Нераскрытое преступление 1984 года

Юрий Михайлов

Повесть «Нераскрытое преступление 1984 года» пролежала в столе 30 лет… Не хотели печатать, тогда подобного в стране не могло быть по определению. Намекали: надо переписать, большие люди – слишком узнаваемы. В 90-е годы прошлого столетия – уже никого не удивишь такой смешной коррупцией, о которой говорится в повести. Бесспорно и то, что у молодого журналиста маловато жизненного опыта… И всё-таки одно, главное, в повести бесспорно: она правдивая, почти документальная.

Глава пятая

Машину полковник сразу же отпустил и направился к центральной аллеи кладбища.

— Вот здесь чуток посидим, — сказал он, останавливаясь у памятника солдатам. — Помянем ребят.

Сели на лавочку, закурили. Он достал узкую фляжку с коньяком. Отпили армянского по несколько глотков.

— Ты… Вы странный какой-то, газетчик. Молчишь все больше. Ну, да это ваше дело. Вы будете писать о Геннадии? Только не надо писать в наш ведомственный журнал, — сказал Кузьмин. — Я понимаю, вам неудобно в своей газете печататься. Во-первых, друг, во-вторых, сложности появились с фактом его смерти. Но и в журнал тогда не надо. Не поймут там, дополнительными проверками замучают. Ведь они каждый подготовленный материал перед печатанием в управление присылают. И начинается перестраховка: как бы чего не вышло. С одной стороны, хорошо, что о нас вроде бы вспомнили, а с другой — лишние хлопоты.

— У них есть сильные журналисты, — сказал я.

— Наверное. Читаем иногда. Но, по правде говоря, нам не встречались. Значит, не везло нам.

— Вот и сейчас не повезло, — усмехнулся я. — Честно говоря, пока сам не знаю, что делать…

— Вообще ничего не пиши. Можно на «ты»? — Я кивнул. — Ты, Андрей, приехал к другу. Ты отдал ему должное. Тебе тяжело. Знаю по себе, хотя я с Геннадием прослужил лишь год. Я однажды послал к нему провинившегося офицера. Для воспитательной беседы. И забыл об этом. Забегаю к замполиту через полчаса взять справку для селекторного совещания. Остолбенел, когда увидел, как он с этим провинившимся сидит, в шахматы играет. Засверкал я глазами, ноздри раздул. А он спокойно так говорит: «Вот тебе мат, Иванов. И серьезно подумай, о чем мы с тобой говорили. А сейчас — свободен». «Что это значит, замполит?», — спрашиваю, как только офицер вышел. «Воспитательная беседа, — смеется Геннадий. — Не волнуйся, Трофим Кузьмич, все, что нужно, он получил, думаю, понял. А в шахматы он классно играет».

Вспылил я, закричал на Петрова. Он выслушал, говорит:

— Вот если с ним еще раз повторится подобное, то накажете меня. И не надо кричать. Он с норовом, не смотрите, что молодой специалист. Физико-технический факультет университета окончил с отличием, мог бы в КБ на космос работать. Но пошел в милицию. Потому что убежден: его место здесь, с нами. Простите за высокопарность, но он пришел в милицию бороться с социальным недугом нашего общества. А на занятия он опоздал потому, что у сына ветрянка, а жена в школе не могла сорвать урок.

Помолчали. Потом Кузьмин сказал:

— Пойдем к Геннадию…

Прошли тропинкой возле гранитных плит и лестницы, ведущей на возвышение, к стеле. Вышли на боковую дорожку, по обе стороны ее — недавние захоронения. Часть могил просела.

Подходим к совсем свежему могильному холмику. Венки прислонены к штакетнику. На ней — черная гранитная плита: «Капитан милиции Петров Геннадий Николаевич». Дата рождения и смерти. Ниже: «От сотрудников Ленинского РОВД, родителей, жены и детей. Память о тебе навсегда останется в наших сердцах».

Обошли памятник, на боковой стенке успел прочитать: «Хозо УВД».

— Маркин пробил в хозяйственном отделе УВД, — сказал Кузьмин. — Заготовили дюралевую стелу, но не понадобилась, стоит в райотделе. Через пару недель земля чуточку осядет, тогда придем еще раз и приведем могилу в полный порядок. Надо дёрна нарезать, цветы посадить. Я все-таки думаю, что будем еще сюда молодых ребят приводить. Пусть постоят, подумают, как надо жить.

— А Фетров? — спросил я.

— Что Фетров? Это уж, простите, не его дело. Да он и знать не будет…

Конец ознакомительного фрагмента.