Русь юродская

Юрий Рябинин, 2020

Каждый наш современник, живущий в третьем тысячелетии от Рождества Христова, найдет в этой книге множество восхитительных и поучительных историй о великих русских подвижниках, их провидческом даре и подвигах во имя Веры, Надежды и Любви. Блаженные истинно и свято умели ценить чудо жизни, ежедневно и ежечасно совершая поступки, возвышающие человека и приближающие его к Богу.

II. Древняя Русь

Во веки в жизни нескончаемой

Андрей Константинопольский

В десятом веке появился новый праздник — Покров Пресвятой Богородицы. Он отмечается 1 (14) октября. И более всех христианских народов этот праздник почему-то полюбился именно русским людям. Сколько по всей Руси стоит Покровских храмов! Кому не известны знаменитые московские храмы Покрова что на Рву (Василия Блаженного) и Покрова в Филях? Или владимирский Покрова на Нерли? Такие достодивности обычно называют визитными карточками городов. Или даже всей России. А сколько поговорок связано с Покровом! На Покров день часто выпадал первый снег, и поэтому говорили: «Покров землю покроет». А поскольку наступали и холода, мужички просили: «Батюшка Покров, натопи избу без дров». Это же прямо точно по щучьему велению! К этому времени у русских крестьян обычно заканчивались полевые работы, и наступал срок до Рождественского поста, когда можно было справлять свадьбы. И девки на посиделках тогда говорили: «Батюшка Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком, или: бел снег землю прикрывает, не меня ль, молоду, замуж снаряжает?»

Этот замечательный праздник пришел на Русь от греков, из Константинополя. Но появлению его крещеный мир обязан не императору, не патриарху, а… всего-то юродивому, безумному Христа ради.

Блаженного Андрея Константинопольского нередко называют славянином по происхождению. Естественно, особенно популярна такая версия в России и у других славянских народов. Основанием для этого послужили слова из его жития, что-де он «был родом скиф». В древности греки называли скифами все население Северного Причерноморья — Скифии. И хотя к тому времени, когда жил блаженный Андрей, собственно ираноязычных скифов в тех краях уже давно не было, народы, населяющие эту область, у греков так и именовались скифами. В девятом же веке там жили в основном именно славяне. Поэтому предположение, будто бы Андрей был русским человеком, очень даже правдоподобно. Вот почему мы относим его к разделу древних русских юродивых.

Каким образом Андрей попал в греческое рабство, неизвестно. Скорее всего, он угодил в плен к каким-нибудь кочевникам, испокон шнырявшим по южнорусской дикой степи, а те уже продали его грекам. Но Андрею, можно сказать, повезло: хозяином его оказался довольно высокопоставленный ромейский вельможа — человек, видимо, добрый и великодушный, — который отнесся к новому малолетнему рабу своему едва ли ни по-отечески. Андрей был работником прилежным и сметливым. Одно делает — семь выходит. И хозяин, видя, как усердствует слуга, призрел его — он отдал Андрея учиться всяким книжным, как тогда говорили, премудростям.

В учении Андрей ревновал не менее, нежели в труде тягловом. И скоро вполне освоил мудреную греческую грамоту. Особенно он любил изучать жития святых и прочие богодуховные книги. Тогда же, видимо, он и крестился. Потому что все свободное время неизменно проводил в храме.

Однажды во время богослужения стал вдруг сон одолевать Андрея. И как ни крепился он, как ни боролся, все не отпускает его напасть, хоть прямо тут же ложись на пол. Отошел тогда Андрей куда-то в сторонку, выбрал местечко поукромнее, да и вздремнул. И снится ему, будто собрались сражаться два воинства — адово и небесное. Впереди нечисти всякой огромный бес похаживает, силою своею похваляется, предлагает побороться с ним, коли смелый есть. Тогда выходит против него Андрей во имя Господа, как Давид против Голиафа, и поражает наповал лукавого. И тут является ему с горних мест Сам Господь в образе прекрасного юноши и говорит: «Отныне ты Наш друг и брат, ступай же на добрый подвиг, будь наг и юродствуй Мене ради, и ты получишь великую награду в день Моего царствия».

Итак, получив благословение от Самого Христа, Андрей пошел исполнять трудный и самый, пожалуй, неблагодарный подвиг юродства.

Житие рассказывает, что Андрей, прежде всего, позаботился убедить всех в том, что он ополоумел, сделался безумным Христа ради. Для чего он взял новую свою одежду, только что подаренную ему искренне благорасположенным хозяином, и изрезал ее на кусочки.

Хозяин натурально опечалился от такого бедствия, приключившегося с его любимцем. И, не сомневаясь, что Андрей всерьез помешался умом, велел его, как бесноватого, заковать в железа и посадить на цепь при храме Св. Анастасии — целительницы душевных недугов. Но здесь юродивый еще более утвердился в своем подвиге. Он увидел однажды св. Анастасию, беседующую со св. Иоанном Златоустым. Величайший отец Церкви спрашивал Анастасию: «Не уврачуешь ли сего Андрея?» На что святая мученица отвечала: «Врачевание ему не нужно, ибо его врачевал Тот, Кто сказал ему: юродствуй Мене ради».

В другой раз Андрей увидел целый легион бесов, вознамерившихся убить его. Но на помощь праведному пришел св. Иоанн Богослов и разогнал темные силы, причем апостол опять подтвердил Андрею, что его подвиг угоден Господу.

Наконец, подвижнику было третье чудесное явление. Андрей увидел — он находится в великолепном чертоге у престола Самого Небесного Царя. Господь подал ему чашу с уксусом — и, когда Андрей пригубил этой горечи, сказал ему: «Таков скорбный путь служащих Мне в настоящей жизни». Потом дал отведать ему снеди, как написано в житии, «сладше манны», и изрек: «Такова у Меня пища работающим Мне и мужественно терпящим все до конца. Соверши и ты подвиг свой мужественно, как начал: мало постраждеши, во веки в жизни нескончаемой будеши пребывати».

Четыре месяца сердобольный хозяин Андрея боролся за его благоразумие. И все эти четыре месяца юродивый оставался в оковах при Анастасьинском храме. Видя, что лечение не приносит результата, вельможа отказался продолжать пользовать слугу. Он велел его расковать и отпустить. Мало того, вообще выдал ему вольную.

И Андрей, как и полагается юродивому, пошел бродяжничать. Он скитался по улицам Константинополя, причем переносил бесконечные насмешки, оскорбления, издевательства. Большинство людей считало его дурачком, шутом, этаким развлечением, явившимся им на радость. А уж для детей он сделался просто первой забавой. Они ходили за ним целой ватагой и всё старались ударить блаженного, толкнуть его, повалить. И если им это удавалось, радости их не было предела.

Житие святого, между прочим, приводит любопытное свидетельство, несомненно подтверждающее, что Андрей нисколько не был умалишенным в медицинском понимании этого определения. Но, конечно, из этого ни в коем случае не следует, что он юродствовал с каким-то тонким и небескорыстным умыслом, то есть лицедействовал, промышлял, изображая из себя несчастного безумного.

Вот что рассказывает житие: если Андрею иногда перепадала какая-то милостыня, он немедленно относил ее нищим. Себе оставлял разве какие крохи, лишь бы только с голоду не умереть. Но передавал он им свои жалкие копейки всегда как-то незаметно, неявно — пройдет мимо и вдруг обронит, будто потерял, или, напротив, поругается с ними, повздорит, да и швырнет медяком вместо камушка, то есть старался делать так, чтобы это не выглядело с его стороны снисходительным пожертвованием в пользу еще более обездоленных сотоварищей, чтобы никто не заподозрил, что он рисуется благодетелем, чтобы лишь один Господь знал об истинных его намерениях. Вот как подавал милостыню избранник Божий! Будет ли по-настоящему безумный человек заботиться об анонимности своих поступков? Разумеется, нет.

Вспомним также, как блаженная Ксения Петербургская помогала строить Смоленский собор: она тайком, ночью (!), рискуя упасть с высоких лесов, носила под самые небеса кирпичи, чтобы утром каменщики могли без промедления приниматься за дело. Если бы кто-то случайно этого не заметил, так ее подвиг и остался бы неизвестным.

Имея возможность существовать, по крайней мере, относительно сыто — а находилось немало таких, кто не отказывал накормить юродивого, — Андрей по нескольку дней ничего не ел. Кстати, это дополнительно подтверждает, что он был отнюдь небезрассудным человеком — какой это безумец станет голодать, если есть возможность насытиться?

Всей одежды у Андрея было рубище, едва прикрывающее наготу. День-деньской он бегал по Константинополю, ночи проводил в молитвах. Если же ему все-таки случалось вздремнуть ненадолго, то, за неимением другого места, он устраивался в какой-нибудь почивающей собачьей стае, которых в Константинополе всегда водилось множество. Но, как рассказывает житие, собаки не особенно-то принимали Андрея: «…инии бо кусаще его, отгоняли от себя, инии же сами убегали от него».

Но эти муки, эти каждодневные пытки души и тела, добровольно принятые на себя Андреем, лишь умножили данный ему Божий дар провидца, его способность созерцать невидимое. Андрею нередко являлись ангелы. Видел он неоднократно и бесов. Последние, впрочем, боялись его, как обычно они боятся избранников Божиих.

Одна благочестивая женщина по имени Варвара как-то пришла на торг, и там в толпе ей повстречался Андрей, он, как обычно, бродил среди народа, кто-то подавал ему милостыню, но большинство гнали его, толкали, насмехались: «Неистов человек сей, погубил ум свой вконец». И тут Варваре чудесным образом открылось то, чего никому больше видеть не было дано. Она узрела святого «во славе»: Андрей блистал, как написано в житии, подобно огненному столпу. А за ним шли бесы в образе арапов и говорили между собой: «Не дай Бог другого подобного на земле; никто так не изжигает сердца наши, как сей». Они ликовали, видя, как многие люди на торгу обижают Андрея. Варвара тогда, полагая, может быть, вразумить нечистую силу, сказала: «Безумны бьющие его, ибо за это осуждены будут в день смерти». Но блаженный, услыхав слова доброй женщины, устремился вдруг на демонов и гневно прокричал им: «Вы не должны замечать бьющих меня, ибо я молюсь за них Владыке моему, да не вменит им греха сего, который творят они по неведению». Он-то хорошо знал: сей род увещевать бесполезно и иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой. Едва Андрей произнес эти слова, в небе появился белоснежный голубь с масличной ветвью в клюве. Он подлетел к святому и, передав ему ветвь, произнес: «Прими дар сей, посланный тебе из рая Господом Вседержителем, в знак благости Своей; ибо ты милостив и человеколюбив, как Сам Он милостив: прощаешь биющих тебя и молишься за них, чтобы это не вменилось им в грех». Такое явление было благочестивой Варваре.

Случилось как-то Андрею в его скитаниях попасть на похороны. Хоронили, верно, какого-то состоятельного грека: дорогой гроб, роскошные дроги, уйма народу… Знакомая и нынче картина. Но Андрей видит, чего никто больше не замечает: над покойным, как воронье, кружат злые духи и радуются ему, как своей добыче и новому товарищу. «За что же попался этот несчастный во власть демонов?» — подумал Андрей с горечью. Тогда Андрею явился ангел Господень и объяснил: «А он был человеком грешным и одержимым гордынею, прелюбодеем и содомянином, льстецом, сребролюбцем и мздоимцем, злопамятливым и немилосердным».

Был в Константинополе в то время один вор, избравший себе промысел смелый, но и одновременно до крайности низменный: он обирал по кладбищам покойников. Как-то узнав, что недавно умерла одна девушка из очень состоятельной семьи, он поскорее собрал инструмент и отправился на кладбище, намереваясь хорошенько поживиться в этот раз. По дороге ему повстречался известный в городе безумец и бродяга Андрей.

И едва святой прозорливец увидел этого человека, он тотчас догадался о его изуверских намерениях и, будто разговаривая сам с собой, громко произнес: «Так говорит Дух, судящий похищающих одежды лежащих в гробах: не будешь ты видеть солнца, не будешь видеть дня, ни лица человеческого; затворятся для тебя врата дома твоего и никогда не отворятся». Вор вначале не обратил внимания на слова юродивого, — мало ли чего несет этот безрассудный, он вечно что-то лопочет! Тогда Андрей, уже прямо обращаясь к злоумышленнику, сказал: «Ты идешь? — не укради! если же сделаешь это, не будешь видеть солнца». Тогда уж вор удивился: как это о его замысле известно?! и кому! — неумному бродяжке! Он злобно ответил Андрею: «Ты точно одержим беснованием и говоришь о неизвестном и тайном по наущению демонскому; но я хочу идти туда и увижу, сбудутся ли слова твои». Андрей ничего ему больше не сказал и отправился своей дорогой.

А вор пришел на кладбище. Разыскал гроб. В те времена гробы (то есть могилы) у греков еще устраивались «по-библейски»: они представляли собой пещеры, заваленные камнями. Дождавшись темноты, вор отвалил камень и вошел в гроб. Он снял с покойной все, что на ней было, кроме самого нижнего хитона. Но, помявшись, посомневавшись, решил забрать и хитон. «Хорош хитон, — подумал злодей, — возьму и его». И не оставил на умершей и самого исподнего. Он собрался уже уходить с награбленным добром. Но вдруг абсолютно обнаженная покойная открыла глаза и залепила ему звонкую пощечину. Вор в ужасе выбежал из пещеры, но больше не увидел света белого — он совершенно ослеп. Естественно, прежнее занятие ему пришлось оставить. С тех пор он жил лишь подаянием и все вспоминал св. Андрея, все удивлялся его прозорливости.

Венцом же праведного жития св. Андрея стало явление ему Богородицы в константинопольском Влахернском храме в 936 году. Это вообще величайшее событие в истории всей Церкви. Не случайно этот праздник и еще только Крестовоздвиженье стоят в ряду праздников библейского происхождения — двунадесятых и великих.

В тот год к Константинополю подступились полчища сарацин. Греческое храброе войско встало насмерть за родную землю. Но греков было меньше, и неверные их теснили. В это время во всех храмах день и ночь шли молебны об избавлении империи от лютой напасти. В древнем Влахернском храме у самых риз Пресвятой Богородицы молился и св. Андрей со своим юным учеником Епифанием. И вдруг в разгар всенощной Андрей с Епифанием увидели, как в храме по воздуху в окружении святых движется сама Матушка Богородица. Она остановилась над молящимися, сняла с головы покров (омофор) и распростерла его над людьми, показав Андрею и Епифанию, что Она не оставляет верных молитвенников православных Своею благодатью, Своим заступничеством, покровительствует им.

Когда весть об этом чуде разнеслась по Константинополю, греческие воины ободрились, исполнились отвагою и разогнали магометан.

Долгое время это событие оставалось лишь «местночтимым» праздником в самой Влахернской церкви. А обще-православным праздник Покрова стал только в XII веке. Причем обязана этим Вселенская Церковь Руси. Великий князь Владимиро-Суздальский Андрей Юрьевич, узнав, что в Царьграде в каком-то там храме празднуется память чуда, явленного его блаженному соименнику два с лишним века назад, добился празднования Покрова дня по всей Руси. А потом его стали отмечать и другие поместные церкви.

Блаженный Андрей не долго прожил после явления ему Богородицы. Умер он, как и полагается бесприютному страннику, прямо на улице. Одна женщина, увидев, что Андрей лежит недвижимый и бездыханный, поспешила позвать кого-нибудь на помощь. Но когда она возвратилась, юродивого уже не нашла, а там, где только что лежал Андрей, густо пахло каким-то совершенно восхитительным благовонием. Так тело блаженного и исчезло неизвестно куда.

О святом Андрее Константинопольском написано объемистое житие. Считается, что автором его или одним из авторов был иерей Никифор — современник Андрея, лично знавший юродивого и бывший близким к нему. Это житие можно безо всякого преувеличения считать выдающимся памятником среднегреческой, или, как ее часто называют, византийской, литературы. А значит, и мировой. Вообще это сочинение в равной мере можно считать и романом. Оно имеет все признаки самого совершенного художественного произведения: ярко выраженное композиционное построение, стройный сюжет, многочисленные колоритные детали, но главное — мастерское построение образов. Понятно, что образы — это не всегда люди. Особенно хочется отметить упомянутые колоритные детали: они придают повествованию настолько многоцветный и объемный композиционный фон, до такой степени воздействуют на фантазию, что так и кажется, будто своими глазами видишь древнюю столицу Ромейской империи и вместе с этим симпатичным Андреем, юродивым Христа ради, и другими героями блуждаешь по улочкам Константинополя и участвуешь во всех их приключениях. И, право дело, жаль в конце концов расставаться с Андреем, как обычно жалко бывает прощаться с полюбившимся литературным персонажем.

Но не будем забывать, что Андрей Константинопольский — святой. Он, как сказал ему Христос, во веки в жизни нескончаемой, он всегда с теми, кто о нем вспоминает, думает, молит его. Православный народ не расстается со святым Андреем.

День памяти блаженного Андрея — 2 (15)¹ октября. Как раз на следующий день после праздника Покрова.

В дико-багряном рубище и с тремя кочергами в руках

Прокопий Устюжский чудотворец

Устюг — город невелик. Хотя и именуется Великим. И можно вообразить, каким почитанием там пользуется свой, местный чудотворец, ставший к тому же святым общецерковным. У редкого православного устюжанина дома не висит икона с изображением святого земляка Прокопия.

Житие Прокопия Устюжского рассказывает, что он прежде был купцом «из западных стран от латинского языка и земли немецкия» и торговал в Новгороде. Это неопределенное свидетельство из жития позволяет выдвинуть сразу несколько версий о национальной принадлежности Прокопия. Происхождение его «от латинского языка» объясняется иногда, как указание на исповедание блаженным изначально латинской веры. Нет, разумеется, он относился к латинской вере, пока не принял православия, — вне всякого сомнения! — но только подчеркивать этого не было ни малейшего смысла: в западных странах в XIII веке никакой другой веры, кроме латинской, еще не существовало. Лютер со своей реформацией появится там почти что через столетия. Значит, скорее всего, речь идет именно о языке. Кстати, еще у Даля «народ» имеет одно из значений — «язык». И тогда резонно предположить, что Прокопий был французского происхождения человек. Потому что французы — это единственный латиноязычный народ, который живет на северном побережье континентальной Европы. Конечно, теоретически в Новгород мог заплыть и итальянец, обогнув всю Европу, и испанец с португальцем. Но все-таки версия с французом более реалистичная. Наконец, упоминание «земли немецкия», откуда якобы явился Прокопий, позволяет предположить, что он мог быть немцем или из варяг. Но указание на немецкие земли, как на родину блаженного, отнюдь не исключает вариант с землей французской. В глубокую старину русские называли всю Западную Европу, включая Францию и Скандинавию, немецкими землями. Но в таком случае, как и с латинской верой, зачем подчеркивать, из какой он земли вышел? Одним словом, происхождение Прокопия — откуда он взялся? какого он был роду-племени? — дело темное.

Познакомившись близко с русскими обычаями и узнав сущность православия, гость из немецких земель решил забросить навсегда свои негоции и, приняв русскую веру, остаться на Руси. Он раздал все свое имущество бедным и, крестившись Прокопием, поселился на первых порах в обители вблизи Новгорода. Но вскоре перебрался в город Устюг на далекую реку Сухону и принялся исполнять там подвиг юродства.

В старинной рукописи, т. н. Иконописном подлиннике, наружность блаженного изображается такою: «Подобием средовек, власы на голове — русы, борода козмина, рубище дико-багряное, с правого плеча спустилось, в руках три кочерги, на ногах сапоги разодраны, колена голы». Средовек означает средних лет был человек, а борода козмина — то есть длинная.

Эти три упомянутые кочерги в руках у Прокопия сделались в Устюге верной приметой, свидетельствующей, насколько обильным будет урожай в их крае. Устюжане скоро заметили: если Прокопий носит их вверх «головами», в тот год бывает урожай богатый, когда же «головы» смотрят вниз, жди недостатка во всем. Но вряд ли Прокопий носил постоянно с собой эти железки, чтобы только виды на урожай предсказывать. Вероятно, кочерги служили ему прежде всего орудиями защиты от собак. У большинства бродяжных юродивых отношения с собаками как-то не складывались.

Целый день Прокопий бродил по городу и терпел от неравнодушных обывателей все полагающиеся юродивому знаки внимания: насмешки, брань, иногда и побои. Но на все глумления Прокопий отвечал забавникам единственно молитвой Распятого: «Господи, прости им, ибо не знают, что делают». Иногда, впрочем, находились доброхоты, которые подавали ему какое-нибудь пропитание. Но Прокопий очень разборчиво относился к подаянию: он принимал милостыню только от сердобольных нищих и от людей, известных в Устюге своим благочестием и богобоязненностью, и никогда ничего не брал от тех, кто обогатился неправедно. Ночи блаженный проводил в молитве на паперти церкви. Если же силы его совершенно оставляли, он, как Андрей Константинопольский, засыпал прямо на земле, где придется. Однако вспомним, что Константинополь — это по нынешнему понятию курорт, где ночь лимоном и лавром пахнет. А Устюг оказался, как недавно выяснилось, вотчиной Деда Мороза. Каково это приходилось там Прокопию в его дико-багряном рубище и с вечно голыми коленями?

В какой-то год зима на Сухоне выдалась, как никогда, жестокая: морозы стояли такие, что птицы замерзали в воздухе и падали на землю замертво. Но Прокопий нисколько не изменил образа жизни: днем он бродил, едва одетый, по городу, ночь молился на паперти. Однажды ночью мороз окончательно рассвирепел. Не выдержал уже Прокопий и пошел искать какого-нибудь пристанища. Но куда бы он ни постучался, все гнали несчастного блаженного. Попался ему случайно бесхозный сарай, в котором, впрочем, было нисколько не теплее, чем на улице. Прокопий заглянул внутрь и увидел там стаю собак — они лежали, сгрудившись в кучу, и таким образом согревались. Ничего не оставалось юродивому, как попробовать согреться вместе с собаками. Но едва Прокопий примкнул к стае, собаки недовольно поднялись и ушли, оставив человека одного в ледяном сарае.

Так нигде и не устроившись на ночлег, Прокопий возвратился на паперть и решился, коли уж ему судьба такая, замерзнуть тут. Уже почти окоченев от холода, он опустился на колени и принялся молиться, как перед кончиной. И вдруг он почувствовал, как откуда-то сбоку на него дохнуло жаром, будто из печи. Прокопий оглянулся и увидел перед собой Ангела с ветвью в руке. Небесный посланец коснулся едва живого подвижника ветвью, причем приятная теплота разлилась по всему телу Прокопия и не отступалась до утра. А утром мороз полегчал.

Об этом чудесном случае Прокопий поведал своему знакомцу дьячку Симеону — отцу знаменитого святителя Стефана Пермского, — но запретил рассказывать кому бы то ни было до самой смерти своей. Кстати, Прокопий предсказал, что Стефан сделается в свое время великим просветителем пермского народа. Точно так и вышло.

Однажды Прокопий вдруг как-то встревожился, обеспокоился, он вбежал в храм и стал говорить всем: «Покайтесь, братия, во грехах своих, поспешите умилостивить Бога постом и молитвами, иначе город погибнет от града огненного». Но никто не внял ему. Многие, по обыкновению, посмеивались над ним. «Он не в уме, — говорили друг другу люди. — Известно — блаженный! Что взять с нищего духом?»

А через неделю, в полдень, в небе показалось черное облако, оно подошло к самому Устюгу и встало аккурат над городом. Сделалось темно, будто при солнечном затмении. Во мраке молнии летали. От беспрерывного грома адова самые крепкие, самые могучие палаты в Устюге вздрагивали, будто жалкие хижины, и, казалось, вот-вот рассыплются. Тогда устюжане вспомнили пророчество Прокопия и бросились все в соборный храм Богоматери. Блаженный провидец уже был там и молился перед иконой Благовещения. Тогда и весь народ упал на колени и с рыданиями принялся просить Заступницу о спасении от гнева Божия. И Богородица тогда подала знак православным, что вняла их молитвам: икона ее вдруг обильно замироточила, и храм наполнился дивным благоуханием. Тут же отступилась и грозная напасть: черные тучи, сверкая молниями, стали отходить от города и где-то в стороне, на пустынных местах, просыпались раскаленными камнями. Сколько веков прошло, но на этом месте так ничего и не растет.

С тех пор устюжане стали относиться к Прокопию с куда большим почтением.

Но блаженный не долго после этого прожил. Он преставился 8 июля 1303 года в весьма преклонных летах. Похоронили его на берегу Сухоны, вблизи Успенской церкви.

А в 1471 году над костями чудотворца была поставлена церковь, освященная во имя святого юродивого, и тогда же в Устюге стали отмечать «праздник блаженного Прокопия месяца июля в 8-й день». Еще какое-то время спустя — в 1547 году — московский собор утвердил этот праздник.

Не оставлял Прокопий своим заступничеством устюжан и после смерти. Накрыла как-то Устюг новая черная туча — казанская орда изгоном пришла на Сухону. Как обычно, татары увели с собой в Казань полон. Одна устюжанка, попавшая в неволю, побожилась, что, если выйдет из плена и возвратится на родину милую, она на гроб блаженного Прокопия возложит покров. И, действительно, скоро ей удалось вырваться из лютой татарской неволи, что вообще редко кому случалось, и, преодолев колоссальный путь, благополучно добраться до родного Устюга. Обещание свое она исполнила — покров на гробницу Прокопия возложила.

Память св. Прокопию отмечается 8 (21) июля.

Где двое собраны

Николай и Феодор Новгородские

Едва ли во всей Руси найдется другой город, разве сама Москва, который был бы так же знаменит своими юродивыми подвижниками, как прославился ими великий Новгород. Впрочем, объясняется это довольно просто: в отличие от преподобных, которые, напротив, искали уединения, юродивые непременно шли в массы, как говорится. Самый подвиг их только тогда и имеет смысл, если он освидетельствован публикой. И желательно насколько возможно многочисленной. Новгород же в X–XVII веках был одним из крупнейших, а в отдельные периоды и самым крупным городом на Руси. О численности населения Новгорода XIV века можно судить хотя бы по такому свидетельству, приведенному С. М. Соловьевым: «В Новгороде в 1390 году, по одному иностранному известию (Кранца), погибло от мору 80 000 человек». Даже если эта цифра несколько преувеличена, то все равно вряд ли новгородцев тогда было менее ста тысяч. А это означает, что Новгород для своего времени считался просто-таки мегаполисом, как теперь говорят.

Во второй половине XIV века в Новгороде жили по соседству двое юродивых — Николай и Феодор. В те времена Новгород представлял собою почти круглое в плане городище в две версты поперек, разделенное Волховом на равные приблизительно половины — Софийскую сторону со знаменитым Детинцем и Торговую с не менее знаменитыми торгом и вечевой площадью. Соединялись друг с другом стороны единственным Волховским мостом. На этом мосту новгородцы обычно казнили злодеев — сбрасывали их в реку.

Блаженный Николай жил на Софийской стороне, а блаженный Феодор — на Торговой. Вспомним, что большинство юродивых, если они одновременно не монашествовали, проводили свое драгоценное время в скитаниях по городу. Феодору же и Николаю особенно-то скитаться было некогда, у них имелась забота поважнее: они значительную часть всей жизни своей провели, карауля друг друга на разных концах Волховского моста. И стоило одному из юродивых по какой-то нужде перейти на противоположную сторону, другой тотчас набрасывался на него и с побоями прогонял прочь. «Не ходи, юродивый, на мою сторону, а живи на своей!» — кричал Феодор Николаю, если тот забредал на торг. «Как посмел сюда явиться?!» — вопил Николай на весь Новгород, если Феодору случалось как-то оказаться у Детинца. Так они стерегли каждый свою сторону. Это была любимейшая новгородская забава. Ни одно вече никогда не собирало такого кворума, сколько сходилось зевак, чтобы потешиться потасовками Николая и Феодора. Но когда Феодор умер, Николай так закручинился, что вскоре и сам последовал за ним.

Судьбы Николая и Феодора схожи поразительно, до мелочей.

Блаженный Николай родился в Новгороде в состоятельной благочестивой семье. Родители его позаботились, чтобы Николай с самых юных лет рос человеком добродетельным и богобоязненным. И уже с детства он усердно посещал храм, строго постился, любил подавать милостыню, помогать людям. Отказавшись от игр и развлечений со своими сверстниками, Николай подолгу молился, причем молитва, как рассказывает житие, «текла из его уст, как благовонное кадило». Праведный Николай скоро обратил на себя внимание всего Новгорода: «Его стали и знатные и незнатные ублажать и славить». И, очевидно, на волне такого почитания Николай мог бы когда-нибудь стать крупной фигурой в русской Церкви. Может быть, и митрополитом. Но он к этому нисколько не стремился, и такая слава его, видимо, ничуть не интересовала. И к изумлению всего Новгорода, отказавшись наследовать несметные богатства, он покинул навсегда роскошные палаты своих родителей и, босой, едва одетый, стал юродствовать в родном городе.

Блаженный Феодор также родился в Новгороде. Правда, не в такой богатой семье, как Николай. Но родители Феодора не менее Николаевых родителей были людьми благочестивыми и христолюбивыми. И еще в детстве, под их влиянием, Феодор основательно изучил Священное Писание и многие жития святых. В его же собственном житии говорится, что Феодор, «егда прииде в совершенный возраст», загорелся подражать Божиим угодникам и стал строить свою жизнь по их подобию: в смирении, в воздержании, в братолюбии. Особенно строго он исполнял подвиг постничества: по средам и пятницам он вообще ничего не вкушал, в прочие же дни — только по заходе солнца. Причем значительную часть времени проводил в храме. Слова апостола Павла: «Мы безумны Христа ради» — произвели на Феодора такое впечатление, так глубоко проникли в его сердце, что он, по примеру прежних великих подвижников юродивых, избрал себе этот тяжкий неблагодарный подвиг. Так же, как и Николай, оставив благоустроенный родительский дом, он отправился в свой долгий путь Христова угодника.

И жития Николая и Феоора, и историки Церкви объясняют распри и потасовки двух юродивых этаким их представлением, пародирующим противоборство новгородских сторон, когда на Волховском мосту софийские с торговыми сходились стенка на стенку, и там действительно случались крепкие побоища. Иногда кровавые, иногда и с душегубством. Чтобы показать новгородцам, как нелепо, как богопротивно это их междоусобье, Николай и Феодор и разыгрывали перед всем Новгородом этакую потешную батрахомиомахию. Трудно предположить еще какую-то причину их исторического раздора. Во всяком случае версия с разделом юродивыми города на сферы извлечения прибыли, как сделали позже дети лейтенанта Шмидта или как нередко и нынче поступают профессиональные собиратели подаяния, отпадает категорически: ни Николай, ни Феодор милостыни никогда не просили, а если им что-нибудь и перепадало, они немедленно все раздавали нищим.

Один новгородский боярин, живший на Софийской стороне, очень уважал блаженного Феодора, преклонялся перед его строгим христианским аскетизмом. И как-то этот боярин пригласил Феодора к себе в гости: «Буди, старче, ко мне на Софию». Блаженный вначале отказывался: «Не гневись, боярин, не пойду — Николка там злой живет». Но после долгих уговоров все-таки согласился. И вот, улучив момент, когда Николая на том берегу как будто не было видно — по делам, верно, куда пошел юродивый, — Феодор прокрался на Софийскую сторону. Но когда он довольно углубился в неприятельскую территорию, тут и угодил в засаду.

Это, видимо, был очень толково разработанный его противником маневр. Николай атаковал Феодора с тыла, чтобы таким образом отрезать ему путь отступления через единственный в городе мост. С лихим кличем он набросился на незваного гостя. Пришлось Феодору пуститься наутек, куда глаза глядят. Петляя из улицы в полуулицу, Феодор пробирался к Волхову. Отчаяние умножало его силы. Сзади по дощатым тротуарам стучал голыми пятками разгневанный до крайности Николай.

У самой воды новгородцы разводили огороды. Феодор мигом перемахнул через грядки и дальше побежал на родной берег, как рассказывает житие, прямо по самому Волхову, как по суше. Видя такую прыть отступающего неприятеля и не надеясь уже догнать его, чтобы задать хорошую взбучку, Николай схватил с земли, что под руку попалось, а это оказался кочан капусты, и швырнул им в Феодора. Но перед тем он еще, подобно Феодору, будто посуху, добежал с кочаном до середины Волхова. Это видели многие новгородцы. И с тех пор Николая прозвали в Новгороде Кочановым.

Но хождение по водам может показаться пустячным трюком по сравнению с тем чудом, что сотворил Николай в доме одного знатного новгородского вельможи. Подобного, кажется, никому больше, кроме Самого Христа на свадьбе в Кане Галилейской, совершить не удалось.

Позвал Николая как-то богатый вельможа, очень преклонявшийся перед ним за жизнь святую, к себе на почестен пир. Он сам разыскал юродивого на улице, поклонился до земли и говорил таковы слова: «Ай же ты Никола Новгородский, раб Христов! Уж не знаю, чем и буде тебя жаловать за твои за подвиги великие. Приходи ко мне ты ныне на почестен пир, на почестен пир да на веселие, мне на радость, а гостям моим любезным в назидание». Никола на это смиренно отвечал: «Как угодно будет Богу, так и станется».

Вельможа откланялся и пошел своей дорогой. А Никола, не имея верно теперь другого занятия, сразу и поспешил в гости. Доброго своего знакомца вельможу он дома не застал — тот еще не вернулся. А слуги не знали, что их господин пригласил юродивого. Поэтому, когда Николай появился, они стали надсмехаться над ним, обзывать словами непотребными, а потом и выгнали взашей со двора. Блаженный вынес все поношения безропотно и как ни в чем не бывало побрел своим путем.

А в урочный час воротился домой вельможа, собрались скоро и гости любезные, и пошел у них пир на славу — зелено вино потекло рекой. Когда же вино на столе стало выходить, вельможа велел слугам пойти наполнить кувшины заново. Расторопные работники бегом спустились в погреб и с изумлением обнаружили, что все бочки совершенно пусты. Они в страхе доложили хозяину об этакой незадаче. Хозяин не поверил лукавым лакеям: быть того не может, врут лодыри! Он сам спустился в погреб и видит: помилуй, Бог! — сухие его бочки! Что делать? Полон дом гостей, а вина ни капли. Вельможа уже было распорядился людям бежать на Варяжский двор купить вина ото всех сортов, но тут вспомнил о самом любезном своем госте, про которого прежде позабыл впопыхах — о Николе блаженном. «А не приходил ли без меня Никола? — спросил он слуг. — Я очень звал его». — «Да, был, — отвечали работники, — да кто-то из наших ребятушек прогнал его взашей, понося словами бранными». Понял тут добрый хозяин, как жестоко и грешно обошлись его слуги с блаженным, и тотчас послал лучших из своих людей разыскать Николая, где бы он ни был, хоть из-под земли откопать, и упросить, умалить на коленях его возвратиться. С большим трудом хозяйские посыльные отыскали Николая — он сидел в засаде у Волховского моста: караулил Феодора, — упали ему в ноги и запричитали: «Уж ты гой еси Никола свет Максимыч наш! Ты прости дурных холопьев, не попомни зла, воротись назад к нам на почестен пир. Просим миром всем тебя и оземь бьем челом». Отвечал опять блаженный со смирением: «Как угодно будет Богу, так и станется».

Снова пришел Николай в дом благородного вельможи. А тот уже встречает его на крыльце, кланяется до земли, будто князю, и ведет в палаты белокаменные, во главу угла блаженного сажает, потчует диковинными яствами, виновато молвит покаянну речь: «Ты прости, Никола, мой любезный брат. За холопий грех с господина спрос: беззаконие мое верно знаю я. Так вели же подавать зелена вина. Заодно прошу — не сочти за труд — меда княжьего прибавь от своих щедрот». — «Пусть все будет так, как желаешь ты», — кротко вымолвил Николай в ответ.

Пошел тогда сам хозяин в погреб. И что же он видит? — все бочки полны до краев. Когда же вино и мед подали к столу, все гости нашли, что они несравненно лучшей доброты, нежели были прежние. Николай, поняв, какое произошло чудо, какую милость явил Господь, и ни в коем случае не желая славы среди земляков, их восторгов, их поклонения ему, как чудотворцу, очень просил вельможу не рассказывать никому о случившемся до самых пор, пока Бог не возьмет его.

Свидетельств о том, что Феодор совершал подобные, поистине библейские, чудеса, не существует. Но Феодор прославился в другом роде — у него был редкостный дар прозорливости. Новгородцы уже привыкли к тому, что если Феодор ходит по улицам и говорит всем встречным: «Берегите хлеб», — значит, приближается голодная пора и нужно позаботиться о припасах.

В Новгороде часто случались пожары. И почти всегда Феодор предупреждал земляков о грядущем бедствии. Так он идет иной раз по улице, остановится у каких-то хором и скажет: «Чисто тут будет — впору репу сеять». Для владельца хором это было приговором. Как он затем ни берегся, ни остерегался, приходило лихо, и усадьба его выгорала.

Почувствовав заранее, что Господь скоро призовет его, Феодор особенно усердно молился и говорил людям: «Прощайте, далеко иду». Когда же наступил ему срок, Феодор поисповедовался, приобщился Святых Тайн и с миром предал чистую свою душу Богу. Это произошло 19 января 1392 года.

Феодор просил, чтобы его похоронили на любимой Торговой стороне, вблизи самого торжища. Он был погребен у Георгиевской церкви, на паперти которой провел в молитве бесчисленные ночи. Впоследствии над мощами святого блаженного была воздвигнута часовня.

Блаженный Николай не намного пережил своего соперника. Он уже почти не бродил по Новгороду, а на Торговой стороне так вообще больше не показывался: «Феодоровы это концы! Нечего Николке там делать!» Николай теперь больше сидел на своем месте у Волховского моста и все вглядывался в сторону торга, все искал подслеповатыми глазами: где же Феодор? зачем не показывается никак этот бродяжка юродивый на мосту?

Преставился блаженный Николай 27 июля 1392 года. Похоронен он был, естественно, на Софийской стороне, на кладбище при Яковлевском храме. Причем Николай завещал похоронить его непременно на дороге, чтобы могила его попиралась, то есть была под ногами всякого прохожего. Это довольно известный подвиг посмертного высокого христианского смирения: считается, что душа сторицею вознаграждается на небесах, если покоящийся в земле прах терпит такое уничижение. Но в 1554 году попирание Николиной могилы закончилось: новгородский архиепископ Пимен повелел поставить над мощами святого блаженного Николая храм во имя св. Пантелеимона. Но как ни любим на Руси святой целитель Пантелеимон, новгородцы с таким упорством называли этот храм Николо-Кочановским, что пришлось епархии в конце концов так его и переименовать.

Святой Николай Новгородский среди русских блаженных был и остается одним из самых почитаемых. Достаточно привести хотя бы такой пример: император Николай Первый крестил в честь Николы Кочанова своего третьего сына, ставшего впоследствии знаменитым русским полководцем, дошедшим в 1878 году с войсками до самого Константинополя и едва не освободившим столицу православия от магометан. Возможно, великому князю Николаю Николаевичу помогал его небесный покровитель, имевший многолетний батальный опыт противостояния на Волховском мосту в Новгороде.

Память блаженному Феодору отмечается 19 января (1 февраля); блж. Николаю — 27 июля (9 августа).

Попутный ветер в обе стороны

Михаил Клопский

Среди многочисленных новгородских юродивых одним из самых почитаемых всегда был св. Михаил Клопский. Он, как и многие блаженные, одновременно монашествовал: значительную часть своей жизни Михаил провел в Клопском Троицком монастыре. Житие изображает его человеком отнюдь не безумным. То есть, кажется, даже не безумным Христа ради, не типичным юродивым во всяком случае. Напротив, Михаил настолько благоразумен, что с ним постоянно советуется сам игумен Феодосий. Этот пример позволяет нам заметить, что юродствовать — не всегда означает безумствовать. И это не единственный случай, также нисколько не была безумной — ни ради Христа, ни в силу душевного заболевания — крупнейшая святая ХХ века, московская блаженная Матрона.

Само появление Михаила в Клопском Троицком монастыре произошло в день, когда по народным поверьям происходят всякие чудеса: в канун Рождества Иоанна Крестителя — праздника, известного в России больше как Иван Купала.

Брат Макарий как-то после службы возвратился в свою келью и с изумлением обнаружил, что дверь не заперта, а в самой келье сидит старец и что-то старательно записывает. Макарий, натурально, перепугался и поспешил за подмогой.

Скоро пришел сам игумен Феодосий с братией. Видит — что за диво?! — сидит в келье старец и переписывает деяния апостола Павла. Изумленный игумен прочитал Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божие, помилуй мя грешного!» И старец в ответ прочитал то же самое. Игумен опять Иисусову. И старец ее же. Игумен в третий раз читает. И старец не унимается — повторяет за ним слово в слово.

Растерялся совсем Феодосий. Спрашивает гостя незваного: «Кто еси ты, человек ли еси или бес? Что ти имя?» А старец в ответ ровно то же самое: «Человек ли еси или бес? Что ти имя?» Феодосий в другой и в третий раз повторил свой вопрос. И незнакомец всякий раз отвечал так же: «Человек ли еси или бес?»

Давай игумен тогда кадить келью. И старца кадить тоже. Старец сидит — от дыма прикрывается, крестным знамением осеняется. Опять спрашивает его Феодосий: «Как еси пришел к нам и откуда еси? Что еси за человек? Что имя твое?» Старец же в ответ знай повторяет, будто передразнивает: «Как еси к нам пришел? Откуда еси? Что имя твое?»

Не стал больше Феодосий допытываться, кто еси за человек. Он успокоился и сказал братии: «Не бойтеся, Бог нам послал сего старца». Игумен выделил ему келью и сам отвел его туда. Так и остался этот незнакомец в монастыре, не открываясь.

Однажды новый безвестный брат говорит игумену: «Будут к нам гости». И правда, спустя какое-то время в монастырь пришли три путника. Старец посоветовал игумену пригласить их откушать, чем Бог послал. Феодосий позвал их в трапезную. А те отвечают: «Есть, отце, у нас иные друзи нам товарищи». И тут выходят их «иные друзи» — тридцать человек всех! Столько накормить — самим голодными остаться. Но игумен, невзирая на то что братия сегодня остается без пропитания, все равно зовет гостей к столу. Сели гости, едят хлебушек монастырский. Но двое из них к угощению не притрагиваются отчего-то. Посмотрел на них старец внимательно и говорит: «Не сбудется ваш умысел, с которым вы сюда пришли». И едва он произнес эти слова, двоим постникам сделалось совсем худо. Пять дней они пролежали больными. Тогда один из них пожелал постричься здесь же в монастыре в чернецы. Феодосий не хотел его постригать. Но старец заступился за болящего: «Постриги, отче, братом нам будет». Второму же гостю, когда тот выздоровел, старец сказал: «Ступай да передай своим друзьям, чтобы с этой поры они больше не грабили и не разбойничали, оставили бы свои грехи». Так старец спас монастырь от разорения лихими людьми.

На праздник Преображения в монастырь приехал князь Константин Димитриевич — сын Димитрия Иоанновича. Игумен пригласил его обедать, а старца поставили читать вслух книгу Иова. И вот когда старец произнес первые слова, князь Константин вдруг поднялся с места своего, подошел к нему и заглянул в самое лицо. «Да ведь это Михаил, Максимов сын!» — воскликнул князь. Когда же князь уезжал из монастыря, он сказал игумену: «Вы берегите его — этот человек нам родня». Так и открылось, кто такой новый брат и как его зовут. Рюриковичем он был. Знатнейшего роду.

Спустя какое-то время приехал Константин Димитриевич опять в Клопский монастырь. Он был в печали. «Братья мои не отдают мне вотчины», — рассказал он игумену Феодосию и старцу Михаилу. «Князь, не горюй, будешь в своей вотчине, — отвечал ему Михаил, — в скором времени пришлют за тобой братья. Послужи, князь, Святой Троице, построй храм каменный, а Святая Троица за это уготовит тебе храм Божий на небесах».

Заложили храм в монастыре в день апреля 22-го 1423 года. Камня же вблизи не было — возили издали, водою. И вот как-то поднялась такая буря, что не только камень подвезти нельзя было, но и мастера не могли подняться на стену — людей сдувало с лесов, как пушинки. И стояло такое ненастье уже две недели. Мастера, чтобы не терять даром времени, решили пока уехать. Князь затужил: храм не достроен, мастера разбегаются, а у него у самого на Москве дел невпроворот. Тогда Михаил говорит ему: «Не печалься, князь. Наутро Бог даст тишину». И действительно наутро стало тихо — унялась буря. «Помолитесь Богу, — сказал Михаил мастерам — Он возводит храм незримой силой». Помолились мастера и поплыли за камнем. Быстро с попутным ветром доплыли. Но подумали, что назад-то добираться против ветра будет нелегко: попыхтеть придется на веслах. Загрузились они, вышли на стрежень и… понять ничего не могут! — опять им попутный ветер. И назад они доплыли быстро и без труда. Так куда ни поплывут — за камнем ли или груженные назад, — все по ветру. Быстро храм достроили.

А едва этот Троицкий храм был освящен, князь Константин Димитриевич получил добрую весть: отдают-таки старшие братья причитающуюся ему вотчину!

Блаженный Михаил предсказал игумену Феодосию: «Быть тебе на владычестве, и пробудешь владыкой три года». Удивился Феодосий. А спустя какое-то время заболел новгородский владыка Иоанн. И стали тогда выбирать на кафедру по жребию разных архимандритов: вначале Спасо-Хутынского монастыря Семена, а потом и Феодосию выпало владычествовать. На владычестве пробыл он аккурат три года, как предсказывал Михаил, а потом возвратился в свой монастырь.

Много чудес совершил Михаил, много верных предсказаний сделал. Один поп с именем Никифор украл панагию. Михаил ему тогда говорит: «Ума лишишься!» И точно, не стало у вороватого попа ни ума, ни памяти. Он даже забыл, куда панагию засунул. Пришел к нему в дом Михаил и велел людям раскопать золу в печи. Раскопали — и верно! — там панагия.

Стал новый владыка Евфимий докучать Клопскому монастырю поборами: то денег ему подавай, то коня монастырского вороного забрал себе. Михаил владыке сказал: «Мало поживеши. Останется все!» С тех пор владыка разболелся и скоро преставился.

Блаженный Михаил хотя и жил в монастыре, но существование его мало чем отличалось от бродячих юродивых. У него в келье не было ни постели, ни одеяла, ни хотя бы соломы на полу, как у узника в тюрьме. Спал Михаил на песке. А топил келейку конским навозом. Прожил он так сорок четыре года, питаясь единственно хлебом с водой раз в неделю!

Одну из морозных зим Михаил, будучи уже в очень почтенном возрасте, не пережил. Он хотя и занедужил крепко, все продолжал ходить на молебны. Но стоял не в самой церкви, а на дворе, у могилы давно почившего игумена Феодосия. Братия ему говорили: «Почему, Михайла, стоишь не в церкви, а на дворе?» На что блаженный отвечал: «Тут я хочу лечь!»

На Феодосиев день — 11 января — Михаил причастился и, прихватив с собою кадильницу, удалился в келью. Игумен послал ему хлеба от братской трапезы. Вошли к нему посыльные в келью и увидели — фимиам в кадильнице еще курится, а старец лежит бездыханным.

Стали братия выбирать место, где бы похоронить Михаила. А морозы стояли лютые — земля сделалась, будто камень, попробуй-ка прокопай могилу. Тогда кто-то напомнил игумену: посмотри, отче, то место, где стоял давеча Михаил и сказал: тут я хочу лечь. Посмотрели, а земля там талая, копается, что летом. Здесь, по соседству с игуменом Феодосием, Михаила и похоронили. Точный год смерти блаженного неизвестен. Предположительно это произошло где-то в 1452—1456 годы.

Память преподобному Михаилу отмечается 11 (24) января.

В юродство претворился

Василий Блаженный

Весело бежал расписной острогрудый челн по морю Хвалынскому. На раздутых парусах. До самых бортов товаром нагруженный. Довольные купцы-персияне бороды красные поглаживают, русским своим сопутникам вперед похваляются прибытком богатым. Но ведь верно говорят: тихо море, пока на берегу стоишь. Поднялась тут буря страшная. Подхватила челн, волной его бьет, парус рвет. Так закрутила, что отчаявшиеся мореплаватели уже и руль бросили и положились единственно на Божью волю. Стали они молиться. Магометане сколько ни просили своего Магомета, все нету подмоги. Тогда русские взмолились Христу: не выдай, Отче! И видят вдруг купцы: появился за кормой совершенно голый человек, стоит прямо на воде, будто царь морской. Ухватил он сильными руками готовый уже зачерпнуть воды бортом и погрузиться в пучину челн и удерживал его до тех пор, пока буря ни утихла. А тогда так же и исчез неожиданно, как появился.

Добрались купцы до своей Испагани, рассказали о том, что приключилось с ними в пути. Да никто им не верит, смеются все над ними: померещилось! — со страху и не такое привидится!

А спустя какое-то время эти самые купцы-персияне приехали по торговым делам в Москву. Вышли гости как-то прогуляться по городу. Идут дивятся на храмы златоглавые, на палаты белокаменные. И вдруг встречается им человек, на котором хоть бы какая тряпица была накинута — но ведь ровно ничего! — идет по улице, как говорится, в чем мать родила. Пригляделись персияне к нему — любопытно же! — и ахнули: это был тот самый царь морской, что спас их в бурю на море Хвалынском! Стали они расспрашивать москвичей: кто это? что за человек? Москвичи рассказали, что это известный на Москве блаженный Василий. А когда узнали, где персияне с ним прежде повстречались, засмеялись: он еще и не такое может, наш Василий! Новгород-батюшка вон горел, так он потушил его, из царевых покоев не выходя…

Блаженный Василий родился в московском пригородном селе Елохове в царствование Иоанна Васильевича III. Его родителям — Иакову и Анне — Господь долго не давал детей. И Василий был, как написано в житии, «испрошенный у Бога молитвами». А обычно, в христианской традиции, такие «вымоленные» дети посвящаются родителями Богу: чаще всего благословляются затем монашествовать. Но у «вымоленного» Василия оказался свой особый путь ко Христу.

В шестнадцать лет Василия отдали в Москву обучаться сапожному ремеслу. И здесь у него впервые проявился дар пророчествовать. Однажды в мастерскую пришел богатый торговец и заказал стачать такие сапоги, чтобы ему не сносить их, на всю жизнь чтобы хватило. Василий, услыхав слова заказчика, вначале усмехнулся да тут же и заплакал. Когда торговец ушел, мастер спросил ученика: отчего ты, Василий, вначале усмехнулся и сейчас заплакал? Василий ответил: верно, торговцу сапог не сносить, на всю жизнь хватит, да только жить-то ему ничего не осталось. И действительно, через несколько дней узнали они, что помер торговец.

У сапожника Василий после этого не долго задержался. Что именно побудило его начать юродствовать, житие определенно не сообщает: «Богодуховный Василий, Святым Духом наставляем, в юродство претворился, всегда Христа ради буйственное житие жительствоваше».

Блаженные вообще всегда были свободны от всяких этических норм. Но степень этической вольницы, до которой дошел московский Василий, кажется, не была известна юродивым даже самого фривольного поведения. Богодуховная литература именует Василия «праведным нагоходцем». Вообще-то «нагоходцами» можно назвать всех юродивых, потому что на них почти ничего не было надето. Но Василий был таковым безо всякого «почти». Он ходил буквально «не имяше бо на телесе своем ни единого рубища и стыдения не имуще, якоже первозданный прежде преступления…», то есть как Адам в раю. Причем не различая ни лета, ни зимы. На вопрос изумленных очевидцев — как же он выдерживает вовсе без одежды мороз? — Василий отвечал: «Если люта зима, то сладок рай», — и вспоминал при этом подвиг замерзших сорока севастийских мучеников.

Василий даже на иконах обычно изображен «нагоходцем». Что подтверждает отсутствие какой-либо аллегории в этом определении. Так, очевидно, и было на самом деле. Но тогда возникает несколько вопросов, на которые житие не дает ответа. Например, а как же Василий появлялся в храмах? В том числе и в главном храме Руси — в Успенском соборе? Неужели отцы-пастыри и архипастыри не придавали этому значения? Нынешние старообрядцы, заявляющие о себе как о бескомпромиссных хранителях духовных и этических ценностей «дониконовского» прошлого, костьми лягут, но не допустят в свои храмы зеваку хотя бы в рубашке с коротким рукавом. А ведь они же наравне с православными почитают Василия святым! Может быть, у них и иконы «нагоходца» висят? Впрочем, с раскольниками все ясно: они не то что Василия, Самого Христа не пустят в свои молельни, явись Он! Скажут: не по уставу одет. А интересно, как Грозный царь принимал блаженного в своих палатах? Может быть, Василий, прежде чем войти в храм или в какой-нибудь приличный дом, все-таки накидывал на себя хоть что-то? Неизвестно.

Жил Василий, по обычаю юродивых, на улице — среди бродяг, нищих, калек. В 1530 годы была построена Китайгородская стена, и Василий облюбовал себе для ночлега башню у Варварских ворот. Впрочем, он там почти не спал — большую часть ночи юродивый проводил в молитве.

Замечательная судьба у этой Варварской башни. В 1930-е годы ее снесли вместе с большей частью стены. А место, на котором она стояла, было заасфальтировано. И, казалось, башня бесследно исчезла. Но в 1970-е при строительстве под Варварской площадью подземного перехода строители наткнулись на цоколь башни, который теперь оказался много ниже последнего культурного слоя. Цоколь был реставрирован. И его может увидеть всякий: он вполне доступен для обозрения — достаточно спуститься в переход.

Этот уникальный памятник мог бы иметь для православных верующих важное сакральное значение, наряду с другими московскими святынями. Говорят, камень запоминает человеческий голос и хранит его вечно. Ученым даже удалось каким-то образом воспроизвести голоса древних египтян, сохранившиеся в памяти стен пирамид. Если это все не «научная» фантастика, то в известняковых глыбах цоколя Варварской башни непременно должны быть записаны, как на магнитной пленке, молитвы в исполнении Василия Блаженного.

В те времена вблизи Варварской башни находились так называемые бражные тюрьмы. Там содержались царевы ослушники, нарушившие высочайший указ, запрещающий устраивать в корчмах попойки во всякое время, кроме Святок и Святой недели. Так Василий приходил в эти тюрьмы и старался вразумить одержимых бесовской страстью бражников, призывал их к покаянию.

Василий вообще почитал пьянство одним из первейших бедствий рода человеческого и много поусердствовал в борьбе с ним. Он, бывало, идет по Москве, остановится вдруг у какого-нибудь дома, обнимет угол, целует его и горько плачет. Оказывается, в доме в это время шла разгульная попойка. Когда Василия спрашивали, почему он так противится пьянству, он говорил: «Ангелы скорбные стоят у сего дома и сокрушаются о грехах. А я со слезами упрашивал их молить Господа об обращении грешников». Многие московские пьяницы молитвами Василия Блаженного были избавлены от своей напасти.

Жил в Москве один вельможа, который очень уважал блаженного Василия. И Василий также любил этого человека, бывал иногда у него в гостях. Как-то юродивый пришел к своему другу в лютый мороз. А когда собрался уходить, боярин уговорил юродивого хотя бы принять от него шубу, если уж ночевать не может остаться. Василий принял дорогой дар. А шуба действительно была хороша: лиса, подбитая алым сукном! Чтобы порадовать друга, Василий сразу надел шубу и пошел в ней к себе на Варварку, будто сам боярин. Но увидели юродивого по дороге какие-то проходимцы и решили завладеть его дорогой шубой. И вот какое представление они придумали разыграть: один из них лег прямо на дорогу и прикинулся мертвым, а товарищи его взмолились к Василию помочь чем-нибудь, чтобы похоронить несчастного. Василий, конечно, сразу догадался об их лукавстве. Но, сделав вид, что ничего не понял, он снял шубу, накрыл ею мнимого умершего и, сказав многозначительно: «Лукавнущие погребаются», — пошел дальше своей дорогой. Едва он скрылся, мошенники схватили шубу, окликнули товарища, а он и не думает подниматься: лежит бездыханный — действительно умер.

Как-то ночью Василий молился на паперти Успенского собора под огромным образом Владимирской Богоматери. И вдруг ему явлено было такое чудо: от образа сошел пламень, и раздался глас, возвестивший грядущее на Москву скорое бедствие. Весть об этом быстро разнеслась по городу, и вся Москва замерла в тревожном ожидании: что-то будет?.. Тревога эта оказалась очень своевременной. Оказывается, на Русь двинулись крымские и казанские орды. Там, где шел крымский хан Махмет-Гирей, оставались лишь пепелища. Кто не успевал спрятаться, неминуемо принимал смертную муку. Но, подойдя к самой Москве, татары увидели, что русских они врасплох не застали — те вполне готовы их отразить. Тогда они не стали искушать судьбу и отступили. Так Василий Блаженный спас Москву. Это было в 1521 году, в царствование Василия Иоанновича.

Но наибольшей славы Василий Блаженный достиг в эпоху царя Иоанна Васильевича, известного под прозванием Грозного.

Однажды Василий пришел в Воздвиженский монастырь и стал усердно там молиться, причем навзрыд плакал. Все, кто видел это, недоумевали: что это Василий так молится усердно? и почему он плачет навзрыд? не беде ли какой быть? А через несколько дней в Воздвиженском монастыре начался пожар, он перекинулся за стену и едва всю Москву не опустошил. Это произошло 21 июня 1547 года.

Слава о московском блаженном Василии дошла до самого царя. И пожелал Иоанн Грозный как-то видеть юродивого. Когда Василий пришел в царские палаты, Грозный лично стал его чествовать — сам подает ему чашу с зеленым вином. Василий чашу принял из царских рук, да и выплеснул тут же за окно. Царь снова подает ему чашу, и Василий опять выплескивает вино на улицу. Царь недоумевает: что же это юродивый такое делает? почему так небрежет царевой милостью? уж не оскорбляет ли он его?! — но смиряет гнев и подносит гостю чашу в третий раз. И в третий раз Василий отправляет содержимое за окно, даже не пригубив. Ну тут уже Грозный не выдержал. Осерчал. Василий же ему говорит: «Царю, престани от гнева твоего и виждь, яко излиянием сего пития аз угасих огнь, имже в сейчас объят бе весь Новград, и потуших пожар сим». Сказал так Василий и выбежал вон из палат. Кто-то из царевых людей погнался за ним — да разве его догонишь! Василий добежал до Москвы-реки, «перешел по воде оную, яко по суху» и скрылся среди трущоб Болота.

Как ни почитал царь блаженного, он решил проверить — верно ли говорит Василий? не пустословит ли? И тогда Грозный, заметив день и час, послал в Новгород гонцов проверить слова Василия.

Приехали в Новгород гонцы — и что же они видят? Действительно был пожар! Узнали, в какой день и час он случился — все сходится! — аккурат в то самое время, когда Василий плескал вином у царя на пиру. А новгородцы вот еще что рассказывают: «Яко во время запаления града отовсюду видели нагого мужа с водоносом, заливающа пламень огненный». Когда посланцы царевы возвратились в Москву и все это рассказали Грозному, тот, как сказано в житии, «более возлюби святого и начат паче и паче имети Василия блаженна и внимати словесам его». Но история на этом не окончилась. Сколько-то времени спустя приехали в Москву какие-то новгородцы, увидели они Василия на улице и закричали: «Яко он утиши пожар города!» Ну тут уже вся Москва поняла, что наш Василий человек святой.

С Грозным царем у Василия отношения установились на удивление короткие. Как можно судить по житию, Василий волен был приходить в покои к Иоанну по своему усмотрению. Разумеется, этого никогда не могло бы произойти, если бы сам царь не пожелал. Они часто встречались, разговаривали, причем Василий нисколько не страшился — юродивые же страха не знают! — обличать Грозного за его жестокость. И царь обычно покорно ему внимал. Сколько всех душ спас Василий от царского гнева, это, наверное, только в небесной канцелярии известно!

Задумал царь Иоанн Васильевич новый дворец себе построить. И место он присмотрел — Воробьевы горы. Чтобы вся Москва видна была, как на ладони. Царь так увлекся этой идеей, что только и думал теперь день-деньской о новом дворце на Воробьевых горах.

Пришел раз Василий в Успенский собор на обедню. А там царь сидит на своем престоле Мономаховом. Притаился блаженный где-то в уголке, стал молиться, да иногда на царя поглядывать: как там Ивашка, усердно ли молится? Обедня закончилась, и царь отправился трапезничать. Пошел и Василий следом. Грозный наконец увидел его и спрашивает: «Где ты был?» — «Там же, где и ты, — ответил юродивый, — на обедне святой». — «Как же я тебя не видел?» — удивился царь. «А я тебя видел, — говорит Василий, — и видел, идеже истинно ты был еси: аще во храме святом, или аще на ином коем месте». — «Нигде я не был, как только в храме», — сказал царь. «Не суть истинни, о царю, глаголи твои сии; ибо аз видех тя тогда ходяща мыслию по Воробьевым горам и строюща дворец». Подивился который раз на прозорливость юродивого Грозный царь и еще больше стал почитать его.

Василий Блаженный оказал на Иоанна Грозного влияние поистине огромное. И, кажется, не вполне еще оцененное историками. Во всяком случае, несомненно, не без влияния Василия Блаженного Грозный стал так трепетно относиться к прочим святым блаженным провидцам, что даже порою строил свою политику с оглядкой на их мнение. Как это было в случае с псковским юродивым Николой Салосом.

Василий умер, по одним сведениям, в 1552 году, а по другим — в 1557-м. Существует легенда, будто бы перед самой кончиной блаженного его навестил Грозный с царицей Анастасией и с сыновьями — трехлетним Иоанном и новорожденным Феодором. Василий благословил царское семейство, а царевичу Феодору сказал: «Вся прародителей твоих твоя будет, и наследник будеши им». Феодор был младшим сыном. И именно ему, а не старшему Иоанну юродивый предсказал наследование престола. Так в точности и вышло: в 1581 году умер от отцовых побоев наследник Иоанн Иоаннович. А через три года после смерти Грозного на престол вступил Феодор Иоаннович.

Сам Царь Иоанн Васильевич с боярами нес умершего блаженного на кладбище. Похоронен Василий был при Троицком храме что на Рву, напротив самых Спасских ворот Кремля. Вскоре вместо старой Троицкой церкви Грозный поставил девятиглавый Покровский собор. А в 1588 году, когда появились первые сведения о чудесах, совершающихся у гроба Василия, новый царь Феодор Иоаннович велел над самой могилой блаженного устроить придел. И, таким образом, весь собор стал называться по новому приделу — Васильевским. В том же году Василий был причислен к лику святых. Со времени его кончины прошел всего тридцать один год. То есть Василий удостоился канонизации еще при жизни поколения, которое, как говорится, застало его. Это редчайший случай.

Василий был когда-то необыкновенно почитаемым в Москве святым. Ему молились все — от царя до бездомных бродяг. Но, увы, сейчас он основательно забыт. Его вспоминают чаще всего лишь по одному поводу — когда упоминают собор на Красной площади, носящий его имя. В последние лет двадцать вера снова стала занимать значительное место в жизни людей. И в эти годы нам случалось бывать во многих домах православных москвичей. Но мы не только ни у кого не встретили иконы Св. Василия Московского, но даже ни разу не слышали упоминания о нем как о помощнике и заступнике. А ведь Василий помогает во многих неприятностях. Он покровительствует плавающим и путешествующим — вспомним, как он спас купцов на море Хвалынском. Сейчас многие имеют в деревянных домах или на дачах икону «Неопалимую Купину» — верную охранительницу от губительного огня. Но не меньше оберегает от пожаров св. Василий. Другого такого огнеборца Русь, пожалуй, и не знала. А уже от винной страсти Василий первый помощник! Если какой-то не в меру пьющий человек или, скорее, близкие горького бражника хотят избавиться от напасти, надо молиться св. Василию Московскому. И не пить тогда этому заблудшему винца до смертного конца.

Всем москвичам хорошо бы дома иметь иконку с изображением Василия — землякам святой особенно покровительствует. А если придти со своими нуждами к цоколю Варварской башни да оставить записку к Василию в расщелине между камнями, которых касался сам блаженный и которые хранят в своей каменной памяти его голос, то уж этим молитвенникам отказа ни в чем не будет. Непременно поможет наш московский святой Василий Блаженный!

Память св. Василия Московского празднуется 2 (15) августа.

Житие твое, Василие, неложное и чистота нескверна, Христа ради тело твое изнурил еси постом и бдением, и мразом, и теплотою солнечною, и слотою, и дождевным облаком, и просвети лице твое, яко солнце. И ныне приходят к тебе Российстии народи и вси людие, прославляющие святое твое успение. Тем Христа Бога моли, да избавит ны от варварского пленения и междуусобныя брани и мир мирови подаст и душам нашим, велию милость.

Бог долго ждет, да больно бьет

Иоанн Московский (Большой Колпак)

В шестнадцатом веке на Руси, как ни в какой другой период, было много юродивых. Вскоре после смерти Василия Блаженного на Москве прославился юродивый Иоанн, прозванный Большим Колпаком за то, что носил на голове тяжелый металлический шеломень. Кроме того, он весь был увешан веригами и медными крестами. Именно этот московский Иоанн стал прообразом юродивого Николки в пушкинской драме «Борис Годунов». Впрочем, А. С. Пушкин немного сдвинул события во времени: когда Борис стал царем, Иоанна девять лет как уже не было в живых.

Иоанн родился в «стране Вологодской», как написано в житии. Это, очевидно, означает, что точное место его рождения неизвестно: может быть, и в самой Вологде, а возможно, где-нибудь на бескрайних просторах Вологодчины. К тому же «от киих родителей родился не вем, — пишет составитель жития, — но токмо се реку: остави отца и матерь и вся сродники и красоту мира». Блаженный вначале избрал себе самое трудное, самое изнурительное занятие — работу на соляных варницах. Причем работал он на этой добровольной каторге бесплатно. Разве, может, за краюху хлеба.

Из Вологды Иоанн перебрался в Ростов. И вот здесь-то он начал исполнять подвиг юродства. Блаженный «возложил на тело свое кресты с веригами железными и вверху главы колпак великий и тяжкий, у рук своих на перстех кольцы и перстни медные и четки деревянные в руках». В Ростове Иоанн подружился с преподобным Иринархом — будущим святым. Впоследствии Иринарх прославился как редкостный подвижник и аскет. Вне всякого сомнения он избрал этот тяжкий путь не без влияния Иоанна.

В Ростове Иоанн, однако, не остался. Он вообще никогда не жил подолгу на одном месте. Иоанн относился к редкому типу странствующего юродивого. Впрочем, в Москве он прожил больше, чем где-либо.

По первопрестольной Иоанн бродил босой и едва прикрыв наготу в самые жестокие морозы. Он открыто обличал пороки иных сограждан, невзирая на чины, будь это хоть сам царь. Иоанн действительно неоднократно встречался с Борисом Годуновым — первым боярином и, по сути, правителем Руси. Вряд ли, конечно, юродивый мог попросить Годунова зарезать мальчишек, отнявших у него копеечку, — скорее всего, это вымысел поэта. Но доподлинно известно, что Иоанн не раз увещевал Бориса быть правителем мудрым, справедливым. Он так говорил ему: «Умная голова, разбирай Божии дела; Бог долго ждет, да больно бьет». Борис выслушивал его обычно молча и покорно.

В Иконописном Подлиннике блаженный Иоанн изображается таким: «Старообразен, брада не велика, едва мало знать: главою плешив, лицом морщиноват, власы русы, назад свалилися; свита празеленная, пуговицы до подолу: в левой руке клюка, и колпак велик, ноги босы».

Как-то Иоанн пришел в соседнюю Калугу. Он целый день бегал по городу и кричал: «Железные ворота! Железные ворота!» Горожане догадались, что юродивый о чем-то их предупреждает — уж не крымчаки ли идут на них изгоном? Многие тогда на всякий случай спрятали свое имущество в каменные амбары за железными воротами. А на другой день Калуга горела. Почти весь город выгорел. Но все, что было предусмотрительно упрятано калужанами за железные ворота, благополучно сохранилось.

Умер Иоанн в Москве 3 (16) июля 1589 года. Он наперед знал время своей смерти. Блаженный пришел незадолго перед этим в церковь Покрова и попросил у протоиерея места, «где бы ему положиться». Батюшка обещал юродивому похоронить его по чести. Уладив вопрос со своим погребением, Иоанн пошел готовиться к смерти — мыться в бане. По дороге он встретил хромого, наступил ему на больную ногу, и тот исцелился. Блаженный попросил его: «Человек Божий, не скрывай исцеления, которое дал тебе Господь чрез меня. Расскажи обо всем протоиерею и служащим при Покровской церкви». Отпустив бывшего хромого благовествовать о себе, Иоанн пошел в баню и там впервые за многие годы снял с себя вериги. Затем трижды облился водой лег на скамью и сказал присутствующим: «Простите мне, братие; когда умру, отнесите к церкви Покрова Богородицы, ко гробу блаженного Василия, чтобы протоиерей с братиею похоронили мое тело». С этими словами юродивый мирно отошел ко Господу. И был похоронен в храме Покрова Пресвятой Богородицы неподалеку от гроба своего знаменитого предшественника Василия Блаженного.

В самом скором времени у могилы блаженного или по молитвам к нему стали происходить разные чудеса, исцеления, преимущественно.

Память Иоанну Московскому отмечается 3 (16) июля и 12 (25) июня.

Что вы меня гоните от берега вашего?

Другие юродивые Древней Руси

Вряд ли кто-то подсчитывал, сколько именно на Руси приходилось юродивых на условную часть населения. Но, несомненно, больше, чем где-либо мире. Прямо по пословице — не стоит село без праведника — редко в каком крупном населенном пункте нашей необъятной не было своего блаженного. Это поразительно в высшей степени — на Русь пробирались подвижники, чтобы здесь юродствовать, даже из-за границы! Значит, у себя в отечестве они по какой-то причине не могли исполнять этого подвига. Кроме упомянутого Прокопия Устюжского, приехавшего «из западных стран от латинского языка», известно, что ростовский юродивый Исидор Твердислов (ум. в 1474 г.) был родом из Пруссии, а другой ростовский же юродивый, Иоанн Власатый (ум. в 1581 г.), происхождение которого неизвестно, постоянно носил с собою и читал латинский Псалтирь — понятно, он был не русским человеком, а тоже кем-то «от латинского языка». Для чего же они шли в неведомую Московию? Что их сюда влекло? Видимо, какая-то особенно благодатная для этого подвижничества почва.

Вспомним еще некоторых известных безумствующих ради Христа.

НИКОЛА САЛОС. Один из самых знаменитых юродивых на Руси — псковский Никола Салос. Salos — по-гречески как раз и значит «блаженный». Этот подвижник особенно прославился в 1570 году, когда царь Иоанн Васильевич, заподозрив Новгород и Псков в измене, ходил отечески поучать свои северо-западные украйны. Он совершенно разорил Новгород и двинул полки на Псков. В последнюю ночь перед вступлением Грозного в Псков в городе никто не смыкал глаз, как пишет Карамзин, «все люди были в движении, ободряли друг друга или прощались с жизнью, отцы с детьми, жены с мужьями».

Когда Грозный вошел в Псков, его взору предстала такая картина: все горожане, с чадами и домочадцами, стояли возле своих дворов, а перед ними на столах были разложены постные яства, все больше хлеб да соль, — в ту пору шел Великий пост. Псковичи величали царя и так ему говорили: «Государь князь великий! Мы, верные твои подданные, с усердием и любовию предлагаем тебе хлеб-соль; а с нами и животами нашими твори волю свою: ибо все, что имеем, и мы сами твои, самодержец великий!» Так надоумил сделать земляков псковский князь Юрий Токмаков. Но на Иоанна Васильевича это особенного впечатления не произвело: не умерили царева гнева дары псковичей. Его грозный взгляд не предвещал Пскову ничего доброго. И вдруг перед царем предстал юродивый Никола: подскакал он к нему на палочке, будто верхом, и протянул кусок мяса. «Я христианин, — отвечал Иоанн Васильевич, — и не ем мяса в Великий пост». На что блаженный ему заметил: «Ты делаешь хуже: ты питаешься человеческою плотию и кровию, забывая не только пост, но и Самого Бога!»

Что было бы с любым другим человеком, скажи он Грозному такие слова, можно судить по недавним новгородским казням: там по царевой воле опричники забивали людей палицами до смерти, жгли огнем, сбрасывали с моста в Волхов, а тех, кто выплывал, били кольями, топили баграми, рубили секирами, так что вода в реке сделалась красной от крови. Так несчастные новгородцы ничего такого еще и не говорили царю! Молчали больше. Но предерзкого юродивого царь на удивление убоялся и послушался. Он дозволил своим ратным грабить лишь богатых псковичей, всех же прочих, а также церкви и монастыри велел не тревожить. Вспомним, какое влияние оказал на Грозного московский юродивый Василий. Возможно, юродивые были для Иоанна Васильевича единственно авторитетными выразителями какого-либо противного мнения.

Память блаженному Николаю Псковскому отмечается 28 февраля (12 марта).

ИАКОВ БОРОВИЧСКИЙ. В первой половине того же XVI века в земле Новгородской жил юродивый Иаков Боровичский. О его жизни никаких достоверных сведений не сохранилось. Прославился он уже после смерти.

Однажды весной жители села Боровичи на Мсте, вышедшие по русскому обычаю на берег полюбоваться ледоходом, увидели, что к их берегу прибилась льдина с домовиной. Заглянули любопытные боровичане внутрь — так и есть, покойник лежит! Мужики бегом выволокли лодку, подцепили льдину багром и потащили ее на середину реки, чтобы плыл этот незваный гость себе дальше хоть в самый Ильмень, лишь бы подальше от их села. Отпустили они льдину на стремнине, возвратились довольные к берегу, оглянулись — батюшки святы! — а льдина с домовиной опять приплыла к самым Боровичам, хотя и против течения! Опять уселись мужички в лодку, опять подцепили льдину, отволокли ее на стремнину, отпустили и провожали взглядом, пока та не скрылась из виду. Возвращаются они, выходят на берег и… глазам своим не верят! — плывет льдина против течения к их берегу! Ну тут уже мужичков раззадорило, в раж вошли православные: неужто какой-то кусок льда нам не по силам?! неужто всем миром с ним не справимся?! да сейчас мы его! Вскочили они в лодку, льдину багром ухватили, да как навалятся все на весла, только бурунчики по сторонам побежали! Поплыли они вниз по реке, подальше, чтобы никаким течением, никаким ветром больше не пригнало льдину к Боровичам. Долго плыли. И когда уже родного берега не стало видно, отпустили они льдину. И еще сколько-то смотрели ей вслед, мстительно улыбаясь. Назад возвращались долго: теперь-то против течения шли, да еще льдины встречные то и дело обходили. Едва из сил не выбились. Но, слава Богу, приплыли и тотчас разошлись по домам и свалились замертво спать. И снится им всем один и тот же сон: явился им человек в рубище нищенском, босой, назвался Иаковым и горько попенял: что вы меня гоните от берега вашего? от славного села Боровичского? я добрый был христианин при жизни, и ничего дурного никому не сделал. Вышли утром мужики на Мсту и видят: льдина с домовиною на своем месте — у самого берега, покачивается себе на волнах. Ну тогда уже они взяли покойного и перенесли в село. И часовню над ним поставили. От мощей блаженного Иакова пошли многие исцеления, и он был причислен к лику святых. Это произошло в 1544 году, всего через четыре года после его смерти. Есть ли в Русской церкви другой святой, кто бы был так скоро канонизирован?

Святой Иаков Боровичский и до сих пор очень почитается в Новгородской епархии. Память его отмечается дважды в году — 23 октября (5 ноября) и 22 мая (4 июня).

ИСИДОР ТВЕРДИСЛОВ. Если об Иакове действительно практически ничего не известно, то о жившем почти за век до него в Ростове блаженном Исидоре Твердислове известно, напротив, довольно много. Как уже говорилось, он был родом из Пруссии. Предание говорит, что он был родственником великого магистра Тевтонского ордена. Еще в юности крестившись в православие, Исидор принял подвиг юродства и, покинув родительский дом, с посохом в руке отправился в Московию. Он дошел до самого Ростова Великого и остался там жить.

Какая самая известная, хрестоматийная, ставшая героиней литературной классики, примета российского захолустного городка? Конечно же неизменная лужа на главной улице, где-нибудь поближе к центру. Была, разумеется, такая достодивность и в Ростове — прямо под окнами палат воеводы. Так вот юродивый рассудил, что самое подходящее для него место жительства в городе будет аккурат в этой луже. В известном смысле это было очень даже разумное решение: и собаки не достанут, и досужие ростовчане лишний раз не потревожат — кому это охота залезать в грязь? Исидор натаскал на середину лужи веток, всяких колышков, жердочек и соорудил там себе шалаш. Так в нем и поселился и прожил до самой своей кончины. Днем он бродил по городу, терпя насмешки, поношения, а ночью удалялся в свой шалаш, как в какой-нибудь островной скит, и молился там до утра. Что бы Исидор ни предсказывал, это всегда сбывалось. Почему народ его и прозвал Твердисловом.

Исидор прославился многими чудесами еще при жизни. Он, как и Василий Московский, однажды спас мореплавателей, попавших в жестокую бурю, оставаясь сам при этом за много верст от моря. Одним благочестивым людям, у которых только что родился сын, Исидор предсказал, что новорожденного ждет большое будущее на ниве служения Богу, и действительно, этот младенец, принявший впоследствии монашеское имя Иоасаф, спустя годы стал ростовским архиепископом. За несколько дней до смерти — в 1474 году — Исидор уединился в своей хижине и беспрерывно молился. Когда блаженный испустил дух, по городу вдруг разнеслось чудное благоухание, его почувствовали все ростовчане. Похоронили Исидора прямо в его хижине, предварительно, видимо, все-таки осушив лужу. А позже над мощами святого была сооружена церковь во имя Вознесения Господня.

Память блаженного Исидора отмечается всей Русской церковью 14 (27) мая и еще отдельно в Ярославской епархии — 23 мая (5 июня).

ГАЛАКТИОН ФЕРАПОНТСКИЙ. Мы уже говорили, что всякий юродивый приходит к своему подвигу особенным, обычно неповторимым путем. Но нам еще не встречался пример, чтобы человек начинал юродствовать по благословению духовного наставника. Значит, если бы духовный наставник нашел, что его подопечному не надо юродствовать, и не благословил бы его, тот остался бы прежним разумным, вменяемым человеком. Но, получив соответствующее благословение, он с ближайшего понедельника Христа ради обезумел.

Блаженный Галактион был иноком Ферапонтова монастыря и входил в число учеников знаменитого преподобного Мартиниана, удалившегося в обитель на покой после настоятельства в Троице-Сергиевском монастыре, но по просьбе братии вновь взявшегося игуменствовать. И вот однажды Галактион попросил своего наставника благословить его исполнять подвиг юродства. Мартиниан пошел навстречу ученику и удовлетворил его просьбу.

И здесь мы встречаемся с примером, в очередной раз подтверждающим, что юродствовать не всегда означает безумствовать. Такие примеры, впрочем, не великая редкость среди юродивых. Скажем, если юродивая Пелагея Дивеевская с точки зрения медицинских показаний была человеком безнадежно душевнобольным, то в благоразумии и редкостной мудрости блаженной Матроны Московской, напротив, не усомнился бы никогда ни один самый проницательный психиатр. Так и блаженный Галактион Ферапонтский, похоже, относился ко второму типу юродивых. Во всяком случае в кратком житии святого не приводятся какие-то очевидные его «безумствования».

Построили ферапонтские монахи как-то новую трапезную в своем монастыре. Стоят они радостные в этой трапезной всей братией, дивятся на свою работу, нахваливают ее. Галактион был тут же, со всеми. Но блаженный отнюдь не разделял всеобщий восторг. Он заметил: хороша-то она, да не долговечна будет. На другой день трапезная сгорела.

Но трапезная еще не велика потеря. В другой раз монастырь горел основательно. Пожар подступился к колокольне и стал угрожать одной из главных ценностей любого монастыря — колоколам. Бросив бороться с огнем в других местах, люди кинулись спасать колокола. Но Галактион остановил их: этому не гореть! Все уже знали, что брат Галактион напрасно говорить не будет. Как он скажет — так и станется. И действительно, колокольня в пожаре не пострадала, колокола остались целы.

Отошел ко Господу блаженный Галактион в 1506 году. Он предвидел свою кончину и предупредил об этом братию. Брат Савва, очень любивший Галактиона, сильно загоревал от предстоящей скорой с ним разлуки. Галактион сказал ему: не скорби, брат, через восемь дней увидимся. После кончины блаженного прошло восемь дней, и Савва преставился ко Господу.

Блаженный Галактион предсказывал немного. Был всегда краток и немногословен. Но все его предсказания сбывались. В частности, он сделал одно важное политическое пророчество, достойное Нострадамуса. Галактион предсказал, что сын великого князя Василия Иоанновича покорит Руси Казань. Обратим внимание, что Грозный только родится через четверть века после смерти блаженного. На Казань он выступит с оружием еще через четверть века. Но ведь покорил же! Исполнилось пророчество Галактиона!

Память св. блаженного Галактиона отмечается 12 (25) января.

ЛАВРЕНТИЙ КАЛУЖСКИЙ. На окраине Калуги находится Лаврентьевский Рождественский мужской монастырь. Называется так монастырь по имени преподобного блаженного Лаврентия, мощи которого там и почивают.

По некоторым сведениям, этот Лаврентий принадлежал к знатному боярскому роду Хитрово. В синодике рода Хитрово, находящемся в Лютиковом Троицком Перемышльском монастыре, упомянут прежде всех прочих имен Лаврентий чудотворец, инок и юродивый. Другого Лаврентия юродивого, во всяком случае в то время, не было.

В Лаврентьевском Калужском монастыре хранится список, в котором, между прочим, повествуется и о подвиге блаженного Лаврентия, спасшего в 1512 году Калугу от погибели. В тот год на город напали, как написано в древнем документе, агаряне — так в старину называли крымских татар. Храбрый калужский князь Симеон Иоаннович вышел со своими полками навстречу злым степнякам, готовый костьми лечь, но не выдать отчины любезной. Битва была исключительно жестокая. Земля гудела. Ока замутилась от пыли, поднявшейся над полем боя. Князь Симеон Иоаннович бился молодецки: куда поскачет, шлемом золотым своим посвечивая, там только головы летят агарянские. Но крымчаков было больше, чем Господь наслал саранчи на Египет. Стали они одолевать русское войско.

Тогда оставшийся в городе праведный Лаврентий возопил на всю Калугу: «Дайте мне секиру острую! Псы напали на князя Симеона! Обороню от псов его!» Дали ему тяжелый топор. Ополчился Лаврентий и, исполнившись отваги, выступил против агарян.

В это время князя Калужского со всех сторон обступили неверные. Вот-вот его стяг падет. И тут в самую гущу битвы врезался Лаврентий со своей смертоносной секирой. Как он принялся тут избивать силу татарскую: взмахнет — лежит улица! Увидели русские воины, какая им подмога подоспела, приободрились и погнали агарян. Мало кто из них тогда спасся от мечей русских харалужных. Наголову разбиты были полки поганые.

Возвратившись в Калугу, князь Симеон Иоаннович поведал всем, как помог Лаврентий одолеть им гибельное агарянское нашествие. С тех пор юродивого в Калуге стали почитать как спасителя. Князь попросил Лаврентия жить отныне в его тереме. Но если бы блаженный так и закончил свой век в княжеских палатах, в чистоте и роскоши, то и блаженным его вряд ли можно было бы почитать. Жилище блаженного — улица. В крайнем случае — убогая келья. Так и Лаврентий приходил к князю лишь ненадолго, а потом снова шел бродить по городу, юродствовать и молиться. Молиться он любил чаще всего на одном месте — на речке Яченке в двух верстах от города. На этом месте и был в середине XVI века основан монастырь, носящий имя св. блаженного Лаврентия.

Юродивый умер 10 августа 1515 года. Этот день (23 августа по н. с.) отмечается Русской церковью как память св. Лаврентия Калужского.

СИМОН ЮРЬЕВЕЦКИЙ принял подвиг очень рано, чуть ли не в самой юности. Он родился в Костромской земле в селе Братском. Его родители — Родион и Мария Шитовы — благочестивые крестьяне, воспитывали сына исключительно в духе почитания христианских ценностей и в страхе Божием. Поэтому они не препятствовали сыну еще в молодых летах оставить родной дом и удалиться исполнять тяжкий неблагодарный подвиг.

Вначале Симон уединился в дремучем лесу вблизи села Елнати. Видимо, юродствовать в это время он еще не начал, потому что юродство и отшельничество — две вещи, как говорится, несовместные. Там его однажды повстречали дровосеки. На все их расспросы Симон назвал лишь свое имя. Мужики тогда отвели Симона к местному священнику. И вот, пожалуй, с этого только времени и начинается его подвиг юродства: Симон стал ходить по домам и помогал людям во всех их нуждах, причем никогда не брал за это плату. Он зимой и летом носил единственно льняную рубаху, на ногах же, естественно, никогда ничего.

Пятнадцать лет провел Симон в Елнати. А однажды он вдруг подпоясался, да и ушел куда глаза глядят.

И пришел он, по Божиему, верно, соизволению, в городок Юрьевец-Поволжский. Там Симон очень полюбился местным жителям, потому что, имея дар врачевания, он многих в этом городе исцелил.

Кончина же его была трагичной и мученической. Привыкший заходить в Юрьевеце в любые дома без приглашения по своему усмотрению — причем чаще всего хозяева принимали это как милость Божию, — Симон однажды так же запросто явился к новому юрьевецкому воеводе, который не успел еще познакомиться с блаженным. Приняв его за бродягу, за дерзкого попрошайку, воевода приказал слугам избить незваного гостя и прогнать вон. Видимо, лакеи так старательно выслуживались, что после их побоев Симон не смог даже подняться с земли: он только попросил пригласить к нему священника и, причастившись Святых Тайн, предал душу в руки Божии. Это произошло в 1584 году. Хоронить любимого блаженного вышел весь город. Погребен Симон был в юрьевецком Богоявленском монастыре, где позже над его могилой воздвигли церковь во имя Пресвятой Богородицы Одигитрии.

Память блаженному Симону отмечается 4 (17) ноября и 10 (23) мая.

АНДРЕЙ ТОТЕМСКИЙ. Блаженный родился в 1638 году в селении Усть-Тотемском, «в пределах Вологодских». Рано похоронив родителей, он пришел в город Галич, где подвизался на послушании в Воскресенском монастыре. Живший в этом монастыре преподобный Стефан посоветовал Андрею принять на себя подвиг юродства. Молодой послушник внял совету старца. Обратим внимание, что подвижник принялся юродствовать, будто исполнять какое-то новое послушание. Посоветуй старший брат-монах ему учиться иконописи, Андрей стал бы, очевидно, богомазом, подскажи тот послушнику уединиться в лесном скиту, Андрей, может быть, прославился как великий затворник, молчальник. Но ему назначили юродствовать. И он, не раздумывая, вступил на этот путь.

В обычном облачении юродивых — в рубище — и, само собою, босиком в любое время года Андрей ходил по Вологодскому краю от монастыря к монастырю, от храма к храму, поклонялся святыням, показывал пример христианского немногостяжания, то есть нищенствовал, попросту говоря. Но обычно он всегда возвращался в Воскресенский монастырь. И лишь когда умер его духовный наставник — Стефан, — Андрей оставил навсегда обитель и ушел в Тотьму, где поселился при церкви Воскресения Христова на берегу Сухоны. Там он продолжил юродствовать.

Еще при жизни блаженный Андрей обнаруживал богоданные способности исцелять недуги. Слава об этом шла по всей Сухоне. Однажды зимой он пошел в какой-то отдаленный приход за пятьдесят верст от Тотьмы на храмовый праздник. И где-то в пути ему повстречался старшина туземного чухонского племени Ажбакай, страдавший глазами. Узнав Андрея, чухонец взмолился исцелить его, причем предлагал щедрое вознаграждение. Блаженный ничего не взял у него и убежал. Тогда Ажбакай собрал в ладони снег, на котором только что стоял Андрей, и умылся им, тщательно растер глаза. В тот же миг он исцелился — прозрел!

Предчувствуя скорую кончину, Андрей попросил позвать к нему священника: блаженный исповедался и причастился Святых Тайн. Спустя недолгое время Андрей сказал присутствующему при нем пономарю Иоанну: «Брат, пришло время разлучения души с телом». И вслед за этим блаженный тихо скончался. Это произошло 10 октября 1673 года. Блаженному Андрею Тотемскому было всего тридцать пять лет. Из них он последние десять лет юродствовал.

Похоронен был блаженный под колокольней Воскресенской церкви.

Память ему отмечается 10 (23) октября.

Примечания

1

В скобках — даты по новому стилю.