы мне будете регулярно докладывать, как идет следствие.

— Сколько времени даете на расследование?

— Нисколько. Расследовать и найти убийцу надо было еще вчера. Понятно? — Президент вновь нехорошо шевельнул ртом. Генеральный прокурор почувствовал, как по спине у него потекла струйка пота. — И вот еще что… Кто, как вы думаете, виноват в том, что произошло?

— Московские правоохранительные власти ослабили контроль за криминогенной ситуацией в городе, — стремительно, без запинки ответил генеральный прокурор.

— Вот-вот, понимаешь… московские. Это верно. Генеральный прокурор понял, что попал в точку. В России вечно стоят два вопроса: «Кто виноват и что делать?» Миллионы людей пытаются ответить на них, и ответы эти — толковые, в точку, но вопросы от того, что найден ответ, не исчезают, они оказались неистребимыми, они то там, то тут поднимаются вновь. Кто виноват и что делать?

— Есть у меня на этот счет кое-какие соображения, — сказал генеральный прокурор и сделал ладонью в воздухе сложный пируэт, будто что-то нарисовал.

— Вот-вот. Представьте мне эти соображения, — в голосе президента появились дребезжащие старческие нотки.

В голове у генерального прокурора неожиданно возник счастливый звон — он был рад тому, что уцелел, что в голосе президента появились ворчливые «добавления», а это означает — гроза прошла, никто его не тронет, кресла своего, несмотря на многократные прокатывания в Совете Федерации, он не лишится.

— Я сделаю все, что от меня зависит, — с воодушевлением воскликнул генеральный прокурор, — все раскопаю! И виновных найду, и… — Он хотел было сказать «невиновных тоже», но вовремя остановился — буквально споткнулся на слове.

Проницательный президент понимающе кивнул.

— Невиновных не надо, — произнес он, словно прочитал мысли, роившиеся в голове генерального прокурора, усмехнулся устало и сделал рукой милостивый жест. — Идите! Завтра — ко мне на доклад. Докладывать о том, как расследуется это дело, будете постоянно. Понятно?

— Понятно! — прежним воодушевленно счастливым голосом произнес генеральный прокурор.

Генеральный прокурор относился к категории уязвимых людей. В его прошлом не было ни особых взлетов, ни блестящих мигов жизни, которые потом становятся биографией, не было ни званий, ни степеней. Максимум чего он добился — должности заместителя заведующего отделом в Генеральной прокуратуре СССР. Но это было при старой власти, а то, что было при старой власти, сейчас ставится в упрек — все без исключения. Поэтому хорошо, что при старой власти он ничего, собственно, и не добился — свое он возьмет при новой власти. Зато никто не ткнет его в глаза прошлым.

Он вновь засунул за воротник рубашки палец, резко оттянул — ткань затрещала, но не порвалась. Отсутствие биографии угнетало его. Как угнетало и звание мастера спорта, полученного на борцовском ковре. Он считал, что генеральный прокурор должен быть похож на чеховского интеллигента — утонченного, остроумного, независимого. Сам он этими качествами не обладал и страдал от собственного несовершенства, от внутренней маяты, а серебряный квадратик — значок мастера спорта СССР — лишь добавлял этой неуверенности. И вообще, всего, что он имел, было катастрофически мало для того, чтобы быть тем, кем он был.

Людей, которые не соглашались с его мнением, генеральный прокурор предпочитал во вверенной ему системе не оставлять. К числу таковых он относил, например, московского прокурора Пономарева. Не жаловал он и начальника столичной милиции генерала Панкратова. Была бы его воля — лишил бы этих людей и званий, и крестов, и кресел, и портфелей, не задумываясь. Но московское правоохранительное начальство было ему не по зубам — ходило оно под строптивым мэром Лужковым, а Лужков своих людей в обиду не давал. Генеральный прокурор уже пробовал лишить кое-кого своих кресел — надоели сорняки, но из этого ничего не получилось. Мэр считал, что и прокурор, и начальник милиции сидят на своих местах, с делами справляются, поэтому нечего их трогать и вообще нечего их мазать грязью.

Зная нрав московского мэра, генеральный прокурор вынужден был отступить. Но от планов своих не отказался. А тут такая накатила удача: сам президент велел отыскать ему виновных. А чего их искать, когда и так все ясно. Преступление-то где произошло? В Москве? В Москве. Значит, московские правоохранительные органы не доглядели, значит, они виноваты. Поэтому первые люди, которых он подставит под президентский топор, будут два «П» — Пономарев и Панкратов. Тем более что у двух «П» были и реальные промахи — не промахивается ведь только тот, кто ничего не делает.

В тот день генеральный прокурор долго сидел у себя в кабинете, готовился к разговору с президентом. Если президент решит снять двух «П», то мэр помешать не сможет — слишком разные у них весовые категории. Иногда у генерального прокурора неожиданно начинало подергиваться правое веко — он знал, что у московского прокурора репутация без изъянов, к нему не прилип пока ни один ярлык, хотя Пономарева, как всякого прокурора, старались и купить, и взять на испуг, и опорочить, и слухи про него разные пускали, но он умудрялся из любой «газовой атаки» выходить невредимым. А что, если про эту незапятнанность наслышан президент? Сведет свои брови в одну линию и уставится на генерального прокурора долгим изучающим взглядом? Президент умеет делать длинные психологические паузы и доводить этим человека до полного онемения, до того, что тот перестает ощущать себя человеком — превращается в клопа, в кисельную протирушку, в изожженную головешку.

Генеральный прокурор еще ни разу не попадал под такой взгляд президента, но разговаривал с теми, кто попадал. Бр-р, мороз невольно бежит по коже…

Генеральный прокурор попытался представить, кем и чем ощущает себя человек, находящийся рядом с президентом, найти для этого нужное определение. В голове крутилось что-то объемное, загораживало все остальное, а что это такое было, он определить не мог — не хватало слов.

Нарисовав на бумаге скорченного человечка, генеральный прокурор мстительно улыбнулся и отодвинул рисунок в сторону. Наступила пора действовать.

13
11

Оглавление

Из серии: Кремлевский триллер

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Кто убил Влада Листьева? предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я