Жорж Милославский. Альтернатива

Юрий Ра, 2022

Товарищ из органов Жорж Милославский скучает на службе и мечтает вырваться из суровой действительности альтернативной истории. Тут даже кооперативов нет, крышевать некого. Он не знает, к чему приведет его прогрессорство, он не читал "Идентификацию Буратино", а посему просто живет и тянет одеяло на себя и свою Родину. Пятый роман цикла. Принимать натощак после первых четырех. Содержит нецензурную брань.

Глава 7. Лицедеи

Да, братцы! Чтоб понять возможности человека, мало слов. Это надо видеть. Я и раньше знал, что дрессировкой можно добиться многого, но, когда дрессируемый и дрессировщик стремятся к одной цели, результат впечатляет. Впрочем, я дилетант, мне актерские этюды в новинку пока, потому и ахал тихохонько, чтоб не помешать студентам. А преподаватели, оценивающие выполнение задания, находили косяки, хмурились в каких-то местах и качали головами. С другой стороны, мои ученики на тренировках по истфеху тоже кому-то казались безумными мясорубками, я всегда находил повод для недовольства и возможности для совершенствования.

Одним из требования этих этюдов было отсутствие какого-то реквизита или специальных костюмов. Молодые люди, беззвучно изображающие всяческих животных и предметы, были одеты в трико, порой весьма и весьма облегающее. Так что шутка про студенток, не прибегающих к одежде, имела право на жизнь. Мои студенты сидели отдельно от прочих и вели себя достаточно кондово, отыгрывая забайкальских актеров в погонах, временно без погон. Попытки общаться с местными студентами прерывались одним из преподавателей без моего участия.

Я вообще старался не светить. Особенно после услышанной фразы от какой-то студентки: «Вон тот молоденький, ничего так, я бы с ним позанималась актерским мастерством. Факультативно» Девушка дорогая, я бы и сам с тобой позанимался, но боюсь. Вы же актрисски все безбашенные как самоходка «Фердинанд», вы же сначала даете про… прикурить в смысле, а потом голову всё равно не включаете. Вам не положено думать, вам чувствовать надо на всё жалование актерское. Так что записочку с именем и номером телефона, незаметно подкинутую на мой стульчик, брать не стал. Чтоб я сам себе проблему на свою голову поднял? Сдвинул ногу вбок и прикрыл бумажку бедром, чтоб не видно было. А в мой карман она перекочевала сама и совершенно незаметно для хозяина кармана. Вот честное слово!

Мне было в чем-то даже труднее, чем моим — они с упавшими челюстями смотрели на этюды, а я и туда хотел смотреть, и на своих, мне было важно то, как они реагируют, как держат себя в предложенной роли. Вроде без серьезных косяков, в обморок никто не падает, матерно не выражается, всё в парадигме офицера из самодеятельности. Опять же пахнет от них естественно: парфюмом, легким перегаром и выхлопными газами от нашего ПАЗика. Заметочка на будущее: не забыть рассказать курсантам про запаховый портрет, влияющий на первое ощущение при знакомстве. Если ты пахнешь солярой, то никакой смокинг не обманет собеседника, это простыми словами говоря.

Из просмотрового зала моя группа уходила последняя. Перед этим преподаватель, не помню его имени, но с неуловимо знакомым лицом, поблагодарил нас за помощь в проведении занятия. По его словам, такое количество посторонних подхлестнуло ребят показать всё, на что они способны. Ну и пожелал нам творческих успехов, выразил надежду, что сегодняшнее занятие поможет им в дальнейшей успешной карьере на ниве служения зрителю. Эти актеры вообще ненормальные люди. Нормальные люди от обилия чужих глаз смущаются и теряются, а эти кайф ловят, кураж по-ихнему. Ну да, такое у них призвание. Чем больше людей увидит, как ты на банановой кожуре поскользнулся, тем успешнее ты как актер. Мои бойцы невидимого фронта выступают в противоположном амплуа, при этом я учу их тем же фишкам. Крайности сходятся.

Обедали или полдничали мы в приличном таком ресторане на проспекте Калинина, будущем Новом Арбате. Назывался ресторан просто и без затей «Арбат». Нас поначалу не хотели туда пускать, ориентируясь на наши кроликовые шапки, стремные болоньевые зимние куртки и драповые полуперденчики. При этом мест было еще много, вечер только начинался и томным не становился. Швейцар привычно встал в дверях грудью, и был снесен мною, по рассеянности, не заметившим препятствие. Когда, еще лежа, он начал набирать воздух в легкие, я показал ему корочку: «Успокойся, дядя. Мелиораторов в Югославию везем. Надо к культуре работяг приучать, чтоб страну там не опозорили». Инцидент был урегулирован к обоюдному удовольствию сторон: мы им не разнесли заведение, они покормили нас вкусно и питательно. В процессе поглощения пищи я продолжал наблюдать за курсантами. Только двое лоханулись и взяли в руки столовые ножи, остальные секли фишку и громко сморкались в салфетки. Естественно, в этих условиях никакого разбора полетов быть не могло, полет еще продолжался. Кстати, когда светишь ксивой, а контингент не заказывает коньяк и осетров, то и на проспекте Калинина можно покушать вкусно и недорого, по два с полтиной на брата вышло.

Вернулась в КУОС команда уже по темноте. В столовой для парней был оставлен ужин, но никто на него не пошел, то ли вымотались, то ли не хотели испортить послевкусие от неурочного полдника в ресторане. Разбор полетов Милославский назначил на завтра, у бойцов наступило долгожданное личное время. Большинство собралось в одной из комнат, кое-как разместилось по койкам, тумбочкам и на подоконнике, начался предварительный разбор:

— Парни, вот такие полевые выходы мне нравятся.

— Ага, и затарились, и покушали цивильно, и на юных актрис посмотрели.

— Ты что, только на девчонок пялился? А на парней смотрел? Те два крокодила отпадно за добычу дрались.

— Смотрел-смотрел. Я что дурак, подставляться перед этим Милославским. У него же в башке неизвестно что.

— А что тебе не нравится? Нормальный преподаватель, а заскоки, так у всех преподов наших свои заморочки.

— Только те все уже в возрасте ветераны, а этот… выскочка.

— А про этого мы ничего не знаем, он засекречен. Ты видел, он с Этушем, который заходил посмотреть, ручкался.

— А что Этуш, ну да, актер знаменитый, Карабаса-Барабаса играл. Так там все актеры небось.

— Дурень, у них Этуш ректор института. Это генеральская должность.

— Да, и здесь он с Головым вась-вась.

— Может сынок чей-то?

— И поэтому уделал на сходке троих диверсантов. Или они поддались?

— Кстати, кто-то засек, почему он с нами в КУОС не поехал?

— Не, а ты что, что-то интересное узнал?

— Его студентка закадрила. Или он её.

— Да ладно, он же нас всё время пас.

— Точно говорю, они на просмотре записочками обменивались.

— Может конспиративная встреча была с информатором? А ты спалил.

— Ну да, а для пущей конспирации нас взяли, чтоб незаметнее было. Чуть не двадцать оперативников проползли по улице и не спалились при передаче секретной информации.

— Точно! Он сейчас её допрашивает. Возможно, с применением спец.методов.

— Молчи, Сухоруков, ты сегодня тоже кого-то допрашивал. Я всё ждал, когда Милославский вмешается и отзовет тебя с задания.

— А чего ему вмешиваться?

— Ну чисто кайф обломать. Такая у начальства природа — жизнь человеку портить. А уж этот молодой да ранний тот еще кайфоломщик.

— Это ты ему кистень простить не можешь. Вернее, тот факт, что побоялся против него выйти.

— И правильно сделал. Я точно говорю, это же тот самый Милославский, который несколько команд по истфеху подготовил, чуть не все чемпионы его ученики. Он с холодным оружием непроходим как бурелом зимой.

— А что, летом по бурелому легче идти?

— Зимой земля всё намертво держит, летом какие-то стволы еще подаются, а зимой как монолит.

— Вы как хотите, а по-моему, нас правильным вещам учат. И сегодня хорошо вышли.

— Коллеги, а кто-то узнал, сколько ему лет на самом деле?

— Узнал один такой. Закрытая информация, он же сказал.

Да, я признаю, что повел себя ветрено и по-мальчишески, поддавшись непонятному порыву молодого тела. Или тот порыв вполне объясним как раз потребностями молодого организма? Прикинув, что занятия в институтах давно закончились, времени на дорогу тоже достаточно прошло, я позвонил прямо из ресторана, в который вернулся, выпроводив курсантов и загрузив их в автобус. Сами доедут, не маленькие. А не доедут — будем считать это еще одним испытанием.

— Алло, могу ли я услышать Жанну?

— А кто её спрашивает?

— Скажите, тот самый молодой человек, у которого хромает актерское мастерство.

— А имя у этого молодого человека есть?

— Жорж.

— Ждите, Жорж. Сейчас позову.

— Алло — вот теперь на той стороне звенящий девичий голос. А не тот надтреснутый, каким обычно говорят в кино персонажи Фаины Раневской. — ты издеваешься?

— Вот сейчас не осознал причину наезда.

— Мстишь за моё имя? Я на самом деле Жанна, как ты мог убедиться. Как тебя на самом деле зовут?

— Вы с Этушем как сговорились. Сначала он не верил, теперь ты. Неужели Жорж в стране Советов такое матерное имя?

— А ты знаком с нашим Карабасом? Точно, вы же за руку здоровались. Я думала, он просто из вежливости.

— Так что, когда ты планируешь заниматься со мной актерским мастерством? Факультативно.

— Да хорош уже подкалывать. Я думала, меня не слышно. А ты сейчас где?

— В «Арбате». А то так кушать хотелось, что не смог отказать себе.

— Вы там все?

— Нет, все в гостиницу уехали, а я тут пока остался.

— Хочешь, чтоб я тебе Москву показала?

— Да тут смотреть особо нечего акромя театров. Но театр у меня сегодня почти что был.

— То есть ты не первый раз в Москве.

— Да у меня тут квартира, вообще-то.

— Погоди, а говорили, что самодеятельный театр из Уфы.

— Из Читы. Только нюанс — из Дома офицеров. А офицер птица перелетная.

— И что, ты из Москвы в Читу? Это вообще где, Чита?

— Это секретная информация, я не могу её разглашать по телефону.

— Зачетный подкат, Жорж! Секретная инфа про Читу, могу рассказать только лично. Ты продержишься в Арбате полчаса? Не выгонят?

— Тридцать минут или женские полчаса?

— Блиныч, ты же военный! У вас полчаса через тридцать минут кончаются… Ладно, через сорок минут приду.

В старом шестиэтажном доме в Малом Васильевском переулке пританцовывала от нетерпения студентка Щукинского училища Жанна как третьеклассница, а за ней с осуждением наблюдала её мама с хорошей осанкой и прокуренным голосом.

— Это ты в честь того юноши так стремительно изменила свои планы? Что за спешка?

— Он у меня военный, красивый, здоровенный! — наполовину пропело, а наполовину пропыхтело дитя, натягивая колготки поверх колготок.

— Фу! Какой-нибудь танкист или пехотинец?

— Не угадала! Он из труппы самодеятельного офицерского театра, их Карабас к нам приводил на этюды учиться мастерству у самых талантливых студентов училища. Сказал, ему не стыдно показать лучших из лучших.

— Вот это ты врешь! Не мог Владимир Абрамович такое сказать. Чтобы он похвалил авансом, небо должно упасть на землю. У вас небо не падало? И где этот офицерский театр, которому взялся помогать ваш ректор? На Фрунзенской набережной в доме со звездой?

— Где-то в Чите. Жорж клялся рассказать и показать на карте, где находится Чита, но не по телефону.

— Да, дочка. Это очень интересное место. А ты ничего ему взамен показать не обещала?

— Мама, от твоих намеков веет пошлостью! Советские офицеры, они такие галантные и утонченные.

— Ага, особенно танкисты, особенно в Чите. Папе расскажешь потом, он посмеется от души. А сама ты сейчас куда собралась? Не в Читу часом? И, я надеюсь, не в гостиницу для артистов в погонах?

— Жорж меня ждет в «Арбате».

— Скажи-ка на милость, их в «Арбат» начали пускать? Он такой старый?

— Молоденький-молоденький. Лейтенант, наверное. Здоровенный такой, как шкаф. И с гагаринской улыбкой.

— Ты что, влюбилась что ли? Лейтенант из самодеятельного театра в «Арбате». Из Читы.

— Почему из Читы, у него квартира в Москве.

— Это он так сказал? Он еще и врет как сивый мерин. И к этому человеку на свидание собирается моя дочь!

— Уже собралась, мама! Я побежала!

— Шагом! Я сказала, шагом девушки ходят на свидания.

Время, обозначенное Жанной как момент сопряжения наших судеб на этот вечер подходило, а я только сейчас понял, что нами никак не оговорен технический момент. Мобильников нет (вот прямо то, чего больше всего в жизни не хватает), а ресторан очень большой, несколько залов, два этажа… Придется встречать даму лично около входа, надеюсь он тут один. Позвал официанта, велел перенакрыть столик наново на две персоны, заказал игристое в ведерке со льдом, открывать не позволил. Неожиданно в меню оказалось итальянское просекко, респект заведению! Дал сразу пятерку, так сказать, для знакомства и пошел к выходу.

Швейцар был тот же, он слегка вздрогнул, когда увидел меня в метре от себя.

— Нормально всё, дядя. У меня рабочий день кончился, я теперь просто посетитель.

— Понял сейчас. А тогда не понял.

— Про меня кому рассказал?

— Никому — и глаза такие честные.

— Администратору, бармену, проституткам?

— Проституткам не говорил.

— Вот и ладно. Правильно сделал, коллег подставлять не надо, тебе с ними еще работать и работать. Ты не против, я на крылечке девушку подожду? А потом мы сюда.

— Да, конечно. Я что ж не понимаю, у вас тоже личное время должно быть.

— В точку, уважаемый! В самую точку! До отбоя у меня личное время.

Выйдя на улицу, я понял, что слегка погорячился. Но тут ситуация такая, что в фойе ждать бесполезно, не всех пускают по вечерам в московские рестораны, не факт, что моя новая знакомая из тех, кто вхож сюда. А кричать через стекло, мол меня ждут внутри — тот еще вариант. Рядом десяток таких, кричащих то же самое, стоит. Сверил часы, должна уже подойти, если не соврала. Потому как еще пять минут, и я дам дуба.

Давать дуба не пришлось, Жанна вынырнула из сумрака как подводная лодка из морской пучины.

— Привет! Я замерз как цуцик, пошли в зал скорее.

— Где ваши манеры, Жорж?

— Замерзли и втянулись в организм как… как голова испуганной черепахи. Пошли уже!

В зале мои манеры потихоньку набухли и к нашему столику девушку подвел уже галантный кавалер с замашками столичного гусара. Я даже отодвинул стул, а потом вернул его на положенное место уже вместе с юной попкой девушки Жанны. Очень удачно подскочил официант с ведерком, из которого торчала характерная бутылка с несорванной фольгой. Или труженик отрасли услуг впечатлился авансом, или посетителей было мало еще. А скорее всего, он уже знал мой статус представителя кровавой гэбни на отдыхе. Да еще такой представитель, который их швейцаров по полу валяет.

— Жорж, ты решил меня сразу взять в оборот, к чему эти шаблоны и шампанское в ведерке?

— Я его люблю. Люблю доставать бутылку изо льда и смотреть как запотевает стекло. Люблю слушать, как поёт тонкий бокал, отвечая пузырькам, прыгающим вверх со дна. Люблю вкус сухого игристого. Так что, если ты не любишь шампанское, я выпью его один. Всю бутылку.

— Странный ты. Признался в любви бокалу вина, обиделся, что я тебя заподозрила в попытке моего совращения. Мама не так себе представляет актеров из Читинского дома офицеров.

— Ну тогда я отвечу ей той же монетой.

— Ну-ка, попробуй.

— Твоё «попробуй» звучит как вызов. Твоя мама слегка облагороженный вариант Фаины Раневской. Худая как палка курильщица, пошлячка и матерщинница.

— Ты победил. Твой портрет ближе к истине, чем её представление о тебе. Как определил?

— По голосу. Ну и время прибытия говорит, что ты где-то неподалеку проживаешь. Значит родители или из профессуры, или из бомонда. Профессорские жены обычно тихи как украинская ночь, значит мама поэтесса или актриса на пенсии.

— Почти угадал. А ты сам из какой семьи? И вообще, как тебя сюда пустили? Ты из мажоров? Давай колись, кто папа?

— Папа шахтер, мама бухгалтер. Главный бухгалтер. Я вот лицедействую потихоньку. А попал сюда просто — повалил на пол швейцара и вошел. Кто меня такого молодого красивого остановит?

— А фамилия твоя…

— Фамилия моя слишком известная, чтоб называть её. Но тебе скажу: Жорж Милославский собственной персоной.

— Ой, не могу! Ты клоун, а не актер. Милославский, скажешь тоже!

— Тише ты, услышат. Я не готов раскрывать всем своё инкогнито.

— Мама была права, ты врешь как сивый мерин. Ведь ни слова правды еще не сказал.

— Ну да, один раз соврал. Про папу.

— И кто у нас папа?

— Главный ревизор, работает в угольной отрасли работает. Но так-то шахтер, раз угольщик.

— А фамилия?

— Этуш тоже не сразу поверил, я ему удостоверение под нос, а он кричит, что достали со своими шуточками.

— Ну ты прикинь, он играл в комедии «Иван Васильевич меняет профессию» обворованного Шпака, а тут ты приходишь и представляешься: Жорж Милославский. Ну кто поверит-то? У него друзья актеры, они спят и видят, как бы кого-нибудь из своих разыграть. А ты такой: Жорж Милославский. Ха-ха-ха!

— Всё встало на свои места, Жанна. Я как-то подзабыл про этот момент. Про Карабаса-Барабаса помнил, а про Шпака нет. Еще и его со шпаком сравнил.

— С каким шпаком?

— До революции это презрительное наименование всех статских со стороны военных.

— Так он шпак по сути?

— Нет, он войну закончил старлеем, комиссован по ранению, орденоносец.

— Ух ты, не знала. Жорж, у тебя для военного очень грамотная речь и обширный словарный запас. Ты точно офицер?

— Точнее не бывает. Я советский офицер.

— А сколько тебе лет?

— Жанна, я же не спрашиваю, сколько тебе.

— Женщин о таком не спрашивают. Надо бы знать.

— Хорошо, не буду. Так тебе наливать?

Сорвав фольгу и расплетя проволоку, я аккуратно выпустил пробку из горлышка, она оказалась настоящей. Надеюсь, и вино настоящее.

— О! Пробка настоящая! Плюсик этому ресторану. Жанна, сейчас мы будем пить традиционное итальянское игристое вино из области Венетто, коей управляет город Венеция, один из прекраснейших городов мира. Просекко обладает легким цветочным привкусом и не кислит, как всякая прочая мочевина, гордо именуемая Советским шампанским.

— Уже наливай, хорош трепаться. А вообще ресторан центровой. Стараются марку держать.

— Тогда может и по меню сориентируешь? Что-то тут готовят лучше, чем везде?

— Мы сюда не наедаться приходим, а потусить. Так что не подскажу. И вообще, ты тут только что ел. Заказывай легкие закуски и баста. Хорош про еду уже. Тут живую музыку играют. То джаз, то Запад перепевают, нормально отвиснуть можно.