Грибной царь

Юрий Поляков, 2005

Муж, успешный в бизнесе, притягивает к себе внимание не только конкурентов, но и всех окружающих женщин. Может быть, именно поэтому брак, основанный на взаимной любви, так безнадежно рушится. Но разве только брак? Компаньон и давний приятель совершает за его спиной маленькие подлости. Дочь не желает видеть заведшего отдельную жизнь отца. Юную любовницу больше всего интересует собственное отражение в зеркале. А мать предлагает встретиться лишь тогда, когда нуждается в материальной поддержке. Все хотят от него одного – денег…

11

На улице было солнечно. Михаил Дмитриевич остановился, поглядел на свежее утреннее светило, поднявшееся над облезлыми крышами, глубоко вдохнул предосенний воздух, веющий горькими ароматами едва начавшегося лиственного тления, и ощутил в теле, вопреки всему, внезапное, необъяснимое и бескорыстное погодное счастье. А в душе, несмотря на грозные предупреждения Сергея Ивановича, возникла веселая неколебимая уверенность в скорейшей обратимости телесных недугов, если только прямо с сегодняшнего дня начать жить правильно, бережно, бодро, выполняя советы доктора. Но тут он вспомнил про слежку, про свою непростительную чеченскую глупость и снова сердечно расстроился.

Алипанов еще не появлялся.

«Наверное, не может найти!» — подумал Свирельников и присел на лавочку возле большой клумбы, неравномерно заросшей мелкими, явно высаженными сиреневыми астрами и самостоятельными сорняками.

Спецполиклиника скрывалась в переулке, коленчато соединяющем Маросейку с Мясницкой. Мало кто знал, что, нырнув в неприметную подворотню, можно очутиться в обширном внутреннем дворе старинной допожарной московской усадьбы, спрятанной вовнутрь квартала. От большого бело-желтого барского дома с колоннами в обе стороны полукругом простирались пристройки, где когда-то, наверное, были людская, каретный сарай и прочие дворянские подсобья. Теперь же там располагались не уместившиеся в главном здании рентгеновский кабинет, физиотерапия, архив и кое-что еще. Свирельникову этот старинный дом напоминал огромного человека, раскинувшего руки, чтобы отгородить, уберечь свое исконное имение от уничтожающего напора новых времен.

В советские годы Михаил Дмитриевич частенько, особенно перед праздниками, бегал по этому переулку, тогда называвшемуся Большим Комсомольским, от метро «Площадь Ногина» к распределителю, который притаился во дворе спецстоловой для старых большевиков. «Святой человек» снабжал Тоню особыми талончиками с печатью. По ним можно было купить «авоську» — пакет с головокружительным советским дефицитом: севрюгой, семгой, икрой, сырокопченой колбасой, карбонатом и прочими вкусностями, которых никогда не бывало в магазинах, но которые непременно оказывались перед праздниками почти в любом московском холодильнике. Казалось, в каждой семье имеется свой, пусть даже совсем незнаменитый, Красный Эвалд, и ему от Советской власти полагаются посмертные жертвоприношения в виде редкостной снеди.

Стоя в небольшой очереди, Михаил Дмитриевич всякий раз поражался обилию в распределителе бодрых интеллигентных большевицких вдов, отлично друг друга знавших и громко разговаривавших промеж собой с той неистребимой местечковой жизнерадостностью, которую не выбили из них ни ответственное величие 20-х — 30-х, ни лагеря 40-х — 50-х, ни последующая долгая московская старость с непременными мхатовскими премьерами и третьяковскими вернисажами…

Алипанов, как и положено бывшему оперу, подошел незаметно, сзади, положил на плечи Свирельникову тяжелые ладони и тихо произнес:

— Не шевелитесь! Мы все про вас знаем!

Директор «Сантехуюта» испуганно вздрогнул, почувствовав на мгновенье в сердце болезненную беспомощность, и разозлился. Он дождался, пока Алипанов усядется рядом, вынул из кейса пакет с деньгами и молча отдал. Альберт Раисович, не пересчитывая, убрал его в боковой карман, спросив только:

— Как договаривались?

— Я-то — как договаривались. А вот ты — не как договаривались! — плаксиво ответил Свирельников.

— Фетюгин нажаловался? Ну, ничего страшного. Пришлось надавить…

— Я не об этом!

— А о чем?

— Ты же обещал, что никто никогда не докопается!

— А разве он кому-то пожаловался?

— Никому он не жаловался. Я — про больницу!

— Про какую больницу? Эту, что ли? — Опер кивнул на дом с колоннами.

— Нет, про другую!

— Ну, так там все в порядке. Министром назначили.

— Кого?

— Догадайся с трех раз — кого! — начал злиться Алипанов.

— Тогда почему за мной следят?

— А с чего ты взял, что за тобой следят? Пил вчера?

— Ну и что?

— Так, ничего…

— Нет, мне не кажется! Сначала я возле отеля заметил…

— Возле какого отеля?

— На Патриарших.

— А что ты там делал?

— Отдыхал. Потом смотрю: те же самые «жигули» возле моего дома…

— Та-ак! С этого места подробнее, пожалуйста! Номер машины запомнил?

— Нет.

— Как они выглядели?

— Серые. Старая «копейка».

— Водителя рассмотрел?

— Рассмотрел: молодой, бритоголовый, в красной ветровке.

— В красной?

— В красной. Он хотел даже в мой подъезд зайти, но консьержка не пустила. Сказала, милицию вызовет.

— Неужели есть еще такие консьержки?

— Есть. А он ответил, что сам оттуда.

— Да ну? И «мурку» показал?

— Что?

— Удостоверение.

— Нет.

— Ясно. А что ты в отеле делал?

— С Веселкиным мирился. Он от «Филипаласа» отказался.

— Да ты что! А почему?

— Понял, наверное, что все равно проиграет.

— С девушками гуляли?

— С девушками.

— Девушек кто заказывал?

— Он.

— А расплачивался?

— Я.

— Полностью расплатился?

— Полностью. Даже за вредность добавил.

— Во как! Можешь узнать, по какому телефону он их вызывал?

— Могу.

— Узнай!

— Зачем?

— На всякий случай. Похоже: расписание твое изучают, маршруты отслеживают, прикидывают…

— Что прикидывают?

— А кто ж знает? Может, тебя в разработку взяли, а может, просто грабануть хотят. Или грохнуть. Прикидывают, где удобнее… — Алипанов улыбнулся, нацелил на Свирельникова указательный палец, звонко щелкнув при этом большим и средним.

— За что? — Михаил Дмитриевич почувствовал, как сердце мягко споткнулось обо что-то в груди и несколько мгновений вообще отсутствовало на своем жизненном посту.

— Значит, есть за что!

— Ты так спокойно про это говоришь…

— Да подожди ты! Я пошутил. Может, это и не то совсем…

— А что?

— Что угодно. Например, тебя с кем-то могли перепутать. Ошиблись…

— Ага, и замочат по ошибке!

— Не допустим!

— А если не перепутали?

— Если не перепутали, значит, тебя в самом деле пасут.

— Кто?

— Будем выяснять.

— Из-за чего?

— Да мало ли из-за чего. Жена могла нанять. Ты с Антониной развелся?

— Нет еще…

— Вот, пожалуйста: соберет на тебя компромат и обует в суде за моральный ущерб по полной программе!

— Нет! Я ее знаю. Она на такое не способна!

— Запомни, Михаил Дмитриевич, бывшие жены способны на все!

— Исключено!

— Ладно — исключаем. Веселкин мог нанять?

— Вовико? Раньше, наверное, мог. А теперь зачем?

Я же русским языком объяснил: от «Филей» он отказался! Мы с ним вчера…

— Ладно, успокойся! Ты что сегодня такой нервный? Не выспался?

— И не выспался тоже. Ты уверен, что с больницей это не связано?

— Точно. И вообще советую тебе забыть о больнице! А то накаркаешь! Я внятен?

— Внятен. Тогда кто за мной следит?

— Дай мне времени хотя бы до вечера. Ты, кстати, тоже подумай, повспоминай: может, обидел кого или не поделился по-честному? По телефону никаких угроз не было? Не обязательно вчера-позавчера. Месяц назад, полгода назад, год…

— Нет.

— Обычно сначала предупреждают или ставят условия. Деловые люди просто так не убивают. Ну, не мне тебе объяснять. К чужим женам не приставал? За это тоже могут!

— Не-ет… В последнее время нет…

— Ладно, будем думать-соображать. Если сам что-нибудь вспомнишь, звони. Только слов плохих по телефону не говори! Говори намеками — пойму. Я читал, что каждое сказанное слово улетает в космос и там вращается…

— Мысли, между прочим, тоже!

— Да ты что! Ну, тогда — всем звездец!

— Почему? Есть же порядочные люди!

— В делах, может, и есть, а в мыслях нет. Ладно, вечером встретимся, все обсудим, заодно и мой гонорар обговорим.

— А может…

— В милицию заявить? Попробуй! Думаешь, они тобой бесплатно заниматься будут?

— Нет, конечно, но все-таки… специалисты…

— Михаил Дмитриевич, ты что-то сегодня совсем плохой! Мы были специалисты! Мы! Поэтому нас всех и разогнали. А тем, кто сейчас там работает, на тебя наплевать! Но платить придется много, потому что им еще с начальством надо делиться. А я — один. Так что со мной надежнее и дешевле! Я внятен?

— Нет, я хотел… Ты меня сбил… Может, мне лучше дома отсидеться?

— Даже если тебя и заказали, в чем я глубоко сомневаюсь, киллер пока лишь на первом этапе. Ведь ты пойми: тебя не просто надо убить, тебя надо так убить, чтобы никто не докопался ни до заказчика, ни до исполнителей. А такие ликвидации за один день не готовятся. Ты точно эти «жигули» только сегодня увидел?

— Ну, может, вчера вечером… Не помню…

— Тогда сегодня живи спокойно! — Алипанов поднялся с лавочки и с хрустом расправил плечи. — Я выйду первым. Потом ты. Если он там, веди себя как можно спокойнее! Подай знак. Незаметно. Понял?

— А может, мне все-таки дома отсидеться?

— На людях-то безопаснее, Михаил Дмитриевич, ты мне верь! Если «жигуль» снова появится, постарайся запомнить номер!

— Да уж постараюсь…

Свирельников выждал, покуда бывший опер скроется из глаз, и двинулся следом. Войдя в подворотню, еще сохранившую сырую ночную прохладу, он остановился и закурил. Первая затяжка была удушливо-омерзительна, словно сигарета набита не табаком, а пластмассовыми опилками, но потом подоспела головокружительная, тошнотворная легкость, которая на несколько мгновений примиряет с самой паскудной жизнью.

Серых «жигулей» в переулке не оказалось. На противоположной стороне, возле пиццерии, стоял Алипанов и вопросительно смотрел на директора «Сантехуюта». Свирельников в огорчении широко развел руками. Альберт Раисович осуждающе покачал головой и решительно зашагал в сторону Мясницкой.

Михаил Дмитриевич, вздохнув, сел в машину.

— Куда едем? — робко осведомился шофер.

— К следователю.

— Куда в прошлый раз ездили?

— Туда!